Местные сидельцы у меня здесь что-то типа пациентов. Не возражают, даже очень рады, ибо кто откажется поправить здоровье на дармовщинку. Потихоньку избавляю их от разных хворей. Двоих от туберкулеза излечил, одного от хронического триппера, у трех сидельцев обнаружилась бронхиальная астма, справился и с этой бедой. А камней и прочих конкрементов практически у каждого обнаружилось аж по нескольку штук. Немудрено, вода в здешних краях перенасыщена окислами и солями железа и кальция, вот и откладывается всякая гадость в почках, желчном пузыре, мочевыводящих путях и прочих подобных местах. А еще страшный бич этого времени гельминты, иными словами, глисты. Для избавления соседей, иже с ними охрану и прочих сотрудников тюрьмы от этой гадости пришлось просить Третьякову, чтобы привезла во время очередного своего визита мешок с травами по списку и мои химические прибамбасы. Благо начальник тюрьмы штабс-капитан Овчинников не имел ничего против. Этот добрый человек даже выделил для изготовления лекарственных препаратов целую пустующую камеру. Заключенных немного, а тюрьма построена, что называется, на перспективу, так что свободных помещений хватает.

Едва ли не каждый день меня вызывали на допрос. Сначала местные следователи, а по прибытии по мою душу столичной комиссии, мной занимался исключительно полковник имперской жандармерии, представившийся Сухоруковым Вениамином Игнатьевичем. Меня, как я ожидал, не отправили в столицу, поскольку по законам государства российского все следственные и судебные мероприятия должны проводиться там, где имел место сам факт преступного деяния. Это здорово, ибо снабжать домашними харчами меня там не позволили бы даже за крупную взятку. При мысли о столичной тюряге в голове невольно возникали навязчивые мотив и слова крайне популярной среди широких слоев населения на моей первой родине песни:

Владимирский централ, ветер северный

Этапом из Твери, зла немерено

Лежит на сердце тяжкий груз

Владимирский централ, ветер северный

Хотя я банковал, жизнь разменяна

Но не «очко» обычно губит

А к одиннадцати — туз!..

Что-то меня снова на стихи потянуло.

Сказал бы кто-нибудь мне в той прошлой жизни, что попаду в другую Россию и стану чародеем, я бы лишь рассмеялся ему в лицо и посоветовал писать фантастические книжки. Однако факт остается фактом, оказался в иной земной реальности, более того, из-за вопиющего социального неравенства угодил за решетку, в общем-то, ни за что. Печально, но факт. Одно жаль — не зашиб до смерти этих двух оболтусов-офицериков. Плевать на кучера, он человек подневольный, приказали — сделал. А вот, знай я, чем закончится моя встреча с высокородными, ухайдокал бы, не задумываясь — двадцать лет или пожизненная каторга для меня неактуально. Смертная казнь здесь применяется только к армейским преступникам, да и то лишь в военное время. Весь прочий криминальный элемент, отправляется в места весьма и весьма отдаленные и очень неуютные в климатическом плане. С Сибирью, Дальним Востоком, Сахалином или Аляской все понятно, но благословенная в прежней моей реальности Калифорния в этой — тот еще медвежий угол и оказаться на тамошних хлопковых плантациях или золотоносных приисках мне бы не хотелось.

Я не очень понимал, чего именно добивался от меня столичный следователь, но к концу первой недели нашего общения этот нудный тип сидел у меня в печёнках. В конечном итоге я хлопнул ладонью по столу и в категорической форме потребовал, закончить все эти издевательства:

— Коль считаете меня виноватым, полковник, передавайте дело в суд! Не вижу более смысла отвечать ежедневно на одни и те же дурацкие вопросы.

На что столичный жандарм лишь кисло улыбнулся.

— Вы, Андрей Драгомирович, даже представить себе не можете, с каким бы удовольствием я это сделал. Лично мне бессмысленное сидение в дыре под названием Боровеск надоело хуже горькой редьки. Однако моим планам побыстрее выбраться отсюда препятствуют брожения в умах высшего здешнего начальства.

— Не понял. При чем тут местное начальство и я?

— А вот и при том. Ваша опекунша Василиса Егоровна выдвинула их женам довольно серьезный ультиматум, мол, если вас отправят на каторгу, ноги её с этих местах более не будет. А это значит… ну вы сами, человек неглупый, понимаете, что означает для женщины потеря возможности выглядеть молодо. Уверяю вас, что касаемо моего задания, всё давно оформлено самым должным образом. Двадцать два года каторжных работ вам обеспечены. Поздравляю, у вас отличный адвокат, скостит лет пять, может быть и все семь. Вам впаяют пятнадцать-семнадцать годков, тоже неплохой результат, тем более для абсолютно невиновного человека. Да, да, насчет вашей невиновности, Андрей Драгомирович, исключительно между нами, если что, я вам ничего не говорил. В той ситуации вы повели себя, как настоящий мужчина, к тому же вам не были известны личности нападающих. Если бы один из них не оказался сыном боярина, вам всё сошло бы с рук. А так, пардонте, звезды с планидами сошлись супротив вас, молодой человек.

— Егоровна выдвинула ультиматум?

— Так точно, господин Воронцов. В результате судья отказывается принимать ваше дело к рассмотрению, и прокурор ему в этом всячески содействует. Уже три раза возвращали материалы для проведения дополнительных следственных мероприятий, крючкотворы премудрые. То обнаружат противоречия в показаниях свидетелей, то оформлено не по правилам, а то и вовсе запятые не в тех местах расставлены. Как муж и как отец троих взрослых дочерей, я их, разумеется, понимаю. Получить форменный Ад в своем доме из-за какого-то драчливого студента им не очень хочется. Но… — Сухоруков ехидненько так усмехнулся, — крути — не крути, а деваться им особо и некуда. Пусть потешатся, я — человек терпеливый.

После разговора со следователем я вернулся в камеру весьма озадаченным. Выходит бабушка начала свою игру. За прошедшие пять лет я сделал всё для того, чтобы с моих отъездом из поместья косметический бизнес Третьяковой не рухнул. Мне удалось неплохо прокачать её источник чародейской силы, научить закачивать зелья энергией и, что самое главное, ставить индивидуальную привязку на косметическое или лекарственное средство. Также я поделился с ней всеми своими рецептурными разработками. То есть, она сама теперь варит омолаживающие зелья и мази и вполне способна без моей помощи производить их магическую обработку. Разумеется, не в таких масштабах, на какие способен я, но все-таки пару тройку баночек с мазями в день зачаровать способна. А это по нашим нынешним расценкам от полусотни до семидесяти пяти полновесных золотых рубликов. Но ради «свово мальчика» она готова порушить налаженный быт и отказаться от столь значительных доходов.

Однако! Пойти и заявить этим напыщенным курицам, что не она от них зависит, а они целиком и полностью от нее — в общем-то вполне вписывается в характер Василисы Егоровны. Вне всякого сомнения, местным дамам достаточно ума, чтобы оценить последствия отказа моей опекунши снабжать их омолаживающими средствами.

Пройдет от года до двух, действие мазей и пилюль закончится, и привыкшие выглядеть молодо дамы буквально на глазах одряхлеют. Что может быть страшнее для женщины нежели телесная дряхлость, которой можно было бы избежать? Таким образом Третьякова поставила всех своих VIP клиенток в позу «прополка грядок». Теперь в той же находятся позе их мужья. Мне вдруг стало и самому интересно, чем все-таки закончится весь этот марлезонский балет. Кажется, в шахматах подобная ситуация именуется цугцванг, иными словами — куда ни кинь, всюду клин.

Страшно представить, что сейчас творится в домах городничего, судьи, прокурора и прочих лиц, ответственных за мое задержание. Поди, проклинают меня вместе с двумя бравыми лейтенантами, а заодно и себя за то, что не погасили конфликт в начальной стадии и вынесли сор из избы, желая прогнуться перед вышестоящим начальством. Вот вам судари и обратная сторона всякого необдуманного действия. Захотели еще один орденок на грудь или повышения по службе — не получилось, заработали семейный геморрой с выносом мозга по полной программе. И упаси их Господь, если меня отправят на каторгу. Бабы допекут так, что придется местным чинушам просить Государя Императора и Вселенского Патриарха дозволения на развод. А это дело непростое, очень непростое. Здесь вам не там. В той моей реальности подал в суд, и супруг или супруга рано или поздно гарантированно получает свободу. Здесь данная процедура для лиц дворянского происхождения весьма и весьма тягомотная. Даже если удовлетворят просьбу о разводе, репутационные потери будут столь велики, что чиновника, скорее всего, отправят в отставку без пенсионного содержания и права ношения мундира, регалий и государственных наград. Так-то вот. Либо терпи всю оставшуюся жизнь истерики супруги, либо… Короче, как мужчина с опытом семейной жизни я им не завидую, даже сочувствую. Хе-хе-хе! Но, как говорится: «Такова се ля ва»[1].