Калли немедленно заговорила:

— Жила-была одна принцесса, у которой было пять ревнивых сестер. Они были все уродливы, а принцесса — красавица. У нее были длинные золотистые волосы — великолепные волосы. Самые роскошные волосы, какие только можно представить.

— И самое роскошное хвастовство, — ввернул Талис.

— Нет-нет, что ты! Она была мила, скромна, с простым характером. Только все другие видели, какая она красавица, а она сама все время думала, что она дурнушка.

— Хм-м-м…

— А еще жил-был принц.

— Красивый?

— Нет-нет, совсем нет. Страшилище ужасное.

Талис, услышав это, начал вставать.

— Ну хорошо, хорошо, — поспешно согласилась Калли. — Может, он был немного красив. Что-то в нем было. — Прислонившись к его груди, она прильнула к нему всем телом. — У него были черные вьющиеся волосы, густые черные брови, а губы нежные, как у ребенка. Но нос у него был длинноват и островат.

— Уверен, что у него был прекрасный нос.

— Ну, может быть, может быть. И вот однажды принцесса…

— Нет, нет, постой, — остановил ее Талис. — Расскажи-ка мне еще побольше об этом божественно прекрасном принце. Он был высокий и сильный?

Первым желанием Калли, разумеется, было его подразнить, но потом она улыбнулась, взяла его руку в свои и заговорила:

— У него были прекрасные руки, с длинными пальцами. Очень сильные руки…

Талис стоял выпрямившись и высоко подняв голову.

— Сэр, — произнес он отчетливо. — Прошу вашего позволения жениться на Калласандре.

Джон не сразу нашел что ответить. Его же сын еще настоящий мальчишка! Господи, да он же был младенцем еще вчера. Как он посмел и думать-то о таком деле — жениться?!

Джон медленно поднялся из-за стола, за которым сидел, проверяя счета, которые ему принес для проверки его камергер. Когда молодой человек женится, он сразу изменяется и начинает вести совсем другую жизнь. Его энергия начинает уходить в другое русло. Он перестанет обращать главное внимание на то, что рядом с ним.

Джон никогда в жизни не признался бы даже самому себе, что ревнует. Он только что разыскал сына, и пока еще не хотел делиться им ни с кем. «Но… — думал он, — в то же самое время не хочется и расстраивать парня». Талис был настолько независим, что Джона это беспокоило и даже немного страшило. Все остальные дети принадлежали ему, он был убежден, что он владеет каждым из них. Он мог требовать от них все, что считал нужным потребовать. Мог их прогнать от себя, а мог приблизить, мог как гневаться на них, так и хвалить их. Он был уверен, что они будут жить в его доме всегда…

Но Талис — это было нечто, к чему Джон еще не успел привыкнуть. Раньше его здесь не было. И Джон почему-то не чувствовал, будто от мальчишки исходила очень уж горячая признательность за то, что он, Джон, избавил его от жизни в нищете. Джон часто замечал, что новая жизнь вызывает у Талиса восторг, но вот благодарность — никогда. Джон не был уверен, но в глубине души ему казалось, что если Талису вдруг однажды очень сильно не понравится что-нибудь, что делает его отец, он, прихватив с собой свою девчонку, может оставить Хедли Холл навсегда.

— Да-да, конечно, — рассеянно произнес Джон, не желая прямо ему отказывать. — Но, разумеется, сначала я должен поговорить с твоей матерью.

— Да, сэр, — сказал Талис, и его лицо осветилось лучистой улыбкой. Его счастье, ярко вспыхнув, осветило всю комнату. Потом, тщетно пытаясь заставить себя держаться с достоинством, он выбежал из комнаты и вприпрыжку побежал по лестнице. Не владея собой и ничего вокруг не видя, он мощно врезался в идущую ему навстречу Эдит и почти что сбил эту чопорную и благовоспитанную девицу с ног. Но, пока она, покачнувшись, падала, он успел запросто подхватить ее и с легкостью поставил обратно на ноги. Затем, к ее полному изумлению и замешательству, он крепко поцеловал ее в губы. С его точки зрения, именно так брату и следовала целовать свою сестру. Но Эдит никогда в жизни еще так не целовалась ни с одним мужчиной.

Талис, не обратив на происшедшее никакого внимания, продолжал вприпрыжку бежать вниз по лестнице, затем, высоко подпрыгнув и достав до потолка, ударил снизу кулаком в гобелен, который украшал потолок над лестничной площадкой, и выбежал во двор.

На лестнице Дороти и Джоанна, сестры Эдит, с открытыми от удивления ртами наблюдали за тем, как Эдит смотрит ему вслед. С точки зрения Эдит, она была неизмеримо выше любых мужчин. Если верить тому, как она сама говорила, то в свои двадцать лет она была не замужем, потому что так и не встретила никого, достойного себя. Но, судя по тому, какое выражение было сейчас на ее лице, о Талисе она была другого мнения!

Услышав, как хихикает Джоанна, Эдит выпрямилась и снова направилась вверх, изо всех сил стараясь хотя бы внешне вернуть свое достоинство. Но на верхней площадке она не могла удержаться, чтобы не посмотреть в окно, еще раз взглянуть вслед этому чудному созданию, которое уже бежало вдалеке.

Оборачиваясь, она произнесла с непроницаемым видом:

— Пойдемте. Пора заняться делом.

— Да, Эдит, идем, — ответила Джоанна, а когда та повернулась спиной, выразительно поцеловала тыльную сторону ладони и передразнила Эдит, которая шла по коридору, прямая, как падка.

— Конечно, он женится на нашей дочери, — сказала Алида своему мужу. Чтобы казаться спокойной, ей нужно было напрягаться изо всех сил. Она ни за что не должна допустить, чтобы муж заметил, как ее сердце бьется у самого горла, что вот-вот и ее дыхание станет прерывистым, тяжелым и быстрым.

Брови Джона сдвинулись:

— Мой сын, — жестко сказал он, подчеркивая голосом, что Талис, а не эта девчонка, был его.

Алида знала, как осторожно надо действовать. Она так же хорошо знала, что трусить не имеет права. Если когда и надо думать быстро, так это именно сейчас. Не о ней сейчас речь. От того, как она поведет себя и что сделает в следующие несколько минут, зависит будущее ее детей. Первым ее побуждением было расхохотаться Джону в лицо. Какой же он старый дурак, что надеется выдать этого темноволосого молодого человека за своего сына! Он — худощавый мужчина, она — худенькая светловолосая женщина, и вместе они сделали одиннадцать худеньких светловолосых детей. И интересно, кто же поверит, что в толпе этих блондинов и блондинок смуглый черноглазый гигант-брюнет был родным братом?

Алида пыталась соображать как можно быстрее. У нее было много причин не допускать этой свадьбы. Если свадьба состоится, то тогда уж точно Джон завещает этому парню всю имущество. Она не перенесет, если ее собственные сыновья окажутся обокраденными.

Было еще кое-что, что знала только она одна. Жить ей оставалось не дольше двух лет. Несколько месяцев назад у нее начался кашель с кровью, всего лишь несколько пятнышек, но она сразу встревожилась. Она скрыла это от мужа, от дочерей, даже от всех служанок. Вместо этого втайне нанесла визит одной древней старухе, которая внимательно посмотрела Алиде в глаза, потом глянула в чашу с водой, в которой плавали пятна жира, и предсказала, что Алида умрет через два года, и что явится некто, кто не родственник ей по крови, и заберет все, что принадлежит ей и ее сыновьям. Но потом, в разговоре с Алидой, та старуха объяснила ей, что предсказания говорят лишь о том, что может произойти. А что произойдет в действительности, будет зависеть от того, что будут делать люди. В силах любого человека изменить будущее. Иными словами, если Алида ничего не станет делать, то через два года она умрет, а ее имущество достанется какому-то чужаку, но она может сделать что-то, чтобы не допустить этого.

И вот, вооружившись этой информацией, Алида вознамерилась сделать все, чтобы изменить будущее. Она не могла допустить, чтобы все, чем владела ее семья, все, что построил ее муж, досталось чужому человеку, который не имел к этой семье никакого отношения.

Она произнесла тихо: