Обладательница таких потрясающих знаний жила в небольшом городке в северной части штата; судя по тому, что ее трудолюбивый муж не испытывал больших амбиций государственного уровня, едва ли она хотя бы раз в жизни могла применить свои знания на практике. У нее я наблюдал классический случай следования чьему-то примеру. Благодаря ей я впервые понял, что мои американские друзья все больше и больше склоняются к монархизму, в то время как сам я становлюсь все более и более «демократом». Хотя два эти понятия очень условны, я не могу придумать лучшего способа, чтобы выразить изумление нынешним состоянием ума американского общества. И если раньше подобные настроения можно было объяснить простым снобизмом, в последнее время напрашивается сравнение с Австро-Венгерским имперским двором. Для того чтобы разобраться в хитросплетениях американских взглядов, понадобится не меньший авторитет, чем покойный камергер двора Габсбургов. На первое место в американском высшем обществе ставят Бостон, с подозрением смотрят на Нью-Йорк и кривятся, услышав, что собеседник родом откуда-нибудь со Среднего Запада.

Откровенно признаюсь, что не понимаю природы таинственной связи между географическим положением того города, где живет человек, и средним уровнем достижений, приписываемых ему «высшей лигой» американского общества. Знаю одно: всякий раз, как я возвращался в Нью-Йорк из Дейтона (штат Огайо), из Спрингфилда (штат Иллинойс), из Саус-Бенд (штат Индиана) или из любого другого места к западу от Гудзона, я не сомневался, что услышу горестный вскрик хозяйки того или иного манхэттенского салона:

– Какой ужас! Просто ужас! Представляю, с кем вам там довелось общаться!

Я как мог старался опровергать подобные заявления. С величайшим воодушевлением я рассказывал о многочисленных приятных вечерах, проведенных в гостеприимных домах в глубинке, но всякий раз ответом мне служила милая, слегка ироническая улыбка, означавшая: хотя хозяйка оценила мою любезность, она сомневается в моей искренности.

Так, когда Францией правили короли, человек оставался никем, пока не переезжал в Париж и не селился в пешей доступности от королевского дворца; а на острове Корсика не сомневаются в том, что только по-настоящему плохой корсиканец предпочтет остаться на родине, а не последует примеру Бонапарта.

К тому времени, как гостю в Америке удастся усвоить основные уроки социальной географии, на горизонте появляется другая громадная проблема: через несколько недель пребывания в Бостоне, Филадельфии или Нью-Йорке он обнаруживает существование бесчисленных различий между общественными группами в одном и том же сообществе. Не раз за время моего пребывания на Восточном побережье США я становился участником следующих диалогов:

– Вы поужинаете у нас в четверг?

– Извините, но я уже принял приглашение мистера и миссис Х.

– Чье приглашение вы приняли?!

Я послушно повторял фамилию, хорошо известную любому американцу.

– Никогда о них не слышала. Кто они такие?

– Все, что мне о них известно, – отец мистера Х. руководил строительством одной из крупнейших западных железных дорог. По-моему, это величайшее достижение в истории вашей страны; по крайней мере, полвека назад так говорили мои учителя. Однако я не уверен в том, что его предки были в числе «отцов-пилигримов». Вполне возможно, они пересекли Атлантику на плотах.

– Никогда о таких не слыхала, – повторяла упрямая дама, и мы оба смеялись.

Позже выяснялось, что мистер и миссис Х. принадлежали к другой социальной группе.

Как известно из истории, один прославленный английский лорд всегда раздражался, когда при нем упоминали о некоем Ньютоне. В конце концов, кто такой этот Ньютон? Его светлость был совершенно уверен, что никогда не встречался с ним при дворе их величеств.

Как все лекторы, я гордился, получая письма от поклонников. В основном мне писали любители автографов и оригиналы. Первых можно найти в Англии и Германии, последние же не существуют нигде, кроме Соединенных Штатов.

Требования денег различались, как и угрозы. Меня просили о самых разных суммах, от ста тысяч долларов, которые я должен был положить в почтовый ящик в Сан-Бернардино (штат Калифорния), до половины моей доли от «миллионов Романовых в банке Англии», которые я обязан был тут же переслать по почте с уведомлением в Сиэтл (штат Вашингтон). Надеюсь, последнему джентльмену удалось получить перевод. Я в точности выполнил его требование: выписал платежное поручение, которое надлежало «обналичить» в Банке Англии, на Треднидл-стрит, в Лондоне, на сумму, составлявшую «пятьдесят процентов доли великого князя Александра из миллионов Романовых».

Угрозы были оригинальнее. Простой расстрел никогда не удовлетворял моих корреспондентов. Один чикагский «друг Советской России» собирался взорвать отель «Дрейк». Монреальский защитник «национальных меньшинств на Балканах» обвинял меня в пропагандистской работе в пользу югославского короля Александра[71] и угрожал, что в моем утреннем кофе будет содержаться «достаточно микробов, чтобы начать эпидемию брюшного тифа». Один «враг всех паразитов» из Палм-Бич готовился продемонстрировать силу своего тайного изобретения, «смертоносных лучей», уничтожив мою квартиру в районе Эверглейдс с расстояния в десять миль. Кроме того, мне написал один «честный русский из Гарлема», который неизменно приветствовал мой приезд в Нью-Йорк посланием следующего содержания: «Никакой Гровер Уэлен[72] не сумеет защитить вас от гнева рабочего класса». Отставка мистера Уэлена не подействовала на моего корреспондента. Он так и не сменил в письмах Уэлена на Малруни[73].

Ближе к концу моего третьего года чтения лекций среди злопыхателей у меня появились любимцы. Я хорошо изучил их почерк и бумагу, на которой они писали. Мне казалось, что я узнал все, что можно было узнать об этой растущей группе американского населения. И все же председатель правления известного нью-йоркского банка познакомил меня с самым странным человеком в Соединенных Штатах. Он явился ко мне с «предложением». Он собирался построить для меня «храм» за то, что я должен был прочесть цикл из двухсот лекций за период в четыре с лишним года. За лекции мне должны были заплатить почти миллион долларов. Выбор тем и продолжительность лекций оставались за мной. Никакой платы за вход и сборы с меня не брали.

– Неужели на вас произвели такое впечатление мои книги? – удивился я.

– Я их не читал, – откровенно признался мой собеседник.

– Вы спиритист?

– Ни в коем случае. По-моему, это полная ахинея.

– Что же заставило вас ко мне обратиться?

– А вот что. – Он заговорщически понизил голос: – Я открыл источник происхождения войн и революций. Все дело в еде, которую мы едим.

– В еде?!

– Вот именно. Мясо. Птица. Рыба. Вот из-за чего мы ведем себя как животные.

– Понятно. Вы – вегетарианец.

– Да, и хочу, чтобы все стали такими же, как я. Полгода строгой овощной диеты, и вы не узнаете наш мир! Другого способа прийти к вечному миру не существует!

– Вы предлагаете какой-то определенный вид овощей?

Он нахмурился.

– Похоже, вы не поняли, – сказал он. – Я ничего не предлагаю, кроме вечного мира. Мое предложение не связано с коммерцией. Я просто хочу, чтобы в конце каждой из ваших проповедей вы объявляли, что приписываете ваше чудесное избавление от всех опасностей тому, что вы никогда в жизни не ели мяса и всегда питались овощами.

– С чего вы взяли, что такое признание подействует на моих слушателей?

– Я просто знаю.

После того как он ушел, я перечитал сопроводительное письмо, данное ему моим другом-банкиром. В нем говорилось: «Мистер… – наш ценный клиент. Готов поручиться за его порядочность и гарантировать любое его предложение».