Господи! Как можно не спать всю ночь, не переставая думать о таких пустяках?!.. Столько шума из-за простого ключа от винного погреба!.. Разве любители, настоящие любители вин не берегут так же ревностно ключи от погребов, где хранятся их жидкие сокровища?..

Но разве Жака можно причислить к настоящим любителям?

Кроме того, он держит на кольце не один этот ключ! Прохаживаясь по мастерским, он не перестает позвякивать всей связкой ключей — это у него вроде тика… Настоящая мания…

Четыре часа… Фанни слышит серебристый звон часов Буля на комоде в будуаре… Неужели она до утра будет слушать бой часов?.. Ну и что? Она будет свежа и бодра, когда понадобится вставать!.. Но, продолжая думать все о том же ящике с горелками, она спросила себя: «Разве естественно, что в то утро, когда они были так взволнованы отъездом Андре, Жак вспомнил о подобных незначительных мелочах? Заехал за ящиком горелок, который не взял кто-то из клиентов, и притом в такой час, когда все еще спали?.. Это обязанность простого распорядителя на складе…» Почему горелки не могли прислать с одним из грузовых автомобилей, постоянно курсировавших между Парижем и Героном? Разве в то утро у него не было единственной заботы — поскорее вернуться к ней?.. Господи! Как болит голова от всех этих мыслей… Половина пятого… Новая, важная и значительная мысль: она вспоминает, что со времени отъезда из Герона никто не пользуется их частным гаражом, тем гаражом, куда выходит лестница из погреба…

Жак распорядился, чтобы туда перенесли ящики со всевозможным старьем, ненужную мебель, — давно вышедшие из моды вещи, валявшиеся по всем углам Ла-Розере. Там образовался настоящий склад всяческой рухляди и, кроме Жака, никто в нем не бывал… Да, да, — никто, кроме него… два или три раза в году, когда он отправлялся туда и после возвращался в своем маленьком английском шарабане с корзиной бургундского… С собой он привозит и ключ от гаража, который однажды бросил в ее присутствии в ящик своего письменного стола в Ла-Розере… громадных размеров ключ… такой неудобно все время таскать в кармане… Господи! как болит голова у бедняжки Фанни… За дедукцией следует индукция, она идет от частностей к целому, к ужасным выводам… и все это так путается в голове, так тревожит мысли, когда хочется спать, только спать… но сон не приходит… Она может мысленно сочинить целый роман, такой же невероятный и неправдоподобный, как тот, что вырос из галлюцинаций бедняжки Марты!..

О! спать! спать! не думать больше обо всем этом!.. В самом деле! если… если Жак действительно привез в сундуке то, о чем она думает… и если сундук в самом деле находится в погребе… разве стал бы он ходить в погреб?.. Он не посмел бы!.. Он старался бы как можно реже проходить мимо этой двери… он силился бы не думать о том, что за ней спрятано… не ездил бы туда за вином несколько раз в год! Так что… пять часов…

Невозможно!.. Всю ночь думать об этих ужасах!.. Она недостойна Жака, нет, нет!.. И ей стыдно, что она так слаба… Живя в колониях, она не раз видела, каким пыткам подвергают туземных слуг, дурно выполнивших данные им поручения, и должна была бы привыкнуть к мысли, что человеческая жизнь — в особенности чужая жизнь, — имеет только относительную цену… «Тем не менее, — успокаивала она себя, — если Жак тогда и был (по разумной необходимости) несколько жесток с несчастными кули, — он все же вполне джентльмен, который, возвратившись в цивилизованное общество, не способен забыть, что жизнь его старшего брата, даже если она причиняет ему много неудобств, очень важна и ценна…»

Шесть часов… хозяйка замка встает… она колеблется…

В розовом свете ночника она видит отражение своей боязливой, трепещущей фигуры в большом зеркале… Она очаровательна в легком пеньюаре из вышитого шелка, наскоро наброшенном на плечи… Не все призраки, разгуливающие в эту ночь по коридорам Ла-Розере, способны нагнать страх…

Она легко и грациозно скользит по полу в своих сатиновых ночных туфельках… Проходит через будуар, через туалетную комнату, ванную, тихонько открывает дверь в туалетную Жака…

Первое, что она замечает в смутном полумраке рассвета, там, на этажерке, рядом с портсигаром, зажигалкой и часами, — это связка ключей…

Она узнает среди других ключ от погреба — ведь он столько времени был в ее распоряжении, когда они жили в Героне. На кольце еще пять или шесть других ключей приблизительно такого же размера и несколько ключиков поменьше, более тонкой работы…

Если только Жак не станет специально вспоминать о ключе, — а это предположить довольно трудно, — он и не заметит пропажи… Фанни снимает с кольца ключ с такой осторожностью, стараясь избежать малейшего позвякивания, что спящий в соседней комнате Жак ничего не слышит.

Он продолжает спать, и совесть его совсем спокойна!..

Дверь полуоткрыта и Фанни грациозно заглядывает в спальню. Драгоценный ключ она спрятала в кружеве своего длинного и широкого рукава… Она прислушивается… какое чудесное, ровное дыхание… какая спокойная и успокаивающая размеренность у этого дыхания. Неужели это спокойствие не побудит Фанни вернуть ключ на место?..

Нет… Она хочет знать, что он сделал с сундуком!..

И внезапно она вспоминает, что ей мало этого ключа, что ей необходим еще второй ключ, ключ от гаража, и что он находится внизу, в запертом ящике письменного стола!

Ею овладевает безумие!.. Ей никак не выпутаться из этой истории с ключами… Жак скоро проснется… и слуги, наверное, уже встали… но они возятся на первом этаже… Она еще может успеть, если будет действовать очень быстро… войдет в кабинет мужа… ведь она имеет полное право входить в кабинет своего мужа, когда захочет…

Она берет всю связку ключей с этажерки, и вот уже стремительно бежит по площадке главной лестницы замка… Кругом все тихо. Она бегом спускается по лестнице.

Вот она уже в темном рабочем кабинете… ощупью находит письменный стол… открывает ящик… О! где же он, огромный ключ от гаража?.. куда он мог положить его?.. Господи!.. Быть может, в другом ящике?.. Да, да, вот он, она коснулась его пальцами… Она запирает письменный стол… выходит из кабинета… никого… поднимается в верхний этаж… слышно, как слуги открывают ставни в столовой…

Она никого не встретила… она снова в туалетной мужа… который продолжает мирно спать… она кладет связку ключей на место, на этажерку, рядом с портсигаром, зажигалкой и часами… потом убегает, как вор… бежит к себе в комнату и бросается в постель… теперь уже с двумя ключами… ключами познания добра и зла.

В этот день Фанни нашла предлог, чтобы отказаться от участия в турнире по гольфу, и около трех часов пополудни была уже на заводе. День был воскресный и завод был почти безлюден.

Дом, в котором они когда-то жили, стоял на одном из дальних дворов завода, так что молодой женщине нечего было опасаться любопытных взоров. К тому же, в гараже были сложены принадлежащие ей вещи, которые вдруг могли зачем-либо ей понадобиться.

Не без некоторого волнения владелица Ла-Розере смотрела несколько мгновений на окна квартиры, где она и Жак скромно прожили целых три года, пока старший брат Жака обращался с ним, как с простым приказчиком. С того дня, как они покинули этот дом, она здесь не бывала. Слишком много оскорблений претерпела здесь ее гордость…

Она с сожалением вздохнула, подумав о том, что когда- то могла позволить запереть в этих четырех стенах свою молодость и сияющую красоту… затем отважно приблизилась к воротам гаража, вставила ключ в замок и повернула его с усилием, которое причинило жестокую боль ее слабым и тонким пальцам. Дверь заскрипела и открылась.

Она быстро скользнула внутрь и захлопнула ее за собой.

Ее окружал полный мрак.

Она предвидела это и вытащила из кармана пальто свечу и коробок спичек.

Движения ее были уверенные, немного резкие, но смелые.

«И стал свет».

Ее окружал форменный развал. Ящики, сундуки, корзины, старая мебель, трехногие кресла, разбитые старые вазы — все это одно за другим выплывало из темноты по мере того, как она двигала колеблющееся пламя свечи немного дрожащей рукой.