Первое, что сказал нам воскрешенный, и эти слова долгое время не сходили с его уст, до такой степени он был потрясен ужасом смерти, первое, что он сказал нам, было: «Я видел мертвых».

При этих словах трепет пробежал по залу. Восклицания, свидетельствующие о приятном испуге, то и дело срывались с прелестных уст. Такая значительная новость наполняла всех слушательниц истомой. Каждая из них чувствовала, что умирает и воскресает вновь от одного лишь сладостного голоса божественного профессора. Ах, ради него одного и в его обществе каждая из них согласилась бы посетить и небеса, и подземные страны. Вбирая в себя его округленную и благолепную речь, они мысленно уже совершали прогулку по царству мертвых в ожидании часа воскресения.

— Да, милостивые государыни, — продолжал Жалу (он уже не упоминал «милостивых государей», ибо «милостивые государи», — охотники сомневаться и любят выказать себя скептиками: что пользы от них в день подобного торжества?) да, милостивые государыни, этот человек, прежде всего, дал нам трагическое описание долины, где он жил, и в том именно виде, в каком она представилась ему после смерти. Он лицезрел мертвых, которые невидимыми вереницами окружали со всех сторон живых; это были души неправедных, обреченные на пребывание среди любимых ими некогда предметов, но утратившие память, — души, отягченные узами плоти, так как их земная жизнь прошла в плотских побуждениях, души, неспособные возвыситься до высших духовных сфер, что покоятся в равновесии под стопами божественной красоты!

Окинув взором собрание, Жалу сразу почувствовал всю силу своего успеха. Подобно архангелу, он одним только словом возносил горе души своих прекрасных жертв. «Высшие сферы, что покоятся в равновесии под стопами божественной красоты!» Ах! Душечка!..

— Да, милостивые государыни, вот что нам, доктору Мутье и мне, удалось уловить в том потоке стонов, проклятий, жалоб и криков, что исходил из уст современного Лазаря, этого человека, которому было дано увидеть и не забыть.

Но, дорогие мои ученицы, мы не должны чрезмерно гордиться тем, что наконец получили доказательства существования потустороннего мира, вполне соответствующие тому описанию этого мира, что мы, еще в точности не знакомые с ним, осмелились изложить в нашей теории Предчувствия, Предостережения и Испытания. Мы должны построить наши понятия о мире невидимом, основываясь не только на измышлениях разума; они вытекают также из всех спиритических опытов наших знаменитых предшественников и откровений, полученных нами от духов через посредство медиумов! Ныне, после всего, что произошло и чему доктор Мутье и я были свидетелями, никто уже не вправе говорить о научных наблюдениях и фотографических снимках Крукса так, как если бы они были галлюцинациями или шарлатанством.

Милостивые государи и милостивые государыни, мертвые продолжают жить!

Мы с доктором Мутье не теряем надежды на то, что вы скоро услышите эти знаменательные слова из собственных уст нашего ожившего мертвеца. Это произойдет, когда он немного успокоится и станет более способен к общению с людьми. Когда мы видели его в последний раз, он пребывал в бешенстве и, смею вас уверить, не выказал ни малейшей благодарности за оказанную ему услугу. Но он светский человек; и я убежден, что наступит час, когда он вспомнит, чем обязан спиритической науке в целом и доктору Мутье с его астральной хирургией в частности!

В этом месте оратор сделал передышку, чтобы дать собранию поаплодировать. Маленькие, затянутые в перчатки ручки весело и нестройно заплескали, а в самом конце залы некая старая дева, которую притиснули в угол, громогласно заявила, что пришла сюда не ради удовольствия и потребовала слова. Жалузистки, оскорбленные подобным требованием, стали кричать, что это лекция, а не диспут, и попытались было выставить ее из залы, но старая девица с ожесточением отбивалась.

Даже модного профессора в конце концов встревожил этот необычайный шум, а доктор Мутье повысил голос и весьма строго спросил:

— Что там случилось?.. В чем дело?..

Тогда все услышали тоненький и визгливый, полный отчаяния голос старой девы, притиснутой в самый дальний угол:

— Это я, господин доктор!.. Я, мадемуазель Геллье!.. Я приехала из Ла-Розере. Я видела Марту, госпожу Сен-Фирмен. Мертвец появился снова!..

— Молчите! Говорят вам, молчите!..

— Нет! Нет! Я больше не могу молчать! Мертвец наконец заговорил! Оказывается, его убили!..

— Выгоните эту старую дуру, — распорядился возмущенный доктор Мутье. Он едва сдерживался, чтобы не броситься к ней и не задушить ее на месте.

Недоставало еще, чтобы эта идиотка начала рассказывать о своих вертящихся столах и привидениях. Это окончательно бросило бы тень на блестящую хирургическую операцию, которую ему и так приходилось оберегать от профессора Жалу и полета его фантазии.

Да, доктор Мутье был не совсем доволен рассказом своего коллеги об этом происшествии.

Он уже сказал профессору: «Умоляю вас, стройте какие угодно гипотезы, но только ничего не утверждайте… Операция достаточно интересна сама по себе и не требует, чтобы из нее делали специальные спиритические выводы. Пусть верующие спириты придут к надлежащим умозаключениям, а что касается неверующих, им во всяком случае придется призадуматься».

И вот ему не удалось помешать Жалу использовать этот случай и показать себя во всей красе со своим царством мертвых.

К счастью, Жалу ничего не говорил о привидении, которое присутствовало при операции и рассказало обо всем женщине, жившей на берегу реки!..

Только этого не хватало! Жалу верил в призраков, как в каменную стену! Подумайте только! Призрак повторил ей фразу, которую он, Мутье, сказал Жалу на ухо и посторонние якобы не могли слышать!.. Скажите на милость!.. Разве сама госпожа де ла Боссьер не могла услышать ее, а потом повторить? А прислуга, просто созданная для того, чтобы подслушивать у дверей?..

О, этот Жалу! Превосходный оратор, но только оратор! Никак не научный деятель!.. Нет!..

Мутье успокоился лишь после того, как сухопарую дылду Геллье удалили из зала. Теперь ему нечего было бояться, что ее фантастические бредни получат огласку. Он не заметил, что в ту минуту, когда старая дева с несколько нежелательной для нее поспешностью покидала зал, все репортеры срочно очистили предоставленную им скамью.

Самолюбие девицы Геллье было оскорблено; ее возбуждение требовало выхода. Репортеры догнали ее на улице и предоставили ей возможность излиться.

Она не скрыла от них ни одного из событий, потрясших ее жизнь, а возмущалась так сильно, что даже не обратила внимание, до чего ее разоблачения были приятны собеседникам.

— Ну так знайте, что человек, возвратившийся из царства мертвых, как они его называют — это Жак Мунда де ла Боссьер. Он родной брат того самого Андре де ла Боссьера, который исчез пять лет тому назад столь странным образом, бросив на произвол судьбы своих детей, замок Ла- Розере, квартиру в Париже и фабрику газовых горелок «Герон». Как вы помните, следствию так и не удалось раскрыть тайну его исчезновения и власти отказались от поисков. Но, рано или поздно, им придется взяться за это дело, потому что истина вопиет на всех перекрестках: Андре де ла Боссьер был убит!..

— Откуда вам это известно? — немедленно спросили репортеры. Ни одно слово девицы Геллье не пропало даром, каждое из них попадало в многочисленные записные книжки.

— Сам господин де ла Боссьер явился жене нотариуса из Жювизи, госпоже Сен-Фирмен, и объявил ей об этом!

— Объявил ей, что его убили?

— Ну да!..

— Быть не может!..

Услышав это неожиданное заявление, кое-кто фыркнул и позволил себе дурного тона шутку, но остальные немедленно зашикали, чтобы водворить порядок.

Тут-то девица Геллье и пустилась в рассказы о призраках, поскольку, по ее мнению, это было единственной темой, достойной внимания слушателей. Она, прежде всего, рассказала о том, какую важную роль играла во всех событиях последних лет, имевших место в замке Ла-Розере; она не скрыла от них фантастических происшествий, которые предшествовали ее уходу и послужили его причиной. За историей вертящегося стола последовала история поразительных видений госпожи Сен-Фирмен, ее обмороков, история привидения, рассказанная самой госпожой Сен-Фирмен и, наконец, прогулки упомянутого привидения по замку.