– Покороче, молодой человек! – оборвала его принцесса Верхненорландская. – Что вам нужно?

– Пятиминутный разговор наедине с Цветком-в-Ночи, – сознался Абдулла.

Все посмотрели на Цветок-в-Ночи. Подбородок у нее угрожающе вздернулся.

– Да ладно тебе, Цветок! – укорила ее принцесса Беатрис. – Тебя же не убудет от пятиминутного разговора!

Судя по выражению лица Цветка-в-Ночи, она была уверена, что как раз убудет.

– Хорошо, – произнесла она, словно свергнутая королева перед казнью, и, наградив Абдуллу взглядом, который был даже ледянее обычного, поинтересовалась: – Прямо сейчас?

– Или еще скорее, о голубка моих помыслов, – отвечал тот, резковато поклонившись.

Цветок-в-Ночи холодно кивнула и с видом положительно мученическим зашагала в дальний конец комнаты.

– Здесь, – уронила она, когда Абдулла пошел за ней.

Он снова поклонился – еще резче.

– Я просил наедине, о звезда моих вздохов, – указал он.

Цветок-в-Ночи раздраженно отодвинула одну из занавесей.

– Нас все равно будет слышно, – сухо сказала она, жестом приглашая Абдуллу войти.

– Но не видно, самодержица моей страсти, – ответил Абдулла, принимая приглашение.

Они оказались в крошечной нише. До Абдуллы ясно доносился голос Софи:

– Это расшатавшийся кирпич, за которым я прятала деньги! Да уж, со свободным местом у них все в порядке!

Чем бы ни была эта ниша раньше, теперь она служила гардеробной принцесс. За спиной у Цветка-в-Ночи, которая скрестила руки на груди и развернулась к Абдулле, болтался жакетик для верховой езды. Вокруг Абдуллы, глядевшего на Цветок-в-Ночи, закачались плащи, мантильи и кринолин, который, очевидно, надевался под просторное алое одеяние Ее совершенства наследной властительницы Инхико. Однако Абдулла отметил про себя, что ниша была не намного меньше и теснее его палатки в Занзибе, а там вполне можно было поговорить наедине.

– Что ты хочешь сказать? – еще более ледяным тоном спросила Цветок-в-Ночи.

– Спросить о причине твоей крайней холодности! – горячо ответил Абдулла. – Что я сделал такого, отчего ты едва смотришь на меня и едва удостаиваешь словом? Или я не прибыл сюда единственно для того, чтобы спасти тебя? Или я, единственный из всех влюбленных, не презрел все опасности ради того, чтобы проникнуть в этот замок? Разве не пришлось мне испытать опаснейшие приключения, разве не был я вынужден терпеть угрозы твоего отца, жульничество солдата и насмешки джинна лишь для того, чтобы оказаться здесь к твоим услугам? Что мне еще сделать? Или я должен полагать, будто ты полюбила Дальциэля?

– Дальциэля?! – возмутилась Цветок-в-Ночи. – Теперь ты меня еще и оскорбляешь! Оскорбление вдобавок к несправедливости! Теперь я понимаю – Беатрис права, ты меня и вправду не любишь!

– Беатрис?! – взревел Абдулла. – Какое отношение она имеет к моим чувствам?!

Цветок-в-Ночи чуть опустила голову, хотя вид у нее был скорее сердитый, чем пристыженный. Настала мертвая тишина. Эта тишина была настолько мертвой, что Абдулла понял: шестьдесят ушек тридцати принцесс – нет, шестьдесят восемь ушей, если считать Софи, солдата и Джамала с его псом и предполагать, что Морган спит, – в общем, все эти уши в этот миг отчаянно прислушивались исключительно к тому, о чем говорят они с Цветком-в-Ночи.

– Говорите друг с другом! – рявкнул Абдулла.

Тишина стала неловкой. Нарушила ее старенькая принцесса:

– Самое огорчительное в пребывании над облаками заключается в том, что здесь нет никакой погоды и завязать светскую беседу нам не о чем.

Абдулла дождался, когда за этим утверждением последует неохотный гул прочих голосов, и снова повернулся к Цветку-в-Ночи:

– Ну и что же сказала принцесса Беатрис?

Цветок-в-Ночи гордо вскинула голову:

– Она сказала, что все эти портреты других мужчин и красивые речи – это прекрасно, но она не может не отметить, что ты ни разу даже не попытался меня поцеловать!

– Какая наглая женщина! – едва не задохнулся Абдулла. – Когда я впервые тебя увидел, то решил, что ты сон! Я думал, ты растаешь!

– Однако когда ты увидел меня во второй раз, то, кажется, не сомневался, что я настоящая! – возразила Цветок-в-Ночи.

– Разумеется, – ответил Абдулла. – Но тогда это было бы нечестно – ты же не видела мужчин, кроме своего отца и меня!

– Беатрис говорит, – парировала Цветок-в-Ночи, – что из мужчин, которые ничем не подкрепляют свои слова, получаются плохие мужья!

– Да чтоб ей провалиться, этой Беатрис! – сказал Абдулла. – Ты-то сама что думаешь?

– Я думаю, – проговорила Цветок-в-Ночи, – я думаю, что хотелось бы знать, почему это ты считаешь меня такой непривлекательной, что и целовать меня не стоит…

– Это я-то считаю тебя непривлекательной? – застонал Абдулла, а затем, вспомнив о шестидесяти восьми ушах за занавесью, добавил яростным шепотом: – Если хочешь знать, я… до встречи с тобой мне ни разу в жизни не приходилось целовать юных дам, а ты кажешься мне настолько красивой, что мне вовсе не нравится мысль сделать что-нибудь не так!

На губах Цветка-в-Ночи появилась сдержанная улыбка, отмеченная глубокой ямочкой.

– А сколько юных дам ты поцеловал после встречи со мной?

– Ни одной! – взвыл Абдулла. – Я до сих пор в этом деле полный профан!

– Я тоже, – призналась Цветок-в-Ночи. – Однако теперь я знаю достаточно, чтобы не принять тебя за женщину. Какая это была глупость!

Она хихикнула. Абдулла тоже хихикнул. В следующий миг оба от души хохотали, а потом Абдулла шепнул:

– Пора начать практиковаться.

После этого в нише настала тишина. Эта тишина длилась так долго, что темы для светской беседы кончились у всех принцесс, кроме принцессы Беатрис, которой надо было очень многое поведать солдату. Наконец Софи окликнула:

– Эй, вы, там! Уже все?

– Конечно, – отозвались Цветок-в-Ночи и Абдулла. – Абсолютно!

– Тогда давайте думать, что нам делать! – предложила Софи.

В теперешнем состоянии духа Абдулла мог строить любые планы без всяких затруднений. Он вышел из-за занавеси, держа Цветок-в-Ночи за руку, и если бы замок в этот миг растаял без следа, то Абдулла ступал бы по облакам, а то и по воздуху. Так или иначе, он прошел по самому прозаическому мраморному полу и взялся за дело.

Десять минут спустя Абдулла сказал:

– Итак, о мудрейшие и высочайшие, план составлен. Остается лишь уговорить джинна…

Из бутылки взвился лиловый дымок и взволнованными волнами заклубился по мраморному полу.

– Не смейте меня эксплуатировать! – завопил джинн. – Я сказал – жабы, значит, жабы! Неужели вы не понимаете, что в эту бутылку меня упрятал Хазруэль? Если я пойду против него, он сделает со мной что-нибудь еще похуже!

Софи подняла голову и нахмурилась, увидев дым:

– Так это и вправду джинн!

– Однако я прошу тебя всего лишь применить прорицательский дар, чтобы сказать, где спрятана жизнь Хазруэля, – объяснил Абдулла. – Мне не нужно исполнения никаких желаний.

– Не-е-ет! – простонал лиловый дым.

Цветок-в-Ночи потянулась за бутылкой и пристроила ее у себя на колене. Дым так и хлынул вниз – казалось, он пытается просочиться сквозь трещины в мраморном полу.

– Мне представляется, – сказала Цветок-в-Ночи, – что, если все мужчины, к которым мы обращались за помощью, требовали что-то в уплату, джинн тоже вправе запросить свою цену. Наверное, это такое мужское свойство. Джинн, если ты согласишься помочь Абдулле, я обещаю тебе любое логически обоснованное вознаграждение.

Лиловый дым начал недовольно засасываться обратно в бутылку.

– Ла-а-адно, – пробурчал джинн.

Две минуты спустя заколдованные занавеси на входе в комнату принцесс рывком раздвинулись и все выбежали в большой зал, призывая Дальциэля и волоча беспомощного пленника – Абдуллу.

– Дальциэль! Дальциэль! – верещали тридцать принцесс. – Это что же, «охранять» называется? Постыдился бы!