— Из моей руки. Но рана несерьезная. — Джинни вытащила перевязанную руку из-под накидки. Глаза Алекса помрачнели, но он промолчал и продолжал свою работу.

— Я пойду выпущу уток и кур, потом отвяжу лошадей.

— Я не могу оставаться здесь одна с…

— Тогда пойдем со мной. — Ему не было необходимости продолжать. Взяв Джинни за руку, он вывел ее из дома. — Выпусти птицу. А я прогоню коров и лошадей через огород, этого хватит, чтобы создать вполне достоверную картину.

Джинни сделала, как он велел, удивляясь противоречивости человеческой натуры, — ей было жаль уничтожать все то, что она с таким трудом создавала в последние месяцы, хотя само это уничтожение означало для нее начало новой жизни.

Наконец все было закончено, и Алекс остался доволен. Огород и грядки с травами превратились в истоптанное месиво, птичник готов к поджогу, пристройка освобождена от соломы, которая теперь высилась копной в центре кухни.

— Если есть какие-то мелочи, которые ты хотела бы сохранить, Джинни, то бери их побыстрее, — тихо сказал Алекс, — Всем будет понятно, что ты не могла убежать с вещами, а мелочи никто не заметит.

— Только гребни моей матери и драгоценности, — сказала Джинни. — Все остальное, кроме моей одежды, принадлежит семье Кортни. Все, что у меня было, осталось в доме у залива Алум, который уже не принадлежит мне.

— Значит, ты придешь ко мне вот так, единственная моя? — мягко сказал Алекс. — Наконец действительно моя, больше нет препятствий, и я могу любить и боготворить тебя. Ни война, ни политика, ни различия в наших убеждениях больше никогда не встанут между нами. Ты станешь женой генерала парламента, мой маленький кавалер?

— Я выйду замуж за отца моего ребенка, — мягко сказала она. — Я стану женой человека, любовь к которому всегда преодолевала все наши различия. И хотя я, возможно, не всегда смогу разделять твои политические принципы, любовь моя, я научусь мирно воспринимать их.

Алекс улыбнулся.

— Я не надеюсь на мирную жизнь с такой неукротимой мятежницей. Чудес не бывает. — Обхватив ее лицо руками, он стал неторопливо и нежно покрывать его поцелуями, потом, оставив ее на берегу, поджег дом. Оковы, связывавшие Джинни, рухнули.

Александр Маршалл вышел через парадную дубовую дверь и на мгновение остановился на ступенях особняка времен короля Якова I, построенного из мягкого, обветренного морскими ветрами камня на вершине скалы, возвышавшейся над заливом Алум. Был яркий солнечный день, в ясном небе плыли облачка, словно пушистые комочки ваты; река Солент, простираясь до самого побережья Англии миль на пять, несла свои прозрачные зеленоватые воды, кое-где пенившиеся белыми барашками.

Он оглядел свои ухоженные владения и довольно кивнул. Подъездные аллеи были очищены от сорняков, лужайки приведены в порядок, земля на клумбах недавно вскопана. Садовник, обученный искусству фигурной стрижки кустов, подстригал живую изгородь, и из-под его ножниц возникал павлин с распушенным хвостом. Алекс Маршалл подумал, что его покойный тесть непременно порадовался бы процветанию своего поместья, которое недавно было подарено его дочери ее мужем. Хотя он никогда не видел Джона Редферна, Алекс так много слышал о нем от Джинни, что ему казалось, они старые друзья. Поэтому мысль, что ее отец одобрил бы то, как он управляет имением, доставляла ему большое удовольствие.

Он прошел через сад и остановился, чтобы перекинуться несколькими словами с садовником, затем направился к западному крылу дома, окна которого были обращены на залив. Алекс взглянул на почти невидимый треугольник в стене, скрывавший дверь в потайной проход. Куст бузины по-прежнему цвел у стены, но лишь хозяин и хозяйка знали о существовании потайной комнаты и двух входов в нее. У них были все основания тщательно хранить эту тайну — и два озорных «основания» этого как раз в данный момент появились из-за угла дома.

Уильям и Томас Маршаллы, трехлетние сорванцы, сидевшие верхом на паре шотландских пони, находились под присмотром Джеда, который шел между ними, покусывая травинку. Его подопечные завизжали и запрыгали при виде отца, который, улыбаясь, пошел им навстречу.

— Ну и куда же вы направляетесь? — спросил Алекс, взъерошив каштановые головки. — Вы сегодня пираты или бандиты?

Две пары зеленовато-коричневых глаз, копия Алекса, сверкнули в ответ на его вопрос.

— Индейцы, — сказал Уильям. — А Джед у нас поселенец. Мы едем играть в сад, да, Джед?

— Кажись, так, — ответил Джед, как всегда немногословный. — Если только у вас не будет иных приказов, генерал?

Алекс покачал головой.

— Только не давай им замучить тебя до смерти.

Джед хмыкнул.

— У них это получится не больше, чем удавалось вам.

— Но их же двое, — подчеркнул Алекс с улыбкой. Джед пожал плечами, небрежно отметая столь незначительную деталь.

— Ежели хотите знать мое мнение, все их озорство от матери.

Алекс улыбнулся еще шире. У Джеда были все основания так думать, и Алекс не мог не согласиться с ним.

— А где мама? — спросил Томас, с надеждой оглядываясь при ее упоминании.

— Плавает, — ответил ему отец. — Я собираюсь позвать ее.

— Мы тоже пойдем. — Уильям уже перекинул одну пухлую ножку через седло, готовясь спрыгнуть, как обычно не обращая никакого внимания на осторожность. Его брат не замедлил последовать примеру.

Алекс подхватил одного ребенка, Джед — другого.

— Нет, вы не пойдете, — твердо сказал он. — Вы едете в сад с Джедом. А я пойду на берег за мамой.

Уже назревал бунт, но генерал Маршалл был достойным противником своим сыновьям-близнецам. Много раз победа давалась ему нелегко, но в этот день решительный взгляд заставил их подчиниться, хотя и неохотно. Смеясь, Алекс смотрел, как они направились в сад; с минуту их напряженные плечи выражали негодование, но внимание трехлетних сорванцов быстро переключается, и вскоре они уже вновь радостно предвкушали игру в индейцев и поселенцев в саду.

Алекс прошел к краю скалы, туда, где узкая тропинка змейкой сбегала к берегу. В устье залива он увидел шлюпку под парусом. Это Джинни шла галсами, покидая полные воды Те-Солента. Прикинув, он решил, что ей понадобится еще минут десять, чтобы добраться до берега. Достаточно, чтобы он спустился на берег более длинным, но более пологим путем. Даже прожив три года в этом доме, он так и не привык к горной тропе, которую предпочитала Джинни. А его сыновья и вовсе считали, что другого пути вниз просто нет.

Джинни увидела Алекса, стоящего на песке. Уперев руки в бока, он наблюдал, как она изменила галс, просто ради удовольствия. Он повелительным кивком позвал ее, она улыбнулась и помахала рукой, раздумывая, не поддразнить ли его, затянув возвращение, но решила воздержаться. Как бы она ни наслаждалась скольжением по этой прозрачной зеленоватой воде, глядя вниз на плоские камни на песчаном дне, обвитые водорослями, ощущением руля в руке, трепетанием паруса, это не шло ни в какое сравнение с удовольствием от общества мужа, особенно на безлюдном берегу в великолепный весенний день, когда никакие срочные дела не смогут помешать им.

Шлюпка вышла на мелководье, и Джинни потянула опускной киль, повернула лодку по ветру и встала, чтобы убрать парус.

— Помоги мне, — позвала она Алекса, который по-прежнему стоял на берегу, наблюдая за ней.

— Ты вполне способна справиться сама, — возразил он, — а мне нравится наблюдать за моей цыганкой.

Джинни засмеялась, охваченная приятным предчувствием. Заправив юбку за пояс, она перелезла через бортик и, оказавшись по колено в воде, побрела к берегу, подтягивая за собой шлюпку.

Алекс с серьезным видом помог ей вытащить шлюпку, изображая полное безразличие. Но когда она, подняв лицо к солнцу, потянулась, чтобы заправить выбившуюся прядь каштановых волос, и от этого движения приподнялась ее грудь, а загорелые стройные ноги твердо стояли на земле, теперь вновь принадлежавшей ей, он больше не смог выдержать искушения.