Джинни даже в самый сильный шторм не страдала морской болезнью. И была страшно занята, ухаживая за больными. Гилл уже настолько обессилел, что с трудом мог добраться до помойного ведра; если жены не оказывалось рядом, он изрыгал проклятия и ругательства в ее адрес в промежутках между глотками бренди из бутылки, которую ревностно хранил под матрацем. Джинни больше всего боялась, что бренди закончится прежде, чем они достигнут берега и смогут пополнить запасы. Напившись, он по крайней мере большую часть времени был в забытьи.
Корабль безжалостно бросало из стороны в сторону; шторм подчас был таким сильным, волны настолько огромными, что невозможно было поднять парус, и им приходилось дрейфовать в обезумевшем сером океане. В такие моменты бездна грозила поглотить хрупкое суденышко, кренившееся так, что мачты оказались параллельно воде, и казалось, что корабль уже никогда не выпрямится. В такие моменты удивительное чувство умиротворенности овладевало Джинни; на нее не действовали отчаянные крики и молитвы спутников. Она была дитя моря, и оно всегда было для нее вторым домом. Джинни никогда не питала иллюзий и знала о внезапном коварстве морской стихии, не боялась, что может утонуть. Ее жизнь больше не принадлежала ей, и она уже пережила столько ударов, что примирилась с судьбой. Раз в этой судьбе не оказалось места Александру Маршаллу, ей было все равно. Пусть будет что будет.
Прошло ровно четыре месяца, прежде чем «Элизабет Мей» и еще два корабля вошли в воды Чесапикского залива. До этого они остановились на неделю в Вест-Индии, чтобы пополнить запасы и произвести ремонт. Свежая пища и вода очень помогли больным. Даже Гилл, хотя был слаб и бледен, смог стоять у перил рядом с женой, глядя на заросшие буйной зеленью берега Новою Света.
Их путь лежал в поселок Джеймстаун, основанный сорок два года назад; «Элизабет Мей» повернула в воды широкой и полноводной реки Джеймс, и Джинни впервые с того утра, когда покинула Алекса в селении Престон, почувствовала какую-то искру интереса, едва ощутимое возбуждение. Здесь все так отличалось от ее родного острова Уайт, все было в зелени, береговая линия сплошь заросла высокими деревьями, росшими у самой воды. По реке сновали небольшие лодки и каноэ, и люди в них махали столпившимся у перил больших кораблей пассажирам, которые приободрились при виде земли, в их глазах появился блеск.
В некоторых местах деревья у берега были вырублены, и вглубь, к дому, смотревшему на реку, вела дорога. Повсюду виднелись фигуры работающих людей, несмотря на жаркое полуденное солнце. Такой жары Джинни еще никогда не испытывала.
Август… Она не видела Алекса год, Здоров ли он? Жив ли? Может, женился на дочери какого-нибудь приверженца парламента, которая родит ему сыновей, будет управлять его домом как истинная пуританка и принесет пользу его карьере благодаря семейным связям? Боже милостивый, утихнет ли чувство потери? Покинет ли ее тоска, сможет ли она обрести покой? Каждый раз, когда она думала, что все уже позади, тоска накатывалась на нее с новой силой, словно наказывая за то, что она пытается забыть его.
— Нас должны встречать, — сказал Гилл уже привычным ей брюзгливым голосом, нарушив ее размышления. — Они должны были получить письмо от нас месяц назад. Если оно не дошло, то не представляю, как мы справимся.
— Достаточно легко, — ответила Джинни, благодарная за то, что он перебил ее мысли и она смогла отвлечься от них. — Если твои кузены не получили нашего письма, мы пошлем им записку из Джеймстауна. В поселке должна быть гостиница и непременно найдутся люди, желающие нам помочь.
— Скорее, желающие нас обокрасть, — капризно пробормотал Гилл. — И как же мы сможем присматривать за шелками, фарфором и мебелью, если нас не встретят? Куда мы их поместим, когда корабль пристанет? Будем стоять как дураки, ожидая помощи?
— Может, если мы не будем стоять как дураки, ожидающие помощи, муж, то сможем позаботиться о вещах, — ответила Джинни; раздражение побудило ее говорить резче, хотя обычно в присутствии мужа она прикусывала язык. — Я, например, вполне способна позаботиться о себе.
— Конечно, когда вокруг есть мужчины, готовые переспать со шлюхой предателя, — злобно прошипел он, и Джинни побледнела. Она уже привыкла к его оскорблениям, но во время путешествия и болезни Гилл был сдержаннее, вероятно, потому, что нуждался в ее внимании и, будучи на корабле, не мог добиться этого силой. Отвернувшись, она спустилась вниз, чтобы проследить за подготовкой вещей к выгрузке.
Громкие приветственные крики снова привели Джинни на палубу, и вместе с другими она смотрела, как «Элизабет Мей», опустив паруса, бросает якорь у выдававшегося в море полуострова, на котором находились крепость и селение Джеймстаун. К кораблю немедленно устремились лодки и каноэ, чтобы доставить на берег пассажиров и их багаж. Кроме того, корабли, конечно, привезли товары, которые колонисты сами не могли производить и покупали на доходы от своих уже процветающих табачных плантаций. И конечно, корабли привозили письма из дома. Джинни подумала, что мало кто из колонистов не ожидает с нетерпением новостей с родины. Но когда началась суета разгрузки, у нее уже не осталось времени для размышлений. Гилл казался неспособным сделать что-нибудь путное; он только отдавал приказы, на которые никто не обращал внимания, и без толку кричал каждый раз, когда их вещи опускались в шлюпки.
— Гилл, они никуда не денутся, кроме берега, — сказала Джинни, когда он запричитал об исчезновении пары железных металлических подставок для дров в камине из имения Кортни. — Мы сами можем за ними проследить, если только ты сядешь в это каноэ. Я останусь на корабле и проверю, чтобы все остальные вещи благополучно отправились на берег, а ты их там примешь. Ну, разве это плохой план?
Как бы ему ни хотелось обнаружить изъяны, Гилл все же не смог придраться к плану и перелез в раскачивающееся каноэ, которым управлял улыбающийся мальчишка лет одиннадцати. На берегу Гилл без конца мешал всем, настаивая на проверке каждого ящика и каждого тюка, чтобы убедиться, что это вещи Кортни.
Джинни покинула «Элизабет Мей» одной из последних, помогая спутникам садиться в небольшие лодки, которые внезапно показались невесомыми для людей, привыкших ощущать под ногами вздымающуюся громаду палубы корабля. Но наконец и она ступила на берег Нового Света, и у нее тут же закружилась голова, едва ноги впервые после четырехмесячного плавания коснулись земли.
— Вирджиния! — властно позвал ее Гилл с дальнего конца причала. — Все вещи здесь, но я не вижу никого из встречающих.
Джинни взглянула на короткую дорогу, которая вела к укрепленному форту. Рядом с ним виднелись строения, но издали трудно было понять, какая часть поселения находилась вне форта.
— Почему бы тебе не нанять вон тех детишек, чтобы они присмотрели за вещами, а мы сходили бы в город? Твой кузен Харрингтон, должно быть, здесь хорошо известен, и мы непременно сможем узнать, как найти его.
Это было еще одно ее предложение, с которым Гилл не мог поспорить, и он как раз договаривался о цене с будущим сторожем их вещей, когда рыжеволосый и розовощекий мужчина во фланелевых штанах и ситцевой рубахе торопливо подошел к пристани.
— Эсквайр Кортни? — позвал он, пытаясь перекричать гул голосов.
— Здесь! — громко откликнулась Джинни, размахивая платком, чтобы привлечь его внимание.
— Ох, госпожа, как я рад, что наконец нашел вас, — сказал мужчина, отдуваясь — Том Бригхэм к вашим услугам, виллан4 эсквайра Харрингтона.
— Виллан? — переспросила Джинни, удивленно приподняв брови.
— После долговой тюрьмы, госпожа, — коротко сообщил ей Том Бригхэм. — Еще три года — и я стану свободным человеком, если будет на то воля Божья. А потом куплю землю, присмотрел тут себе триста акров.
— А нам какое дело до этого, парень? — раздраженно спросил Гилл. — Давайте уберем отсюда вещи, пока мы все не расплавились на этой чертовой жаре. — Он вытер лоб тыльной стороной ладони, и Джинни виновато заметила, каким бледным и вспотевшим было лицо мужа. Он еще не совсем оправился после мучительного путешествия, а раздраженные споры на жаре никак не улучшат ни его здоровья, ни настроения.
4
Раб, крепостной.