– Миссис Моррел может подтвердить, что у вас с ней была назначена встреча?
– У меня нет оснований полагать, что она этого не подтвердит.
– Может быть, вы в состоянии объяснить мне, почему видеокамеры зафиксировали, как вы вошли в здание и сели в лифт, однако нет записи того, как вы выходили из здания ни в то время, которое вы указали, ни в какое-либо другое.
– Этого я объяснить не могу. – Он сложил на коленях свои безукоризненно ухоженные руки, и окинул взглядом Еву. – Возможно, вы недостаточно хорошо смотрели.
За ночь Ева просмотрела записи шесть раз.
– Как часто вы бывали в Лакшери Тауэрз? – спросила Ева, сев наконец на стул.
– Я был там впервые.
– Впервые? – переспросила она. – Раньше у вас не было повода нанести визит Бреннену?
– У меня вообще не было повода наносить визит Бреннену – тем более, я не знал, что он там живет.
«Отвечает хорошо, – отметила Ева. – Осторожно, как человек, не впервые попавший на допрос». Она искоса взглянула на Рорка, хранившего молчание, и подумала, что досье Соммерсета наверняка безупречно – Рорк должен был об этом позаботиться.
– Почему в день смерти Томаса Бреннена вы воспользовались неохраняемым выходом?
– Я не воспользовался неохраняемым выходом. Я покинул здание тем же путем, каким в него вошел.
– Видеозаписи этого не показали. На них отчетливо видно, как вы вошли, но нет записи того, как вы вышли из лифта на том этаже, на котором, как вы утверждаете, живет миссис Моррел.
– Это просто смешно, – махнул рукой Соммерсет.
– Пибоди, будьте добры, поставьте диск 1-ВН, двенадцатая часть.
– Слушаюсь, мэм.
Пибоди вставила диск в компьютер, и тут же включился монитор на стене.
– Обратите внимание на время, указанное в углу экрана, – сказала Ева, снова просматривая сцену входа Соммерсета в вестибюль Лакшери Тауэрз. – Достаточно, – сказала она, когда двери лифта закрылись. – А теперь двадцать вторая часть. Обратите внимание на время, – повторила она, – и на табличку, указывающую на то, что эта камера установлена на двенадцатом этаже. Это тот этаж?
– Да. – Соммерсет, нахмурившись, смотрел запись. Двери лифта не открылись, и из них, естественно, никто не вышел. Он почувствовал, как по спине ползет струйка липкого холодного пота. – Мне все ясно. Вы стерли запись. Смонтировали все так, чтобы обвинить меня.
Этот сукин сын смеет ее оскорблять!
– Ну, конечно. Пибоди вам подтвердит, что половину рабочего времени я трачу на фальсификацию доказательств. – Ева поняла, что еще немного – и она потеряет самообладание. – В вашей версии есть только одна неувязочка! Это оригиналы дисков из комнаты охраны, а я работала с копией. До оригиналов я даже не дотрагивалась, их забирала Пибоди.
– Она – полицейский, – фыркнул Соммерсет. – И сделает все, что вы ей прикажете.
– О, обвинение в заговоре? Отыщите, Пибоди? Мы с вами специально подделали доказательства, чтобы насолить Соммерсету!
– Да вы только и мечтаете о том, как засадить меня за решетку.
– В настоящий момент вы правы, как никогда. – Ева отвернулась, стараясь справиться с обуявшей ее злостью. – Пибоди, выньте диск. Итак, вы были знакомы с Томасом Бренненом по Дублину. В каких вы состояли отношениях?
– Он был одним из многих знакомых мне молодых людей.
– А Шон Конрой?
– То же самое.
– Когда вы в последний раз были в «Зеленом Шемроке»?
– Насколько я помню, сего заведения я никогда не посещал.
– Полагаю, вы даже не знали о том, что там работает Шон Конрой.
– Не знал. Как не знал и о том, что Шон уехал из Ирландии.
Ева засунула большие пальцы в карманы и немного помолчала, давая себе передышку.
– Значит, вы не общались с Шоном Конроем последние двенадцать лет.
– Именно так, лейтенант.
– Что ж, давайте подведем итоги. Вы были знакомы с обеими жертвами и в день смерти Томаса Бреннена оказались на месте преступления. Вы пока что не предоставили убедительного алиби на время, когда произошли оба преступления. И вы хотите убедить меня в том, что никакой связи между этими фактами не существует?
Соммерсет окинул ее ледяным взглядом.
– Я не думаю, что вас можно убедить в чем-то, в чем вы не желаете убеждаться,
– Вы сейчас сами себе все портите! – Ева вытащила из кармана медальон, найденный ею на ночном столике Конроя, и швырнула его на стол. – Что означает этот символ?
– Представления не имею.
– Вы католик?
– Что? – озадаченно переспросил он. – Нет. Унитарий.
– Вы хорошо разбираетесь в электронике?
– Прошу прощения…
«Выбора нет», – подумала она и спросила, стараясь не смотреть на Рорка:
– Каковы ваши служебные обязанности?
– Они весьма разнообразны.
– Исполняя эти разнообразные обязанности, вы посылаете или принимаете электронные сигналы?
– Естественно.
– Вам известно, что у вашего хозяина установлено весьма сложное электронное оборудование?
– Лучшее на всей планете, – гордо уточнил он.
– И вы с ним хорошо знакомы?
– Да.
– Настолько хорошо, что можете посылать сообщения так, чтобы их невозможно было отследить?
– Конечно. Я… – Он внезапно замолчал, стиснув зубы. – Но у меня нет причин так поступать.
– Вам нравятся загадки, Соммерсет?
– Иногда.
– Вы считаете себя терпеливым человеком?
– Считаю.
Ева кивнула. Сердце у нее словно тисками сжимало. Теперь ей придется говорить о том, из-за чего она большую часть ночи провела без сна.
– Мне известно, что ваша дочь-подросток была убита. – Она не слышала за своей спиной ни звука, ни вздоха. Но воздух словно потяжелел от боли. – И ваш нынешний работодатель был косвенной причиной ее смерти.
Соммерсет откашлялся и стиснул руки, лежавшие на коленях.
– Он не был причиной.
– Ее изнасиловали и убили, чтобы проучить Рорка, чтобы причинить ему боль. Она была всего лишь орудием мести, не так ли?
Соммерсет несколько мгновений был не в силах говорить. Горе схватило его за глотку, перекрыло ему дыхание.
– Она была убита злодеями, которые польстились на ее невинность и чистоту. – Он тяжело вздохнул. – Вы, лейтенант, должны понимать такие вещи.