Ева никогда раньше не бывала на поминках и удивилась тому, что Рорк решил устроить их в «Свинье и Гроше». Для посторонних посетителей паб был закрыт, но народу набилось полно. Ева поняла, что Дженни, у которой не было семьи, в друзьях недостатка не знала.

Ирландские поминки оказались очень похожи на обычные посиделки в пабе. Музыка, разгово­ры, выпивка… Ева вспомнила о панихиде, на ко­торой присутствовала всего месяц назад. Тело было выставлено на постаменте, вся комната – в цветах, повсюду – темно-красные занавеси. У всех было печальное настроение, говорили вполго­лоса.

А здесь умерших вспоминали совсем по-другому.

– Дженни была отличная девчонка! – Муж­чина у стойки поднял стакан и заговорил гром­че. – Никогда виски не разбавляла, лила полную мерку. А как улыбалась!

– За Дженни! – крикнуло несколько человек, и все выпили.

Рассказывались истории, в которых сначала поминали добродетели усопшей, а потом подшу­чивали над одним из присутствующих. Чаще дру­гих мишенью оказывался Рорк.

– Помню я один вечерок, – начал Брайан. – Тогда наша Дженни была совсем девочкой и по­давала пиво в пабе старика Малони – упокой, господи, его душу. А я стоял за стойкой.

Он помолчал, отхлебнул из стакана и затянул­ся сигарой.

– Я положил на Дженни глаз – как любой нормальный парень, а она на меня внимания не обращала. Все на Рорка посматривала. В тот вечер народу было полно, и все юнцы из кожи вон лезли, чтобы от Дженни хоть улыбочку заполу­чить. Какие я на нее взгляды кидал…

Брайан продемонстрировал один из этих взгля­дов, приложив руку к сердцу и шумно вздохнув. Присутствующие разразились хохотом, что его только подстегнуло.

– Но она – никакой реакции, так и впилась в Рорка глазами. А он сидел… может, даже за тем же столом, где сегодня сидит. Правда, одет был похуже, да и пахло от него не так соблазнительно. А Дженни раз двадцать мимо него прошла и все наклонялась к нему – у меня сердце заходилось, когда я представлял, какой ему вид открывается. И ласково так спрашивала, не принести ли ему еще пинту…

Он снова вздохнул, промочил горло и продол­жал:

– Но Рорк был слеп к ее взглядам и глух к ее словам. Он сидел рядом с девушкой моей мечты и заносил в свою книжечку какие-то цифры! Вычи­тал, складывал, подсчитывал доходы… Что и гово­рить, Рорк всегда был бизнесменом. Тогда Дженни, а она была девушкой решительной, попросила его помочь ей в кладовке – что-то она не могла с верхней полки достать. А он, мол, такой высокий и сильный, сразу достанет.

Брайан закатил глаза, а одна женщина, сидев­шая неподалеку от Рорка, наклонилась к нему и пощупала его мускулы.

– Ну, парень он был все-таки добрый, – про­должил Брайан, – убрал свою книжечку в карман и пошел с ней. Не было их долго – так долго, что сердце мое изнылось. А потом они вышли – во­лосы растрепанные, одежда смята, и в глазах что-то такое светится… Короче, я сразу понял, Дженни для меня навсегда потеряна. Потому что ничего­шеньки он не принес, что можно было с верхней полки достать. А потом он уселся за стол, улыб­нулся ей, достал из кармана книжечку и опять принялся считать. Нам всем тогда по шестнадцать было, мы только и мечтали о будущей прекрасной жизни. Теперь паб Малони мой, у Рорка доходов столько, что и не сосчитать, а Дженни… Милая наша Дженни с ангелами на небесах.

Кое-кто всплакнул, и разговор стал потише. Брайан, прихватив с собой стакан, подошел и сел напротив Рорка.

– Помнишь тот вечер?

– Помню. Это хорошие воспоминания.

– Может, с моей стороны и невежливо было рассказывать об этом… Надеюсь, вы, Ева, на меня не обиделись.

– Разве у меня каменное сердце? – То ли от музыки, то ли от атмосферы вокруг, но Ева рас­чувствовалась. – А Дженни знала, как вы к ней относитесь?

– Тогда – нет, – покачал головой Брайан. – А потом мы слишком подружились, тут уж не до того было. Но я к ней всегда тянулся и любил ее – только по-другому.

Он мотнул головой, словно прогоняя грустные мысли, и постучал пальцем по стакану Рорка.

– Да ты почти не пьешь. Что, пожив с янки, отвык от нашего ирландского виски? Голова сла­ба стала?

– Где бы я ни жил, моя голова всегда была по­крепче твоей.

– Да, голова хорошая, – признал Брайан, – Но вспоминаю я еще один вечерок. Это было, когда ты продал корабль отличного бордо, кото­рое контрабандой привез из Кале, – прошу про­щенья, лейтенант. Помнишь, Рорк?

Губы Рорка скривились в улыбке, он погладил Еву по голове.

– Я не один корабль французского вина при­вел из Кале.

– Да кто ж сомневается. Но тот вечер был осо­бенный, ты тогда полдюжины бутылок выставил, и настроение у тебя было расчудесное. Мы затея­ли игру в карты, хорошо посидели и выпили все до капли. Ты, я, Джек Бодин и тот дурак Мик Кеннеди, которого лет пять назад прирезали в Ливерпуле. Должен вам сказать, лейтенант, что ваш муженек пил за шестерых и все-таки всех нас обставил.

Рорк отхлебнул глоток:

– Вспоминается мне, что утром, проснувшись, я денежек недосчитался.

– Ну-у… – широко улыбнулся Брайан. – На­пьешься с ворами – пеняй на себя. Но вино, Рорк, было хорошее. Чертовски хорошее вино! Хочу по­просить их сыграть одну песенку из старых. «Лен­ту черного бархата». Споешь?

– Нет.

– Спеть? – удивилась Ева. – Он что, поет?

– Нет! – повторил Рорк твердо, и Брайан рас­хохотался.

– Накачайте его как следует – вот тогда за­поет.

– По-моему, он даже в душе не поет. – Она задумчиво посмотрела на Рорка. – Или поешь?

Рорк не знал, куда деваться от смущения.

– Нет, – покачал он головой и поднял ста­кан. – И не собираюсь напиваться настолько, чтобы ты подумала, будто я лжец.

– Ну, над этим мы поработаем, – подмигнул Брайан и встал. – Велю им сыграть кадриль. Станцуете со мной, Ева?

– С удовольствием.

Брайан направился к музыкантам, а Ева оки­нула своего супруга пристальным взглядом.

– Напивался, пел в кабаках, тискал барменш в кладовках. Очень интересно. Пожалуй, я бы хоте­ла посмотреть на тебя пьяного.

Она дотронулась ладонью до его щеки. В гла­зах Рорка уже не было грусти, и это ее успокоило. Куда он ходил днем – пусть будет его тайна, но ему это явно пошло на пользу.