Через два часа Ева объясняла причины прова­ла операции начальнику полиций Тибблу.

– Я беру на себя всю ответственность, сэр. Ра­бота сотрудников, привлеченных к операции, бы­ла безукоризненной.

– Просто цирк какой-то! – Тиббл постукивал кулаком по столу. – Собачья драка, укушенные, следователь носится по городу в спортивной ма­шине за двести тысяч долларов. Эти чертовы ре­портеры успели вас заснять. Не слишком ли ши­карно для нашего нищего департамента?

– Прошу прощенья, сэр, – сдержанно отве­тила Ева. – Мой служебный автомобиль искоре­жен, а нового еще не выдали. Поэтому мне пришлось воспользоваться личным транспортом. В по­добных случаях это разрешается.

Тиббл перестал стучать кулаком по столу и по­смотрел на нее, прищурившись.

– Какого черта вам не выдали новую машину?

– Причины мне неизвестны, сэр. Моя по­мощница сегодня опять запрашивала хозчасть, ей ответили, что заменят машину не раньше, чем че­рез неделю.

Он тяжело вздохнул,

– Ох, уж эти бюрократы! Завтра к восьми ноль-ноль машина будет заменена, лейтенант.

– Благодарю, сэр. Сегодняшняя операция, без сомнения, провалилась, однако детектив Макнаб установил, что разговор велся из Лакшери Тауэрз. Я бы хотела поработать с командой, направлен­ной туда.

– Лейтенант, сколько направлений расследо­вания вы собираетесь контролировать лично?

– Все, сэр, – не моргнув глазом, ответила Ева.

– А вы не задумывались о том, что именно в этом деле вы можете быть не вполне объективны? Мне кажется, вы вступили с убийцей в личное со­ревнование. Вы расследуете серию убийств, лей­тенант, или играете в игры?

Ева не могла не согласиться со справедливос­тью упрека, но отступать не собиралась.

– В настоящее время, сэр, я думаю, что одно неотделимо от другого. Признаю, мое поведение вышло за принятые рамки. Этого больше не по­вторится.

Тиббл тяжело поднялся из-за стола.

– Считайте, что я вам сделал официальный выговор. Хотя, признаться, не нахожу, что вы вышли за рамки. Я просмотрел записи операции. Вы отлично ее провели, лейтенант, уверенно и четко. В вашей стратегии не было ошибок. Чертов пудель! – добавил он в сердцах. – Кроме того, вам не прислали поддержку с воздуха. Виновные в этом будут наказаны. Считайте, что вы получи­ли мое согласие на любую необходимую помощь.

Он взял со стола стеклянный шар, заполнен­ный темно-синей жидкостью, перевернул его, и внутри шара поднялась морская буря.

– Еще одно… Пресса, без сомнения, будет в восторге от нашей сегодняшней неудачи. Надо это принять с достоинством. Как вы думаете, он позвонит вам опять?

– Он не сможет удержаться, хотя, вероятно, на некоторое время замолчит. Будет злиться, по­пытается каким-то образом на меня напасть. Ду­маю, он решит, что я жульничала, а это ведь его игра. Жульничество – грех, и он захочет, чтобы господь меня наказал. Да, он наверняка напуган и в то же время разозлен.

Поколебавшись немного, Ева решила поде­литься своими соображениями.

– Не думаю, что он вернется в Лакшери Тау­эрз. Он очень умен, сэр. Он поймет, что, раз мы смогли подобраться к нему так близко, то, веро­ятно, вычислили и место, из которого он говорил. Сегодня в вестибюле он нас почуял, следователь­но, у него развита интуиция. Ему удалось обвести нас вокруг пальца, но, если мы найдем его обору­дование, найдем его берлогу, мы найдем и его.

– Тогда найдите берлогу, Даллас!

Ева заскочила к себе в кабинет – сделать ви­деокопии того, что произошло днем. Ей хотелось просмотреть все еще раз.

– Я же сказала, чтобы ты шел домой! – воз­мутилась она, увидев ожидавшего ее Рорка.

Он встал, подошел к ней, погладил по щеке.

– Ну что, Тиббл снял с тебя скальп?

– Он был, как ни странно, очень мил.

– Но твоей вины действительно нет.

– Дело не в вине, а в ответственности. А она была на мне.

– Может, пойдем перестреляем несколько пу­делей?

Ева усмехнулась.

– Позже. Мне надо сделать копии записи, а потом ехать в Лакшери Тауэрз.

– Ты с утра ничего не ела, – заметил Рорк.

– Перехвачу что-нибудь по дороге. – Она ус­тало закрыла лицо руками. – Черт возьми, Рорк, мы же были в полушаге! Может, он увидел, как Бакстер потянулся за оружием? Или кто-то из наших слишком пристально на него смотрел? А может, он нас просто почуял?

– Давай-ка я просмотрю записи. У меня ведь с юности был нюх на легавых.

– Ну, посмотри. – Она включила компью­тер. – На диске из вестибюля полно кадров с ним в полный рост. Лица почти не видно, но вдруг ты что-то рассмотришь. Ты его должен знать, Рорк.

– Сделаю все, что смогу.

– Когда вернусь домой – не знаю. – Она протянула ему копии. – Но ты меня не жди.

По дороге Ева купила чизбургер и баночку пепси и понесла это с собой в конференц-зал Лакшери Тауэрз, где Макнаб вел свой электрон­ный поиск.

– Есть что-нибудь?

– Какие-то ниточки тянутся. Здание напичка­но высококачественной аппаратурой. Проверяем этаж за этажом, но пока что не нашли.

Ева поставила сумку, протянула руку, бесцере­монно взяла Макнаба за подбородок и развернула к себе. На лбу у него был здоровенный синяк, а над правым глазом – длинная царапина.

– Вы хоть санитарам свою физиономию пока­зывали?

– Да это ерунда. Проклятая собака ринулась на меня, как на личного врага. – Он тряхнул головой, золотые колечки в ушах зазвенели. – Я бы хотел извиниться за свое неподобающее поведе­ние, лейтенант.

– Нечего извиняться. Вы разозлились, и зли­тесь до сих пор. – Ева открыла банку с пепси. – Вы были не правы, а на ваше извинение мне пле­вать. Никогда не задавайте вопросов начальству во время операции, Макнаб! Иначе вместо того, чтобы стать ведущим сотрудником отдела, будете работать на частное агентство, и останется вам только подслушивать охи и вздохи неверных жен.

Макнаб нахмурился и, чтобы сосредоточиться, принялся тщательно настраивать сканер, засек­ший какой-то передатчик на восемнадцатом этаже.

– Ну хорошо, может, я до сих пор немного не в себе, но я многое осознал. Да я почти не выле­заю из своего кабинета, а сейчас – настоящее де­ло, и вы меня отослали!