Рорк задумчиво потер лоб. После короткой паузы музыка снова заиграла, все возобновили прерванные разговоры.
– Знаешь, если бы я тогда вернулся, мне бы это встало дороже. – Рорк взял свою кружку и отхлебнул. – Мне казалось, я их тебе выслал.
– Черта с два! Ну, да ладно. Что такое сотня фунтов для друга? – Брайан раскатисто рассмеялся, схватил Рорка за плечи и, притянув к себе, смачно чмокнул в губы. – Добро пожаловать домой, старый ублюдок. Эй, сыграйте-ка для моего старинного дружка «Дикую розу»! – крикнул он музыкантам. – Слыхал я, что деньжат у него столько, что он всех вас запросто угостит.
Музыка заиграла, посетители зааплодировали.
– Я всем поставлю по кружке, Брайан, но только если ты согласишься побеседовать со мной и моей женой пару минут наедине.
– Так это жена? – взревел бармен и кинулся целовать Еву. – Пресвятая Богородица, спаси нас! Да сколько хотите минут, это заведение теперь – мое. Майкл, иди-ка сюда, помоги Джонни. Я отлучусь.
Он нажал на кнопку под стойкой, и одна из панелей в стенке отъехала в сторону. Они прошли в крохотную комнатку, где стояли стол и несколько стульев. Свет здесь был тусклый, но полы сияли блеском. Сквозь стену музыка была едва слышна.
– И вы вышли за этого негодяя? – Брайан со вздохом опустился на стул, который угрожающе под ним заскрипел.
– Ну, он так умолял меня…
– Какую ты красотку оторвал, парень! Длинненькая, и глаза цвета лучшего ирландского.
Рорк вынул портсигар, протянул Брайану.
– Американские? – Он затянулся, зажмурившись от удовольствия. – У нас таких не достать.
– Я пришлю тебе ящик в счет той сотни.
– Ящик американских я продам раз в десять дороже, – усмехнулся Брайан. – Договорились. Ну, так что тебя привело в «Свинью и Грош»? Я слыхал, что ты наведываешься в Дублин по своим делам, но в наши края не забредал.
– Нет, не забредал. – Рорк взглянул ему в глаза. – Не люблю призраков.
– Ага, – кивнул Брайан. – Их в наших переулках пруд пруди. Но сейчас-то пришел и жену привел.
– Да. Ты слышал про Томми Бреннена и про остальных?
– Убили их. – Брайан налил себе виски из бутылки, прихваченной из бара. – Томми порой сюда заглядывал. Не часто, но заглядывал. Даже петь мы его уговаривали. Как-то раз я видел его с женой и детишками на Графтон-стрит. Он меня тоже видел, но не ко времени было с таким, как я, общаться. Томми старался кое во что свою семью не посвящать. – Он поднял стакан – не в знак приветствия, а в память о погибшем. – Шона я давненько не видал. Он слал весточки из Нью-Йорка, все заливал, что наживает состояние и, как кончит денежки пересчитывать, так сразу и вернется. Умел приврать Шон…
– Я привез тело Дженни.
– Да? – Брайан серьезно кивнул. – Это правильно. Она бы сама так хотела. Доброе сердце была у Дженни. Надеюсь, они поймают того сукина сына.
– Это одна из причин, почему мы здесь. Надеемся, что и ты нам поможешь.
– Да чем я помогу? Убили-то их за океаном.
– Я думаю, началось все с Марлены. – Рорк взял Еву за руку. – Я не представил тебе свою жену как следовало, Брайан. Это лейтенант Ева Даллас, полиция Нью-Йорка.
Брайан так поперхнулся виски, что у него слезы на глаза навернулись.
– Черт побери, Рорк! Ты женился на лейтенанте полиции?!.
– Это я вышла замуж за преступника, – пробормотала Ева. – Но об этом все всегда забывают.
– Я помню, дорогая, – Рорк поцеловал ей руку. – Всегда.
Брайан опять расхохотался и налил себе еще виски.
– Ну что ж, за вас!
Следующее дело ему пришлось отложить, и теперь он молился о терпении. Он и так слишком долго ждал. Но то был знак божий, и он это понимал. Он свернул с пути, пошел на поводу своих желаний, когда подложил ей в машину бомбу.
Он согрешил и поэтому молился не только о терпении, но и о прощении. Он знал, что должен был прислушиваться к силам, его направляющим, и скорбел о своей ошибке. Как Моисей, он изменил делу жизни своей и решил испытать господа!
Слезы застилали его глаза, когда он бил поклоны. Четки позвякивали в ладони, он перебирал их, послушно повторяя молитву за молитвой.
Слава Пресвятой Богородице!
Он молился, не подложив под колени подушечку, – его учили, что в боли можно обрести прощение, А без прощения он не может действовать дальше. Белые свечи горели вокруг, пахло расплавленным воском. Перед ним стояла статуэтка Девы Марии. Она молча смотрела на него, и в какой-то момент во взгляде ее он прочитал прощение.
Благословенна ты между женами!
Молитвы Деве Марии были его любимыми: ничто так не утешало. Завершив пятую из девяти молитв новены, он почувствовал, что душа его очистилась от мирских забот и плотских помыслов. Как и Дева Мария, он был чист. Его учили, что чистота и непорочность есть путь к славе; когда похоть заползала ему в душу, он боролся с этим демоном, не щадя сил. И теперь его тело вновь стало послушным, а все помыслы обратились к богу.
Семена его веры были посеяны в крови, взошли в мести и расцвели в смерти…