Выскочило уведомление.

Следующий разговор с паладином состоялся, когда она осталась одна в комнате для гостей в Доме Эвер’харн. Схватка с Теспианом и последующее застолье дико вымотали её, но Фурия не могла заснуть.

Во-первых, радовалась собственной предусмотрительности. Накануне похода в Дом Ба’Энтар она раскидала 10 единиц талантов. По одному в Рывок, Костелом, Закалённое тело, Походный строй, Мизерикорд и Провокацию, а также по два — в Изнурительный выпад и Боевую оценку. Именно Рывок с увеличенным радиусом действия спас Матриарха от огненного бича доппеля, а это, в свою очередь, спасло их всех.

Во-вторых, из головы Фурии не выходила Тальврае и её сын.

Как-то очень незаметно девушка перестала воспринимать окружающих её персонажей в качестве фикции. Они вели себя, как реальные люди. Имели свои мотивации, желания и пристрастия. Отвечали добром на добро и наоборот. Поэтому картина тёмной эльфийки, у которой невыплаканные слёзы высохли на лице, придавая ей вид восковой маски, задела орчанку.

Её собственные отношения с матерью всегда были болезненной темой. Однако Фурия знала наверняка, если бы с ней что-то случилось там в реале, у мамы бы всё оборвалось внутри. Потому что она помнила, как та спала на стуле в больничной палате подле её койки. Как излучала уверенность и любовь. Хрупкая маленькая женщина, которая боялась громкого шума и резких движений, находила в себе силы, чтобы подбадривать девушку. Говорить ей, что жизнь на этом не закончилась.

Вид такой искренней материнской любви и бесконечного горя со стороны Тальврае заставлял её думать о доме, о том, как там поживает её мама? Справляется ли она с собственными проблемами? И получится ли у девушки наладить отношения с последним оставшимся у неё близким человеком после освобождения из капсулы. Орчанка хотела бы увидеть её прямо сейчас. Побеседовать с ней и поделиться всем, что наболело.

«Моя мать пела мне песни» — вполголоса отозвался Ансельм. «Она была квартеронкой, поэтому немного знала их язык.»

Кем? — робко уточнила девушка, боясь спугнуть откровение.

«Так называют людей, у которых один из родителей полуэльф. Можно сказать, что я эльф на одну восьмую долю, но уже после четверти это практически никак не проявляется. Ни ушей, ни предрасположенности к магии, ни острого слуха и зрения. О чём я говорил?»

Она пела тебе.

«Да, я помню, как она пела мне песни, когда я был совсем маленьким. На эльфийском. Дивный язык. Мелодичный. Думаю, именно так говорят боги между собой.»

Девушка слушала, не перебивая.

«Знаешь, считается, что совсем юные дети ничего не запоминают. Мне было два года, когда её не стало, и всё же я помню её голос. А вот лицо — нет.»— голос Ансельма дрогнул. «Береги воспоминания о своей матери. Ты поймёшь их ценность лишь гораздо позже.»

Он замолчал и со вздохом продолжил.

«Извини, что вторгся со своим рассказом посреди твоих переживаний. Здесь тяжело соблюдать личные границы, когда я ощущаю твои эмоции так ярко. Кажется, протяни руку и коснёшься их. Представь, что ты находишься в комнате с человеком, который проговаривает вслух всё, о чём он думает, и ты поймёшь мою дилемму.»

Я не держу на тебя зла. Мы действительно находимся в специфической ситуации. Приходится искать компромиссы.

«Спасибо, Фурия.»

Спокойно ночи, Ансельм.

«Спокойной ночи».

Перед тем, как покинуть Аскеш, она разобралась с накопившимися вопросами. Продала ненужную экипировку — старьё, но также и Секиру Ледяной Кромки, вытащенную с йети. Девушка знала, что больше не вернется к двуручным топорам. Так или иначе. Всё вместе это принесло ей 472 золотых с копейками. Правда солидная часть тут же улетела на Свиток телепорта.

Также получила два новых предмета за сдачу заданий. Штаны — через слугу Дома Эвер’харн, который по утру принёс ей награду за убийство Тирана Смерти.

А также броню за доставку трофея местной Мэрше.

Разыскала и купила доступ к следующему уровню кулинарии. Тот как раз достиг пограничного значения. Оказывается если готовить потихоньку каждый день, можно здорово прокачать профессию.

Напоследок заглянула к гоблину Клиосу. Как сообщил трактирщик, тот зазнался и теперь обитал в собственном офисе подле Жаровни. Винокурня работала, тьфу-тьфу, бесперебойно. Это позволило зеленому коммерсанту разжиться небольшим штатом сотрудников — Фурия заметила двоих: вышибалу тролля и гоблиншу на побегушках. Её косички так и тряслись, когда она буквально носилась по зданию, выполняя разные поручения.

Разговор вышел несколько напряжённый. Клиос радовался встрече, но с криками и слезами отрывал от сердца долю орчанки за прошедший период. В кабинет даже тролль заглянул. Решил, что босса пытают враги. В итоге Фурия забрала 310 монет и всё равно почувствовала, что её крепко надули.

Само путешествие до стойбища Клана Гремящего пика запомнилось ей мало. Однообразные дни, когда вокруг простиралась лишь припорошенная снегом тайга. Подолгу она беседовала с Гвинденом, сидя у костра. Делилась своими мыслями и диковинками, что довелось встретить в этом мире.

С каждым днём росла и её симпатия к острому на язык эльфу, который показывал потрясающую человечность и порядочность. Несколько раз она уже видела, как он мог бы облегчить свою жизнь, поступив, как проще, а не как правильно.

Отказ заменить девушку на более опытного танка, как предлагал тот мелкий гоблин ублюдок. Столкновение с Рубанком у входа в подземелье, где он готов был дать шанс на спасение неизвестным игрокам, жертвуя собой. Забота о том, чтобы дроу награди её и Маджестро за помощь. Как повёл себя в самом конце при разговоре с Тальврае.

Однако же дроу каждый раз выбирал более сложный путь. Именно это вызывало у неё уважение.

«Я выбрал дорогу, что меньше топтали, —

Вся разница в этом меж ними была.»

Как сказал бы её отец, цитируя Роберта Фроста. Этого поэта он уважал не меньше Йейтса и часто читал ей это стихотворение в детстве.

В самом стойбище день пролетел как-то незаметно. Навестила Яггрена и поняла, что скучала по этому ворчливому орку. Пересказала вождю всё, что случилось с ней в Аскеше. Передала останки убитого Грокха, завершим два квеста.