Орчанка же застыла на первом пролёте, осторожно наблюдая за собравшейся компанией. Все они в диком ужасе смотрели на выгибающуюся от ударов дверь. В груди до сих пор ходуном ходило сердце. Ей никак не удавалось собраться.

Скрипнул доспех.

Словно очнувшись от транса, хобгоблины посмотрел на лестницу. Увидели девушку.

— Нужно убить эту суку и скинуть ему сверху. Может быть, оттрахав и сожрав её, Брелларк придёт в себя, — предложил один.

— Хуже точно не будет, — согласился второй.

С мрачной решимостью, бойцы перехватили разномастное оружие и начали, не спеша, подниматься по лестнице. Больше дюжины за короткий срок успело набиться внутрь донжона.

Фурия, также не торопясь, отступала назад и вверх, пока вся процессия не втянулась в лестничный марш. Ширина составляла не больше метра. Им приходилось идти парами, друг за другом. Кто-то попытался выстрелить из лука, но винтовой изгиб мешал нормально прицелиться. Стрела ушла в молоко.

Девушке показалось, что с момента короткой, но безжалостной схватки во дворе прошёл час. На самом деле, меньше тридцати секунд. На ней до сих пор висели остатки Яростного крика, отсчитывая последние секунды.

Сейчас!

«Сейчас!» — согласился Ансельм.

Излюбленное оружие! Любой ценой!

Её здоровье упало на 90 %.

— Горите!

Сконцентрировавшись, она отдала мысленный приказ.

С кончика копья сорвался ониксовый полумесяц. Дико горячий и яростный, как жар преисподней. Он валом пронёсся вниз по лестнице, плавя доспехи и опаляя тела. Дюжина воплей эхом разнеслось по башне.

Вы нанесли 113 358 единиц урона (игнорируется 100 % брони) (избыточный урон 9 557)

…

Вы нанесли 98 466 единиц урона (игнорируется 100 % брони) (избыточный урон 3 969)

Охваченные огнём людоеды заметались в тесном пространстве, мешая друг другу и сбивая с ног. Кто-то покатился вниз по ступенькам, грохоча раскалённым железом. Отвратительно запахло палёным мясом и горелыми шкурами. Вонь мгновенно распространилась повсюду, проникая в нос. Залезая в рот.

Орчанка еле удержалась от того, чтобы не вывернуть наизнанку содержимое желудка. Вместо этого залепила себе пощёчину и Стальным шквалом обрушилась на недобитков.

Вы нанесли 15 909 единиц урона (игнорируется 100 % брони)

…

Вы нанесли 28 775 единиц урона (х2) (игнорируется 100 % брони)

Обезумевший от боли людоед бросился к ней, распахнув объятия. Фурия встретила его Мизерикордом. Точным ударом копьё пробило лоб врага, швыряя его вниз по лестнице.

Вы нанесли 27 644 единицы урон (избыточный урон 1 407)

Через пятнадцать секунд всё было кончено. Сожжённые тела валялись вповалку, намертво пропитав донжон невыносимой вонью.

Брелларк снова ударил в массивную дверь. Что-то выстрелило из самой створки и звонко отрикошетило от каменной стены. С трудом она нашла предмет.

Заклёпка.

Дверь поддавалась.

Она слетела по лестнице вниз, надеясь отыскать там какой-то проход. Быть может секретный тоннель.

В подвале расположилось несколько клеток, из-за решёток которых на неё выглядывали измождённые грязные люди. При виде орчанки они отступили назад, вжимаясь в угол.

Сердце Фурии защемило при виде чумазой девочки, которая жалась за спину матери.

Если он ворвётся сюда в текущем состоянии, вырежет здесь всех. Я должна, должна остановить его.

Не говоря ни слова, она поднялась обратно на первый этаж. Замерла напротив двери, в которую каждые три секунды влетало что-то массивное. С потолка сыпалась пыль. Девушка потянулась к засову и… осела на землю.

Перед глазами вставали образы залитого кровью зверя, который раздирал голову Кесмы на две половины, словно гнилую дыню. Фурия, чувствовала, как внутри отчаянно стучало сердце. В своё время её не пробрали ни Созерцатель, ни Нарастен, ни хтонические твари из подземелья. Брелларк был совсем другое дело. В кровожадном ублюдке чувствовалась фаталистическая готовность убивать даже ценой своей жизни. Желание раздирать врага на части, не считаясь с собственной болью и травмами. Она вряд ли могла что-то противопоставить такой ярости.

«Вот здесь ты ошибаешься, цыплёнок.» — подал голос Ансельм. «Холодный разум и трезвый рассудок бьют безумную ярость пять раз из пяти. Если придётся рисковать или жертвовать собой, делать это нужно полностью отдавая себе отчёт, а не потому, что тобой управляют эмоции. Ибо в бою они тебя ослепляют. Помни, почему ты дерёшься, безусловно, но не теряй голову.»

Я… я не справлюсь. Ты видел эту тварь? Он разорвёт меня на куски!

Орчанка учащённо дышала и никак не могла насытить тело кислородом. Задыхалась, как выброшенная на берег рыба.

«Помню, как я впервые шёл в бой.» — задумчиво протянул паладин под звонкий рикошет следующей заклёпки.

Девушка проводила её испуганным взглядом.

«Мне было семнадцать. Сир Родрик Уитман — рыцарь, которому я прислуживал в качестве оруженосца, обещал старосте безымянной деревни искоренить бандитов. Они засели на заброшенной мельнице. Четыре дюжих громилы, повадившихся резать путников, а также грабить и калечить крестьян.»

Дверь тряхнуло и её левый верхний угол вогнуло внутрь, впуская в комнату солнечный луч.

«Сир Родрик спешился с коня за пятнадцать шагов до мельницы. Принял из моих рук щит и полуторный меч.

— Ты идёшь со мной, лисёнок.»

Лисёнок? — удивилась орчанка, старательно игнорируя постепенно сминаемую дверь.

Ансельм смутился.

«Так уж получилось, что при жизни боги наделили меня шевелюрой рыжей, как огонь или шуба белки.»

Девушка прыснула со смеху.

«Так вот», - продолжил Ансельм, сделав вид, что не услышал, — «Сир Родрик велел мне прикрывать его спину. А у меня руки тряслись так сильно, думал меч из ножен вытащить не смогу.

— Мне страшно, Сир, — запинаясь пробормотал я, чувствуя, как сгораю со стыда.

Не удивился бы, если бы он зарубил меня на месте за такой позор. Ведь рыцарь не должен ведать страха — так думал я.

Знаешь, что этот двухметровый медведь мне ответил?»

Велел тебе собраться? — предположила орчанка.

«Нет, Фурия» — с лёгкой грустью улыбнулся Ансельм.

Она ощутила эту тоску пополам с ностальгией, словно собеседник коснулся воспоминаний, которые причиняли ему не меньше боли, чем радости.

«- Мне тоже, — прогремел он.

Я онемел. В моих глазах Родрик Уитман был глыбой. Легендарной фигурой, которая сразила эттина под Хельгинским мостом, спасла Графа Виллона во время прорыва Проклятой Бездны в Беллграспе. Если и были воины достойнее, чем он, мне о таких слышать не доводилось. Когда он согласился принять мне в пажи, я потерял голову от счастья. Когда через полтора года он произвёл меня в оруженосцы, я думал сама Аларис и Аксиос заодно спустятся с небес посмотреть на мою радость.

— Как же так? Вы победили столько врагов… и до сих пор боитесь? — всё ещё не веря, спросил я.

— Я скажу тебе больше, лисёнок. Я боялся каждый раз, когда брал в руки оружие и делал шаг навстречу опасности. Страх — это не твой враг. Это твой величайший союзник. Именно он напоминает, что ты смертен, но также, что несмотря на это ты делаешь что-то важное со своей жизнью. Кто, по-твоему, более достойный человек? Тот, кто не испытывал страх ни разу в своей жизни? Или тот, кто взглянул страху в глаза и всё равно сделал то, что должно? Вот, что такое храбрость. Так учил меня Сир Барретт.

Родрик положил руку на моё плечо и пробрал своим взглядом.

— Я знаю, что на той мельнице засело четыре бессердечных сукиных сына. Они с лёгкостью воткнут мне в спину нож, если некому будет прикрыть её. Можно сразить вражеского генерала на поле боя, обрести бессмертную славу, а потом подавиться овсянкой и задохнуться. Величайшие бойцы мрут так же легко, как и самые простые пехотинцы. Я боюсь погибнуть здесь и сейчас. Однако я пойду туда, потому что таково моё решение. Потому что таково моё призвание. Потому что такова наша работа, лисёнок. Мы встаём против бури. Я верю в тебя. Я знаю, что ты справишься.»