Жора сидел около окна. Весь остаток пятницы и начало субботы он без перерыва на обед просидел в конторе в ожидании Крымова и Нильского. Билеты на поезд в Москву пропали, Вика куда-то исчезла. К вечеру пришла Сашенька и заняла наблюдательный пост рядом с завхозом. Солнце уже начало клониться к закату. Сашенька, бросив печальный взгляд на пустынную улицу, вздохнула:
А наших все нет. Может, случилось что-то?
Ну зачем сразу предполагать самое худшее? — недовольно поморщился Жора.
— Может, просто вертолет разбился.
Не успел он закончить фразу, как к подъезду подкатило такси и из машины вылез Крымов, разминая затекшие ноги энергичными приседаниями, напоминающими гопак. Увидев в окне радостные физиономии своих сотрудников, он весело махнул рукой, давая команду уходить из конторы и садиться в авто. На президента было больно смотреть. С синяками под глазами, как будто вернувшийся с разборки стенка на стенку, похудевший на пять килограммов, Нильский был совсем плох. Брызгая слюной, Сан Саныч, которого уже отпустило вчерашнее нехорошее анальное чувство, размахивая руками и закатывая глаза, рассказывал все перипетии прошедшего дня. Из рассказа Нильского Жора только понял, что компаньонам еле удалось унести ноги из капкана, приготовленного Пеленгасовым. Вика оказалась предателем, и это лишний раз укрепило в Жоре мнение, что верить нельзя никому, а в нетрезвом виде и себе самому.
Вечером Остап собрал оставшихся соратников и разлил всем по сто пятьдесят граммов коньяка.
Начну со скорбных вестей, — сказал он, склонив голову. — Вчера мы потеряли одного нашего товарища. Я имею в виду Вику.
У, сука! — не выдержал Жора и сплюнул.
Но поскольку товарищ оказался врагом, будем считать, что мы потеряли только женщину. А женщину найти легче, чем товарища. Как говорится, если женщина не ангел, дьявол ее не попутает. Поэтому не будем сожалеть и даже пить за это. А выпьем давайте за полное осуществление наших планов.
Какое же полное? — буркнул Жора. — Хорошо, хоть ноги унесли.
И все же выпьем, — хитро улыбнулся Остап, — утро вечера мудренее. Глупо плясать под чужую дудку, не рассчитывая со временем стать ее хозяином.
Нильский залпом выпил коньяк и, не закусывая, перекрестился.
Ух! Даже вспомнить страшно. А Вика — конченая дрянь.
Мудрая улыбка мелькнула на губах Остапа.
Зачем высказываться так резко о вечных истинах? Каждый сам за себя — закон современных джунглей. Послушайте, какая мысль пришла мне в голову по дороге в Харьков:
Нильский налил себе еще полстакана и предложил тост за свободу как величайшую человеческую ценность. Затем пили за Сашеньку, за Даниловну, за президента Украины, за здоровье Нанайцева, купившего всей своей братве бесплатные сотовики, и так далее. Последний тост Макс предложил за Барона, пошел чокаться с ним и уже не вернулся, уснув в будке.
Когда усталые и нетрезвые комбинаторы расходились ко сну, Нильский хлопнул себя по лбу и закричал.
Послушайте, маэстро, а что же все-таки произошло с платежкой? Я ничего так и не понял. Куда она подевалась?
Остап улыбнулся.
Все очень просто, президент. Платежка действительно была выписана на сегодняшнюю пятницу, и эта дата еще с четверга засела в мозгу у Борова и Пеленгасова. Я специально оставил ее не подписанной мною, чтобы иметь возможность потом заменить. Когда мы входили в «Восток», у меня уже была подготовлена вторая платежка с другой датой. Оставалось заменить ее, что я и сделал. К тому же, ваши заячьи прыжки по столам настолько отвлекли всеобщее внимание, что ни Боров, ни подполковник не удосужились просмотреть бумагу еще раз.
Нильский зааплодировал, а Жора разразился лошадиным смехом.
Да, еще, Сан Саныч, я хочу принести извинения за то, что накрутил вас тогда в банке до состояния истерики. Мне нужно было полное ваше вдохновение в изображении застигнутого мошенника. Это позволило мне усыпить бдительность десятка глаз, наблюдавших за мной, и отвлечь внимание после замены платежки. К тому же я немного перестраховался. Я знал, что Пеленгасов следит за мной, но, помимо известных мне вариантов, могли быть и запасные, ведь он мог тоже подстраховаться. В этой жизни уже не знаешь, кому и верить.
Прощаю, прощаю, маэстро, это же бизнес. Я все понимаю, — сказал Нильский, — но мне не ясно все-таки, как вы догадались, что это ловушка, и нужно менять платежное поручение?
Я знал это еще в апреле, когда прибыл в этот город.
Не понял, — озадаченно выговорил Жора и уставился на Крымова.
Все было распланировано уже давно. Главное, надо было заработать начальный капитал. Уже под это я заключал контракт и выходил на Пеленгасова, — ответил устало Крымов.
Но какой в этом толк? — пожал плечами Нильский. — Я потерял за вчерашний день десять лет жизни, а все мы потеряли пятьдесят тысяч как минимум. В чем же ваш апрельский расчет?
Остап усталой и доброй улыбкой прервал тираду Нильского.
Сан Саныч, уже поздно. В понедельник откроется банк, и когда я смогу убедиться, что Пеленгасов отправил наши деньги, то есть, выпустил их из своих грязных лап, то я испорчу ему настроение еще раз.
Нильский схватил Остапа за руку.
А платежка? Старая платежка? Ведь они обыскали каждый сантиметр банка. Нас даже просвечивали рентгеном. Куда вы ее дели?
Остап засмеялся.
Вы опять были невнимательны, президент. Впрочем, как и все присутствующие, включая трех милиционеров. Не быть вам никогда не то что Шерлоком Холмсом, но и миссис Хадсон. Вы должны были хотя бы заметить, что я, некурящий человек, высмоктал в присутствии Стуся целую сигарету. Вы не представляете, насколько противна самокрутка, когда бумаги больше, чем табака.
В понедельник Остап уже был у Пеленгасова. На этот раз обошлось без пожатия рук и дежурных улыбок. Вначале Крымов подумал, что хозяин банка вообще не захочет его принять. Проверив, что перечисление денег уже произведено, Остап уже было двинулся в сторону выхода, когда был остановлен мордатым рыжим охранником:
Борис Михалыч просил вас зайти.
Пройдя сквозь приемную, Остап без разрешения толкнул нотой дверь кабинета Пеленгасова и вошел в сумрачное логово своего врага. Тот был один.
Не успел еще Крымов закрыть за собой дверь, как Пеленгасов вскочил с кресла и быстрым шагом подбежал вплотную к Остапу. Немного подпрыгивая на носках, он закричал тому прямо в нос:
Слушай, Крымов, ты думаешь, что ты выиграл? Ничего подобного! Скорее у нас ничья: маленький минус потери по твоему контракту компенсирует то, что ты облажал меня перед Боровым. Ты сумел обвести меня, но и я не дал тебе кинуть меня. Мы квиты!
А я и не собирался тебя кидать, — возразил Остап, усаживаясь в кресло.
— Ты же знаешь мой принцип — никакой уголовки. Я знал, что ты сам отдашь мне мою долю.
Ха! Какая доля! Держи карман шире! Так я тебе и принесу лимончик к чаю. Давай-ка, вываливай отсюда, пока я не вызвал ребят.
Остап терпеливо глянул на дергающегося перед ним банкира.
Боря, ты что, забыл, что я тебе обещал два сюрприза?
Пеленгасов сделал два неуверенных шага назад, натолкнулся на кожаный диван и упал на него задом.
Говори, — сказал он, заранее чувствуя, что ничего хорошего не услышит.
Так вот, — начал Остап, — первый сюрприз, с которым я тебя уже ознакомил, — это семечки. По первому сюрпризу у нас с тобой, как ты метко заметил, ничья. А вот по второму счет: один лимон в мою пользу.
Остап взглядом участливого психиатра посмотрел на багрового Пеленгасова и продолжил:
Поскольку деньги по контракту ты уже проплатил и я проверил их попадание по назначению, хочу тебя предупредить о том, что случится послезавтра. Но для этого нужно знать, что случится завтра. А завтра ко мне нагрянет страховая компания «Атлант». Ты, наверное, знаешь этих бесцеремонных грубых стокилограммовых ребят, которые занимаются должниками «Атланта». Так вот, завтра они придут ко мне требовать один миллион долларов, который компания «Атлант» автоматически проплатила в пятницу в 17-00 после того, как оплата по контракту не поступила из твоего банка.