Изучение древнего языка поглотило почти всю вторую половину дня, а потом они перешли к магической практике. Оромис в основном объяснял своему воспитаннику то, как правильно управлять различными видами энергии — светом, теплом, электричеством и даже гравитацией, — которые поглощают силы мага быстрее всего. А потому, учил он Эрагона, безопаснее обращаться к тем видам энергии, что уже существуют в природе, и лишь направлять их с помощью грамари, а не пытаться вызвать их из небытия.

Под конец Оромис спросил:

— А как бы ты стал убивать с помощью магии?

— Я бы делал это по-разному, — откликнулся Эрагон с энтузиазмом. — Я бы, например, охотился с помощью камешка, перемещаемого с помощью магии; я бы использовал слово «джиерда», чтобы ломать ургалам шеи и конечности. А однажды словом «триста» мне удалось остановить человеческое сердце…

— Есть более действенные способы, — прервал его Оромис. — Ведь что нужно, чтобы убить человека? Проткнуть ему грудь мечом? Сломать шею? Выпустить из него кровь? А можно и просто повредить одну-единственную артерию или определённый нерв — и все будет кончено. Если знать, как правильно произнести такое заклятие, можно обезвредить целую армию.

— Вот бы мне пришло это в голову во время битвы при Фартхен Дуре! — воскликнул Эрагон и подумал: «И не только там, но и в пустыне Хадарак, когда на нас охотились куллы». — Но почему же Бром не научил меня этому? И даже не подсказал, что это возможно?

— Просто он никак не ожидал, что тебе уже в ближайшие месяцы придётся воевать с целой армией. Обычно мы неопытных Всадников в подобные приёмы магии не посвящаем.

— Но если можно так легко убивать врагов с помощью магии, то зачем же нам или Гальбаториксу такое огромное войско?

— Из тактических соображений. Во время войны следует быть во всеоружии. Маги ведь весьма уязвимы, особенно во время атаки, когда поглощены воплощением в жизнь своих идей. А потому нужны и обычные воины, способные, по крайней мере, защитить своих магов. А этих воинов, в свою очередь, необходимо защищать от воздействия вражеских магов, иначе вся армия может погибнуть в течение нескольких минут. Вот потому-то, когда противники сходятся на поле брани лицом к лицу, маги обеих сторон рассредоточиваются по всему корпусу войск, но ближе к переднему краю. Хотя и не настолько близко, чтобы подвергать себя опасности. Потом они мысленно прощупывают обстановку, пытаясь определить, пользуется ли магией кто-то на стороне противника. А поскольку определить это им удаётся не всегда, ибо и маги противоборствующей стороны тоже не дремлют, они устанавливают мысленный барьер, защищая тем самым и своих воинов; во всяком случае, эти барьеры способны предотвратить гибельное воздействие таких вещей, как камешек, с помощью магии пущенный в голову врага с расстояния в милю.

— Но разве человек может защитить целую армию? — спросил Эрагон.

— Не один, а совместно с другими магами. Их иногда бывает довольно много, ибо лишь в этом случае можно наверняка обеспечить высокий уровень защиты. Самая большая опасность при этом в том, что кто-то особенно умный сможет выдумать некий неизвестный способ мысленной атаки, который окажется в состоянии преодолеть твою защиту, не нарушая её. Если это случится, оно может стать решающим моментом в том или ином сражении. А также, — прибавил Оромис, — следует постоянно помнить: те, кто действительно способен использовать магию, встречаются чрезвычайно редко. И мы, эльфы, не являемся исключением, хотя среди нас довольно много таких, кто умеет плести заклятия, — значительно больше, чем у других народов. Но это связано с теми клятвами, которые мы дали много веков назад. И большая часть тех, кто что-то понимает в магических искусствах, магического таланта в целом почти не имеют. И таким «магам» приходится порой нелегко, хотя они и пытаются всего лишь синяк исцелить.

Эрагон кивнул. Он встречал немало таких «умельцев».

— Но ведь чтобы выполнить даже самое простое задание, — сказал он, — так или иначе требуется немалое количество сил, верно?

— Дело в том, что слабые маги гораздо болезненнее, чем, скажем, ты или я, реагируют на потерю магических сил. Силы их незаметно утекают, а они не способны даже вовремя заметить это. И, повторяю, лишь очень немногие маги достаточно сильны, чтобы представлять угрозу для целой армии. Они большую часть времени проводят в борьбе со своими прямыми оппонентами — избегая столкновений с ними, выслеживая их или с ними сражаясь, — что, вообще говоря, благо для обычных воинов, иначе все они вскоре неизбежно пали бы жертвой магических происков противника.

— Но у варденов не так много магов, — с тревогой заметил Эрагон.

— И это одна из причин того, почему вы с Сапфирой так важны для них.

Эрагон с минуту подумал и снова спросил:

— А охрана войска и себя самого отнимает у тебя силы, только когда ты её… включаешь?

— Да.

— Но в случае, если хватит времени, можно создать как бы несколько слоёв подобной защиты. И сделаться… — Эрагон мучительно подыскивал нужное слово древнего языка. — Неприкасаемым… непроницаемым… неуязвимым для любого воздействия — как магического, так и физического?

— Мощность защиты, — сказал Оромис, — зависит от твоих собственных сил. Когда эти силы истощаются, ты можешь погибнуть. И сколько бы ни было у тебя сторожей или слоёв защиты, ты сможешь блокировать атаки противника лишь до тех пор, пока твоё тело и твой разум будут в состоянии выдерживать такой расход энергии.

— Но ведь силы Гальбаторикса с каждым годом все увеличиваются… Как же такое возможно?

Это был, скорее, риторический вопрос, однако Оромис погрузился в задумчивое молчание, следя взглядом за воздушными пируэтами трех ласточек. Эрагон понял: эльф обдумывает, как лучше ответить на заданный вопрос. Птички дразнили друг друга несколько минут, а потом улетели и скрылись из виду. Только тогда Оромис наконец заговорил снова:

— Сейчас, пожалуй, не самый подходящий момент для того, чтобы обсуждать подобную проблему.

— Значит, ты знаешь? — воскликнул потрясённый Эрагон.

— Знаю. Но подожду делиться с тобой этими знаниями до конца обучения. Ты пока не готов воспринять их. — Оромис посмотрел на Эрагона так, словно ожидал, что тот будет возражать.

Но Эрагон поклонился ему и сказал:

— Раз ты считаешь, что так будет лучше, учитель…

Он понимал, что выудить что-то из Оромиса невозможно, если он сам не захочет поделиться имеющимися у него сведениями, даже и стараться было нечего. И все же, думал он, что в этом такого опасного? Почему Оромис не решается сразу рассказать ему об этом? И почему эльфы, зная тайну могущества Гальбаторикса, таили её от варденов? Вдруг ещё одна мысль пришла ему в голову, и он спросил:

— Но если сражения с помощью магов ведутся именно так, как ты сказал, то почему же Аджихад позволил мне идти в бой без охраны? Я ведь даже не знал, что следует открыть собственную душу, если хочешь подслушать тайные мысли противника. И почему, в таком случае, Арья не убила большую часть или даже всех ургалов, которые на нас напали? Там, по-моему, не было больше никого из магов, способных противостоять ей, кроме Дурзы. Да и Дурза вряд ли был способен защитить свои войска, находясь под землёй.

— Неужели Аджихад не велел Арье или кому-то из колдунов Дю Врангр Гата установить вокруг тебя защиту? — спросил Оромис. Он явно был потрясён.

— Нет, учитель.

— Значит, ты сражался безо всякой защиты?

— Да, учитель.

Глаза Оромиса затуманились, словно он смотрел куда-то внутрь себя, а не в зеленые дали Дю Вельденвардена. Он долго молчал, потом вдруг, словно решившись, быстро сказал:

— Я справлялся у Арьи, и, по её словам, Двойники имели приказ проверить твои магические возможности. Это они сказали Аджихаду, что ты обладаешь знаниями во всех областях магии и сам способен установить охраняющие барьеры. Ни Аджихад, ни Арья не усомнились в их оценке.

— Ах, предатели! Сладкоречивые, плешивые, изъеденные клещами жалкие псы! — разъярился Эрагон. — Да ведь они же пытались убить меня чужими руками! — Забыв о древнем языке, он прибавил ещё несколько хорошо ему известных смачных ругательств.