В тот момент, когда солнце поднялось над неровными вершинами деревьев, Эрагон задышал глубже, заставляя сердце биться быстрее, открыл глаза и вернулся к действительности. Он не спал, поскольку теперь — с момента своего чудесного превращения — вообще не спал, а когда чувствовал усталость и ложился отдохнуть, то впадал в странное состояние, напоминавшее сон наяву. И ему являлось множество чудных видений, он бродил меж неясных теней своих воспоминаний, одновременно сознавая и то, что в действительности происходит вокруг него.

Он смотрел, как разгорается заря, но думал об Арье. Впрочем, все два дня, миновавшие после праздника, он только о ней и думал. Наутро после Агэти Блёдрен он пошёл в Дом Тиалдари, собираясь немедленно извиниться за своё вчерашнее поведение, и узнал, что она уже отбыла в Сурду. Было совершенно неясно, когда они смогут увидеться вновь. Только теперь, при ярком свете дня Эрагон понял, насколько магия эльфов и драконов затуманила его сознание во время Агэти Блёдрен. Должно быть, он снова вёл себя, как последний дурак, будучи не в состоянии отвечать за свои поступки. «И все же это не только моя вина!» — думал Эрагон.

Правда, он и сегодня готов был повторить все, что сказал тогда Арье — все до последнего слова! — хотя давно уже запретил себе излишне раскрывать перед ней свою душу. К тому же её решительный отказ сильно охладил его пыл. Освободившись от опьяняющего воздействия волшебства, он был вынужден признать, что Арья, вероятно, права: разница в возрасте между ними слишком велика, чтобы можно было с лёгкостью преодолеть этот барьер. Смириться с этим он, правда, так и не смог и решил пока что принять это как данность, но осознание этого только усиливало его тоску.

Эрагон и прежде не раз слыхал выражение «разбитое сердце», но считал это просто выдумкой поэтов, чем-то, не имеющим отношения к обычным человеческим чувствам и переживаниям. Однако теперь он ощущал вполне реальную боль в груди — так болит порванная мышца, — и каждый удар сердца причинял ему страдания.

Единственным его утешением была Сапфира. В эти два дня она ни разу не упрекнула его в том, что он вёл себя неразумно и беспечно, ни разу не сказала, «что ты наделал?» и ни разу не оставила его одного более чем на пару минут. Она постоянно была рядом, поддерживая и ободряя его своим присутствием; она старалась развлечь его разговорами и вытащить из угрюмой задумчивости.

Чтобы отвлечься от мыслей об Арье, Эрагон взял кольцо-головоломку, подаренное Ориком, и стал катать его между пальцами, удивляясь тому, сколь остро чувствует теперь каждый изгиб кованого металла, каждую насечку. Посмотрев повнимательней, он вдруг увидел, какая подсказка таится в золотых полосках узора — ранее это ему и в голову не приходило, — и, доверившись неведомому инстинкту, стал складывать тонкие металлические полоски в том порядке, какого требовал этот узор. И, к великому его удовольствию, все восемь частей кольца довольно легко сложились, образовав единое целое. Эрагон надел кольцо на безымянный палец правой руки, любуясь тем, как играет свет в изысканной насечке.

«А раньше ты никак не мог с этой игрушкой справиться», — заметила Сапфира.

«Я теперь вижу многое, что раньше было от меня скрыто».

Эрагон встал с постели, тщательно вымылся и с помощью магии удалил щетину со щёк. Несмотря на то, что теперь он стал очень похож на эльфа, борода у него все же продолжала расти.

Когда они с Сапфирой появились на поле для ристалищ, Орик был уже там. Глаза его вспыхнули, когда Эрагон поднял руку, демонстрируя собранное кольцо.

— Значит, ты все понял! — воскликнул гном.

— Это заняло больше времени, чем я ожидал, — признался Эрагон. — Но я все-таки справился. Ты тоже пришёл потренироваться?

— Нет. Я уже помахал тут топором с одним эльфом, которому, видишь ли, доставляет удовольствие лупить меня по башке. Нет, с меня хватит. Я пришёл на твои успехи поглядеть.

— Так ты уже видел, как я сражаюсь.

— В последнее время не видел.

— Хочешь сказать, что тебе просто любопытно посмотреть, насколько я переменился.

Орик в ответ лишь пожал плечами.

С другой стороны поля появился Ванир.

— Ты готов, Губитель Шейдов? — крикнул он ещё издали. Его презрительное отношение к Эрагону несколько переменилось после их последней схватки как раз перед Агэти Блёдрен, но не слишком.

— Вполне готов.

И они вышли на открытое место, заняв позиции друг против друга. Стараясь ото всего отрешиться, Эрагон выхватил Заррок из ножен и с удивлением почувствовал, что меч кажется ему необычайно лёгким, точно ивовая ветвь. Он был так этим потрясён, что рука его дрогнула, и меч, вырвавшись из пальцев, отлетел ярдов на двадцать вправо и глубоко вонзился в ствол сосны.

— Ты что же, Всадник, даже клинок удержать не можешь? — усмехнулся Ванир.

— Прошу прощения, Ванир-водхр, — пробормотал Эрагон, потирая кисть, которую чуть не вывихнул. — Я неверно оценил собственную силу.

— Смотри держи меч покрепче, не то снова вырвется! — И Ванир, подойдя к дереву, ухватился за рукоять

Заррока и попытался выдернуть клинок из ствола. Но меч вонзился так глубоко, что неподвижно сидел в древесине. Брови Ванира сошлись на переносице — он явно злился, не ожидая этого неожиданного сопротивления. Собравшись с силами, он снова дёрнул меч. Дерево затрещало, и Заррок оказался у него в руках.

Эрагон с благодарностью принял меч у него из рук и для разминки слегка повращал им в воздухе над головой; его немного тревожило то, каким непривычно лёгким кажется ему теперь этот могучий клинок. Что-то тут явно было не так!

— В позицию! — крикнул ему Ванир и на сей раз первым пошёл в атаку. Одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, он сделал выпад, целя своим клинком в правое плечо Эрагона. Эрагону же показалось, что эльф движется гораздо медленнее обычного, как если бы быстрота его реакции снизилась до уровня обыкновенного человека. Он легко отразил выпад Ванира, и от скрестившихся клинков во все стороны брызнули синие искры.

На лице Ванира отразилось крайнее изумление. Он тут же нанёс ещё удар, и ещё… Эрагон отклонялся назад, как дерево под ветром, легко уходя от ударов, а Ванир продолжал рубить мечом, и удары его сыпались один за другим, но Эрагон все время уклонялся или парировал его, пользуясь и ножнами, и клинком и вовремя пресекая любую атаку Ванира.

Вскоре Эрагон понял, что тот волшебный, сверкавший всеми цветами радуги дракон, что явился ему во время празднования Агэти Блёдрен, не только невероятным образом изменил его внешность, но и одарил его физической силой и быстротой реакции эльфов. Теперь Эрагон в этом отношении не уступал даже самому лучшему эльфийскому атлету.

Понимая это, подстёгнутый желанием опробовать свои новые возможности, он взвился в воздух более чем на десять футов, и Заррок алым лучом сверкнул в солнечном свете. А Эрагон, словно акробат, приземлился у Ванира за спиной, ещё в воздухе развернувшись к нему лицом.

И громко рассмеялся, чувствуя себя уже не беспомощным искалеченным мальчишкой, но могучим воином, способным противостоять и эльфам, и шейдам, и любым творениям магии. Теперь-то уж никто не станет над ним насмехаться! Теперь ему уже не придётся полагаться на помощь Сапфиры или Арьи, чтоб справиться с таким врагом, как Дурза!

Он атаковал Ванира, и поле загудело от их топота и яростного звона мечей. Они то бросались друг на друга, делая выпады, то отскакивали назад, и от их могучих ударов поднимался такой ветер, что сосновые ветви над головой начинали раскачиваться и посыпать иголками спутанные волосы бойцов. Поединок продолжался долго, ибо и теперь Ванир оставался отличным спарринг-партнёром для Эрагона. Но в конце концов, обманув противника ложным выпадом, Эрагон пробился сквозь его защиту и нанёс эльфу страшный удар по плечу, явно сломав ему кость.

Ванир выронил меч; лицо его побледнело.

— Как быстр твой клинок! — воскликнул он, и Эрагон узнал строку из знаменитого «Лэ об Умходане».