— Из деревенских кто-нибудь пострадал? — спросил Роран.

— Несколько человек получили ожоги. Но Гертруда вполне справилась. Мы пытались вступить с раззаками в переговоры, но им на нас плевать. Вряд ли Империя хоть как-то возместит ущерб, а виновные предстанут перед судом. Они отказались даже запретить своим солдатам пьяными шататься по деревне.

— Ну, и почему я должен вернуться? Олбрих слегка усмехнулся:

— Чтобы поработать с молотом и щипцами. Нам нужна твоя помощь, чтобы… убрать отсюда раззаков.

— Неужели ради меня вы готовы пойти на такой риск?

— Не только ради тебя. Теперь это уже касается всех жителей деревни. Идём, поговоришь с отцом и с другими, послушаешь, что они думают на сей счёт… Между прочим, я был уверен, что ты обрадуешься возможности выбраться из этих проклятых гор.

Но Роран не сразу согласился пойти вместе с Олбрихом. В конце концов он решил, что всегда сможет убежать и опять скрыться в горах. Он привёл кобылу, привязал к седлу сумки с пожиткам, и они двинулись вниз, в долину.

Чем ближе они подходили к Карвахоллу, тем медленнее приходилось идти, пользуясь для прикрытия каждым деревом и кустом, прячась за бочками для дождевой воды. Сперва Олбрих проверял, есть ли кто на улице, и только потом махал рукой Рорану. Оба все время ожидали появления раззаков. Когда они добрались до кузницы, Олбрих открыл лишь одну створку широких двустворчатых дверей, только чтобы Роран с лошадью могли проскользнуть внутрь.

В кузне было темно; горела лишь одна-единственная свеча, и её свет, дрожа, играл на лицах людей, собравшихся в кружок. Особенно выделялась пышная борода Хорста, казавшаяся целым светлым островом; рядом виднелись суровые лица Дельвина, Гедрика и Лоринга и более молодых — сыновей Хорста, сыновей Лоринга, Парра и сынишки покойного Квимби, Нолфавреля, которому исполнилось только тринадцать.

Все разом повернулись, когда вошёл Роран, и посмотрели на него.

— А, значит, ты все-таки пришёл? — сказал Хорст. — Ну что, ничего с тобой в Спайне не случилось?

— Да нет, мне повезло.

— Тогда продолжим разговор.

— Хотелось бы знать, о чем? — вздохнул Роран, привязывая кобылу к наковальне.

Ответил ему башмачник Лоринг; лицо старого мастера было покрыто сетью глубоких и мелких морщин.

— Мы пытались по-хорошему договориться с этими распроклятыми захватчиками! — Лоринг помолчал; в его худой груди слышался какой-то неприятный металлический свист. — Но они по-хорошему не хотят. Чуть всю деревню не сожгли, и хоть бы что им! — В горле у Лоринга заклокотало; он снова помолчал и медленно, но твёрдо проговорил: — Они… должны… отсюда… уйти, твари такие!

— Нет, — сказал Роран. — Не твари. Осквернители.

Лица односельчан ещё больше помрачнели; головы закачались в знак одобрения, и Дельвин, подхватив нить разговора, сказал:

— Дело в том, что теперь на кон поставлена жизнь всей деревни. Если бы этот пожар, к примеру, остановить не удалось, погибли бы очень многие, а те, кому удалось бы спастись, потеряли бы почти все, что имели. В общем, мы тут посоветовались и решили изгнать раззаков из Карвахолла. Ты с нами?

Роран ответил не сразу:

— А что, если они пошлют за подкреплением? Или уйдут, а потом снова вернутся? Вряд ли мы сможем победить всю армию Гальбаторикса.

— Не сможем, — сказал Хорст мрачно, — но и молчать мы тоже больше не можем. Не можем позволять этим тварям убивать людей и уничтожать наше добро. Терпеть можно лишь до определённого предела, а потом приходится драться!

Старый Лоринг засмеялся, откинув назад голову и показывая пеньки стёсанных зубов.

— Но сперва нам нужно укрепить оборону, — прошептал он, радостно сверкая глазами. — Нам не стоит нападать первыми. Мы ещё заставим их пожалеть, что они вообще ступили своими вонючими ножищами на нашу землю!

Когда Роран дал своё согласие, Хорст принялся раздавать заступы, вилы, цепы — все, что можно было использовать в качестве оружия.

Роран взвесил на ладони кирку и отставил её в сторону. Его никогда особенно не привлекали истории, которые рассказывал Бром, но одна из них, «Песнь о Геранде», каждый раз находила отклик в его сердце. Геранд был великим воином, который оставил свой меч ради семейного счастья и куска земли, но ни счастья, ни покоя так и не обрёл, потому что завистливый лорд принялся травить его семью, и Геранду пришлось снова взяться за оружие. Только на этот раз воевал он не с мечом в руках, а обычным молотом.

Роран выбрал средних размеров молот с длинной ручкой, побросал его из руки в руку, подошёл к Хорсту и спросил:

— Можно мне взять его?

Хорст глянул сперва на молот, потом на Рорана и сказал:

— Бери, но без дела им не маши. — И, повернувшись к остальным, прибавил: — Послушайте, мы ведь хотим только припугнуть этих солдат, а не перебить их, верно? Можете, если так уж будет нужно, кое-кому переломать кости, но не увлекайтесь. И в любом случае — никаких поединков! Я знаю, люди вы храбрые и чувства испытываете самые благородные, да только с хорошо обученными и хорошо вооружёнными воинами связываться все же не стоит.

Наконец маленький отряд двинулся к лагерю раззаков. Солдаты уже легли спать, бодрствовали лишь четверо часовых, бродивших вокруг серых военных палаток. У едва тлевшего костра были привязаны странные кони, принадлежавшие раззакам.

Хорст тихо приказал Олбриху и Дельвину взять двух часовых, а Парру и Рорану — двух других.

Роран, затаив дыхание, подкрадывался к ничего не подозревавшему солдату. Сердце у него бешено колотилось, тело напряглось, точно перед прыжком. Он притаился за углом палатки, ожидая последнего сигнала Хорста.

«Погоди, погоди…»

Хорст с рёвом выскочил из укрытия, ведя свой крошечный отряд прямо на палатки. Роран стрелой метнулся к часовому, взмахнул молотом и попал тому по плечу. Раздался противный хруст.

Часовой взвыл и выронил свою алебарду, но Роран, как безумный, продолжал сокрушать его ребра. Когда он в очередной раз замахнулся молотом, часовой бросился бежать, громко зовя на помощь.

Роран попытался его нагнать, даже не сознавая, что тоже громко кричит, и на бегу изо всей силы ударил по краю палатки, круша то, что находилось внутри. Из палатки высунулась чья-то голова в шлеме, и он с размаху опустил на неё молот. Звук был такой, словно он ударил в колокол. Мимо Рорана, словно пританцовывая и ловко накалывая солдат вилами, пробежал старый хромой Лоринг. Схватка разгоралась не на шутку.

Резко обернувшись, Роран заметил солдата, прицелившегося в него и уже натягивавшего тетиву лука. Он бросился на лучника и так ударил молотом по луку, что тот разлетелся в щепки. Солдат испуганно присел, потом бросился бежать.

Из своей палатки, издавая ужасные, нечеловеческие, хриплые крики, выползли раззаки с мечами в руках, но напасть они не успели: Балдор отвязал их коней, и те галопом бросились прямо к хозяевам, грозя их растоптать. Раззаки бросились в разные стороны, потом снова сошлись; их уродливые силуэты были отчётливо видны в свете костра. Но напасть им снова не дали: совершенно утратившие боевой дух солдаты попросту смели их со своего пути.

И все как-то сразу закончилось. И наступила тишина.

Роран, застыв как изваяние, слушал своё хриплое дыхание; рука его по-прежнему судорожно сжимала рукоять молота. Придя в себя после схватки, он, обходя поваленные палатки и тела раненых, двинулся к Хорсту. Кузнец, улыбнувшись в бороду, с удовольствием сказал:

— Давненько не участвовал я в такой славной драчке!

А Карвахолл тем временем быстро оживал; за ставнями вспыхивал свет; разбуженные шумом люди пытались понять, что происходит. Вдруг Роран услышал тихие рыдания и обернулся.

Мальчик Нолфаврель стоял на коленях возле распростёртого тела одного из солдат и методично ударял его кинжалом в грудь, а слезы текли и текли по его щекам. Солдат был, разумеется, уже мёртв, и Гедрик с Олб-рихом поспешно оттащили мальчишку от трупа.