— Что ж, отличная мысль!

«Найдётся у них местечко, чтобы оставить все эти сумки? — спросила вдруг Сапфира. — Мне надоело все время таскать на себе такую тяжесть».

Когда Эрагон повторил её вопрос, Насуада засуетилась:

— Конечно, найдётся! Их можно пока оставить в моем шатре, а я распоряжусь, чтобы для вас тоже поставили достаточно вместительный шатёр. Вот только, по-моему, доспехи тебе лучше надеть прямо сейчас; они тебе могут в любой момент понадобиться. Кстати, Сапфира, а ведь твоя броня у нас. Я сейчас прикажу её принести и распаковать.

— А мне что делать, госпожа? — спросил Орик.

— У нас в армии есть несколько кнурлан из Дургримст Ингеитум, которые предложили нам свои услуги в качестве специалистов по оборонительным сооружениям. Если хочешь, можешь принять над ними командование.

Орика, похоже, весьма обрадовала перспектива встретиться с соплеменниками. Он ударил себя кулаком в грудь и заявил:

— Ну, так это просто отлично! С твоего разрешения, госпожа моя, я прямо сейчас к ним и отправлюсь! — И он, не оглядываясь, затопал в северную часть лагеря, к насыпанному там брустверу.

У входа в свой шатёр Насуада обернулась к Эрагону и велела:

— Доложи мне сразу же, как только договоришься с магами из Дю Врангр Гата. — И, отдёрнув полог, она исчезла в темноте шатра.

Арья хотела было последовать за нею, но Эрагон взял её за руку и на древнем языке попросил подождать немного. Арья покорно остановилась, но смотрела на него совершенно отсутствующим взглядом; в её зрачках отражался странный оранжевый свет, которым было залито все вокруг.

— Арья, я не стану извиняться перед тобой за свои чувства. Но хочу, чтоб ты знала: мне очень жаль, что я так вёл себя во время Агэти Блёдрен. Видно, ваши чары слишком сильно подействовали на меня в ту ночь, иначе я никогда не позволил бы себе проявить такую навязчивость и дерзость …

— И ты хочешь сказать, что это никогда не повторится?

Он горько усмехнулся:

— Обещать это было бы совершенно бессмысленно! — Арья промолчала, и он поспешил исправиться. — Ладно, неважно. Я действительно не хотел бы впредь беспокоить тебя, даже если бы ты… — И он прикусил язык, не дав себе закончить эту фразу и понимая, что иначе ему придётся горько об этом пожалеть.

Арья посмотрела на него почти ласково.

— Ты должен понимать, Эрагон: я просто стараюсь уберечь тебя от излишних страданий.

— Я понимаю, — ответил он без особой убеждённости.

Повисла неловкая пауза, и Арья спросила:

— Как прошёл ваш полет? Надеюсь, благополучно?

— Да, вполне.

— И в пустыне никаких затруднений не возникло?

— А что, должны были возникнуть?

— Да нет, я просто спросила… — И она, склонившись к нему ещё ближе, совсем тихо спросила: — А сам-то ты как, Эрагон? Как тебе жилось все это время? Я слышала твой отчёт Насуаде, но ты упомянул лишь про то, что тебе исцелили спину.

— Я… — Ему хотелось солгать, чтобы она не догадалась, как сильно ему её не хватало; но лжи древний язык не допускал, и на какое-то время Эрагон превратился в немого, решив в итоге прибегнуть к знаменитой уловке эльфов — когда говорится только часть правды и создаётся впечатление, полностью этой правде противоположное. — Мне сейчас действительно намного лучше, чем прежде, — сказал он, имея в виду исключительно собственную спину.

Но убедить Арью ему все же не удалось. Хотя настаивать она не стала, лишь заметила:

— Что ж, и это уже неплохо. — Тут из шатра донёсся голос Насуады, и Арья всполошилась: — Меня ждут, Эрагон. Да и тебя тоже — но в другом месте. Вскоре нам предстоит решающая битва. — И она, подняв полог шатра, шагнула внутрь, но чуть задержалась и совсем тихо прибавила: — Будь осторожен, Эрагон, Губитель Шейдов.

И исчезла.

А Эрагон в смятении стоял на том же месте, отлично сознавая, что в их с Арьей отношениях ничего не изменилось, хоть он и добился того, к чему так стремился. В душе у него все кипело от отчаяния. Сжав кулаки и опустив плечи, он уставился в землю, ничего не видя перед собой, и даже вздрогнул, когда Сапфира осторожно ткнула его носом в плечо.

«Пошли, малыш, — тихонько сказала она. — Не век же тебе здесь стоять. А у меня от седла уже вся спина чешется».

Эрагон подошёл к ней и потянул за один из боковых ремней, но ремень застрял в пряжке, и это настолько разозлило Эрагона, что он чуть не порвал проклятое крепление. Наконец, расстегнув все пряжки, он столкнул седло вместе с седельными сумками на землю, и Сапфира, с облегчением расправив могучие плечи, выдохнула: «Уфф! Так-то гораздо лучше!»

Эрагон вытащил свои доспехи и стал надевать их: натянул поверх подаренной эльфами рубашки тонкую кольчугу; застегнул на ногах украшенные гравировкой наголенники, а на локтях — инкрустированные наручи; надел на голову стёганый кожаный подшлемник, а на плечи — бармицу из закалённых стальных колец; водрузил на голову серебряный с золотом шлем; и наконец натянул кольчужные рукавицы.

Опоясавшись поясом Белотха Мудрого, он пристегнул к нему Заррок, а на спине закрепил колчан со стрелами, оперёнными перьями белого лебедя, и лук, подаренные ему Имиладрис. Лук, к счастью, помещался в колчан даже в натянутом состоянии.

Сунув остальные сумки с вещами — своими и Орика — в шатёр, Эрагон и Сапфира отправились разыскивать Трианну, ныне возглавлявшую тайное общество Дю Врангр Гата. Но не успели они сделать и несколько шагов, как Эрагон почувствовал, что кто-то незаметно пытается проникнуть в его мысли, и резко повернулся в ту сторону, откуда исходила магическая энергия.

Шагах в пятнадцати от него стояла маленькая зелёная палатка. Рядом был привязан ослик. Слева от палатки над языком пламени, вырывавшимся из земли и испускавшим мерзкий запах серы, на железном треножнике висел закопчённый железный котёл. Рядом с котлом были натянуты верёвки с пучками паслёна, болиголова, рододендрона, можжевельника, а также кора тисового дерева и множество грибов: бледная поганка, пятнистый мухомор и тому подобные, которые Эрагон тут же узнал благодаря урокам Оромиса, научившего его разбираться в ядах. Возле котла, помешивая своё варево здоровенной деревянной ложкой, стояла Анжела-травница. И у её ног, разумеется, сидел кот-оборотень Солембум.

Кот трагически мяукнул, и Анжела, подняв от котла глаза, посмотрела на Эрагона. Её вьющиеся волосы грозовым облаком окутывали блестевшее от пота лицо. Смотрела она довольно хмуро, отчего лицо, подсвеченное снизу трепещущим зелёным пламенем, казалось физиономией призрака или вампира.

— Вернулся, значит!

— Вернулся, — отвечал Эрагон.

— И это все, что ты можешь сказать? Эльву уже видел? Видел, что ты с бедной девочкой сотворил?

— Да. И я уже…

— Уже! — вскричала Анжела. — Ишь, немногословный какой! Столько времени просидел в Эллесмере, учился, учился у эльфов, а только и научился «да» или «нет» отвечать! Ну и тупица же ты, скажу я тебе! Любой болван, сотворивший такое, заслуживает…

И Эрагон, сцепив за спиной руки, долго и терпеливо выслушивал перечень тех кар — описанных Анжелой весьма конкретно и даже изобретательно, — которые следовало бы обрушить на его голову. В гневе своём она умудрилась даже высказать весьма гнусный намёк на то, что одна из прабабок Эрагона, видно, совокуплялась с ургалом, что теперь, естественно, и сказывается. Любого другого, кто осмелился бы так оскорбить его, Эрагон незамедлительно вызвал бы на дуэль, но Анжелу он слушал молча, безропотно решив дать ей до конца излить все мрачные пророчества относительно того ужасного будущего, которое неизбежно его ожидает. Ярость и гнев Анжелы он считал вполне оправданными: он ведь действительно совершил страшную ошибку.

Когда травница наконец замолчала, чтобы перевести дыхание, он заметил:

— Ты совершенно права. И я непременно постараюсь снять чары, как только битва будет закончена.

Анжела три раза моргнула и снова уставилась на него неподвижными глазами; рот у неё был вопросительно полуоткрыт, но вопрос свой она задала не сразу. Подозрительно прищурившись, она спросила: