Прикладываю два пальца к сонной артерии и чувствую слабое биение пульса. А следом Молчун вздрагивает, открывает глаза, наши взгляды скрещиваются, и я чувствую, что осталось моему сокамернику совсем немного. Вытаскивай нож, не вытаскивай - исход один. А сам говорю:

- Всё будет нормально, ты только потерпи немного, я вызову охрану, они тебя отнесут в лазарет.

На что толстые губы Молчуна отвечают подобием болезненной улыбки, а его пальцы сжимают мои.

- Я их... - дальше что-то очень тихо.

- Что?

Я наклоняюсь ниже, чтобы понять, о чём он.

- Я их не убивал, - повторяет он.

После чего Молчун Лу испускает дух, продолжая взирать остекленевшим взглядом куда-то в изрыгающую влагу небо, а я продолжаю держать его руку в своих окровавленных пальцах. Держу и чувствую, как они холодеют, а внутри - ноль эмоций, какое-то безразличие ко всему, полная апатия. И даже с каким-то равнодушием зафиксировал, как на опавшую грудь Молчуна взобралась крыса. Села и стала тыкать носом ему в подбородок. А потом, видно, поняв, что дела плохи, повернула мордочку ко мне. И я словно бы в чёрных бусинках её глаз прочитал немой укор, мол, что же ты, своего сокамерника не уберёг?

Высвободив пальцы из оцепеневших пальцев Молчуна, я стащил с себя робу, зубами оторвал полосу ткани и кое-как перетянул левое предплечье выше раны. Натянув на себя драную рубаху, протянул руку к крысе, та, подумав пару секунд, взобралась на ладонь, и я спрятал её за пазуху.

'Ну вот, очень вовремя!' - подумал я, увидев бегущих в нашу сторону двух охранников с 'M-1 Garand' наперевес.

- Всем лежать, никому не двигаться!

- Тут и так все лежат, - кое-как двигая языком, ответил я.

- Заключённый Бёрд? Что тут произошло?

- А вы сами не видите?

- Я вижу, что здесь случилось настоящее побоище, и... Это что, Молчун Лу? Он что, мёртв?

- Как видите.

- Кто это сделал?

- Пабло, главарь вот этих ублюдков, - кивнул я на копошащиеся в грязи тела.

- Так... Адам, вызывай подмогу, а я пока подержу их на мушке.

Дальнейшее помнилось смутно. В голове почему-то сидела мысль, как бы не потерять Бу-Бу, и я крепко прижимал к себе затаившегося за пазухой зверька, даже когда врач накладывал мне швы. К тому времени я потерял слишком много крови и почти ничего не соображал. Запомнил, как появился директор Диксон, что-то участливо спрашивавший, я что-то говорил, но что - напрочь вылетело из головы.

А потом наступило забытье. Но, что самое интересное, когда я очнулся на казённой постели в лазарете, причём переодетый в чистое - крыса так и была при мне, сидела за пазухой. Как это объяснить - я не знал, а спросить у медсестрички, которая помогала местному доктору - мастеру на все руки - я не решился. Вдруг она и не знает про Бу-Бу, а если узнает - заставит от неё избавиться? Кстати, вообще это самец или самка? Выясню это, быть может, но попозже.

Оказалось, я сутки провалялся без сознания, под капельницей с физраствором. Иголку из моей вены не вынимали ещё три дня, а на второй день, как я очнулся, меня навестил Диксон, а с ним какой-то мужик, представившийся следователем системы исправительных учреждений штата Калифорния. Диксон при нём держался скромно, а я, решив, что покрывать подонков не стану, выложил всё, как на духу. Следователь записал мои показания на бумаге, дал прочитать, расписаться и отбыл восвояси вместе с директором. К счастью, за всё время беседы крыса не сделала попытки меня дискредитировать, сидела за пазухой тихо, как мышь... Вернее, как большая мышь.

Генри Диксон вернулся спустя примерно полтора часа, вырвав меня из дремотного состояния.

- Маховик запущен, теперь нашей тюрьме не избежать полной проверки, - обречённо выдохнул он, словно бы обращаясь не ко мне, а к кому-то другому. - Придётся ужесточить режим, как минимум на первое время. Надеюсь, дело не дойдёт до самого высокого руководства, и нас не начнут третировать проверками.

Он снова вздохнул, вытирая пот со лба носовым платком.

- Молчун Лу мне перед смертью сказал, что он не убивал, - тихо сказал я.

- Что? Кого не убивал?

- Наверное, своих родителей, других обвинений, насколько я знаю, на нём не висело.

- Хм, не знаю, не знаю... Следствие доказало его причастность к их смертям, он провёл всю ночь в доме с трупами родителей, а перед смертью мало ли что в мозгах происходит. Может, вообразил, что их убил кто-то другой. Да и что говорить, Молчун уже отправился к своим родителям... Ладно, мистер Бёрд, поправляйтесь, думаю, денька три вы тут ещё проваляетесь. А мексиканцев, и в первую очередь Пабло Эстебана, ждут серьёзные проблемы. И кстати, - говорит он, положив что-то на тумбочку, - ваш гонорар. Может, не всё в грязи удалось найти, но большая часть здесь точно.

Диксон уходит, а я равнодушно смотрю на смятые, в пятнах засохшей грязи купюры и движением руки скидываю их на пол. Пусть он их себе засунет в одно место.

- Вот он! Вот он, богохульник, дьявол во плоти, исчадие ада!

Указующий перст Чокнутого Мо был направлен в мою сторону, а его паства в количестве примерно полутора десятков человек явно намеревалась меня линчевать. Отбиться - нереально, тем более мне ещё даже не сняли швы с резаной раны на левой руке. И бежать некуда, вся эта масса готовых линчевать меня людей - вернее, нелюдей - толпилась у входа в мою камеру. Оставалось лишь с честью принять смерть, и я с отчаянным воплем ринулся вперёд...

- Эй, ты чего?

Я открыл глаза и облегчённо выдохнул. Подушка подо мной была мокрой от пота, как и я сам. А мой новый сосед по камере итальянец Лука, только два дня назад доставленный в тюрьму отбывать 7-летнее наказание за вооружённый разбой, и тут же получивший от земляков прозвище 'grillo' (в переводе с итальянского 'сверчок'), в силу небольшого роста стоял ногами на своей шконке, только таким образом сумев дотянуться до меня и растолкать.

- Ты чего, Фил, приснилось что-то плохое?

Вытерев со лба пот, я облегчённо откинулся на подушку и, глядя в сумрак перед собой, пробормотал:

- Ага, что-то плохое. Извини, если помешал тебе спать.

- Да ладно, всё равно уже светает, через час подъём.

Я повернулся на бок, натянув одеяло до подбородка. Это в ночных кошмарах жарко, а наяву в почти неотапливаемом блоке более чем прохладно. Сон больше не шёл, не оставалось ничего другого, как вспоминать события последних дней.

Действительно, режим в тюрьме ужесточился. Теперь можно было при малейшем намёке на неповиновение схлопотать дубинкой, а за малейшую провинность оказаться в карцере. Кстати, карцеров стало вдруг резко не хватать, и в срочном порядке силами самих заключённых под это дело были переоборудованы несколько подвальных помещений.

Я, впрочем, на себе сильно ужесточение режима не ощущал, наверное, директор дал команду относиться ко мне со снисхождением. Но и поводов особых я не давал к проявлению какой-либо агрессии в мой адрес. После случившегося представители белых и цветных банд, в том числе мексиканцы, стали на меня поглядывать со смесью уважения и опаски. Что касается Пабло Эстебана, то его в тот вечер нашли прятавшимся в бойлерной. Сейчас он находился в карцере, а его судьбу будет решать суд присяжных. Не исключено, что наркодилер за убийство получит максимальную меру наказания, то есть газовую камеру, если после суда он вернётся в нашу тюрьму. Что ж, по Сеньке и шапка.

А тело несчастного Молчуна Лу выдали его родственникам. Причём они сначала отказывались забирать труп, о чём мне сообщил сам директор, пришлось мне надавить через свои каналы, приправив просьбу солидной пачкой денег, которых хватило бы и на церемонию, и на приличный памятник.

- Учтите, мои люди проверят, как вы ими распорядились, - без угрозы в голосе, но весомо сказал я дяде Молчуна, после чего тот, словно китайский болванчик, часто-часто закивал.

Тут ещё пришёл первый транш на реконструкцию тюрьмы 200 тысяч долларов, что ещё больше расположило ко мне местную администрацию. Вместе с деньгами прибыл архитектор-проектировщик, на пару с Диксоном принявшийся обсуждать варианты будущего обустройства территории. Я не вмешивался, с меня хватит того, что я подал идею, а вообще вся эта затея преследовала главным образом цель облегчить моё существование за колючей проволокой.