Никулин, кстати, вроде бы уже освоился. Помню, как во время нашего знакомства он пребывал в состоянии лёгкого ступора. Ещё бы, даже на фоне информационной закрытости СССР люди, имеющие хоть какое-то отношение к кинопроизводству, знали, кто такой Фил Бёрд. Ну и относились с соответствующим пиететом. Хотя вот Быстрицкая, например, всячески делала вид, что голливудские киномагнаты для неё - явление вполне обыденное. Ну да эта наигранность была очевидна моему опытному глазу. Я то и дело замечал, как она бросала в мою сторону заинтересованные взгляды. Соблазнить, что ли, хотела? Ишь, размечталась! Однажды я уже упал в постель с другой женщиной, и это закончилось рождением ребёнка, который до сих пор не знал, кто его настоящий отец. Больше такой номер не пройдёт. И дело даже не в том, что я опасался риска появления на свет внебрачного ребёнка. Просто я знал, что связан узами брака с женщиной, которой не смогу изменить даже под дулом автомата. А тот раз... Тогда я был ещё не женат, да и пьян, что, впрочем, меня не оправдывает.

В наших планах крайней датой окончания натурных съёмок в Киеве и Зелёном стояло 15 июня. То есть у нас имелся в запасе практически месяц. И мы принялись за дело, что называется, засучив рукава.

* * *

А тем временем в двух десятках вёрст от Зелёного, на одном из хуторов, проходил любопытный диалог.   

- Петро, а ти чув, що в Зелёному москалі зібралися фільму знімати?   

- Що за фільму?   

- Та біс його знає! Я ось що думаю... Може, пощипати їх трохи, показати, хто тут господар?   

- Як би нас самих не пощипали.   

- Ти що, злякався?   

- Хто? Я?!  

 - Ну не я ж!   Петро стукнул кулаком по столу, ноздри его раздувались, словно у рвущегося в бой скакуна.  

 - Це ми ще подивимося, хто кого злякався, - сказал он, разжимая пудовые кулаки.

- Дізнайся все як слід, а потім подумаємо, як їм можна свиню покласти.

* * *

В Зелёном нам всё же пришлось задержаться чуть подольше. Погода испортилась, и нам приходилось ждать появления солнца как манны небесной. 19-го июня я объявил последний день съёмок в Зелёном, добавив, что завтра отбываем в Тернополь снимать городские сцены. Объявил во всеуслышание, так что отиравшиеся у площадки зеваки из местных, в основном ребятня, тут же разнесли новость по селу.

Надо отметить, что сельчане поначалу наше появление восприняли настороженно. Мало того, что москали, так ещё зачем-то в церкву полезли. Но постепенно отношение налаживалось, чему весьма способствовали финансовые вливания в данный субъект. В частности, я выделил непредусмотренные бюджетом фильма средства на строительство в селе клуба, так как прежний занимал помещение, больше похожее на хлев. Говорили, что после революции хотели в клуб превратить местную церковь, но поголовно набожные сельчане готовы были с вилами встать на её защиту. Теперь же на их глазах возводился солидных размеров бревенчатый одноэтажный барак метров 50 в длину и 25 в ширину. В торце барака появится сцена, там же будет висеть белое полотнище экрана и, надеюсь, уже в этом году сельчане смогут увидеть 'Вий', многие сцены которого снимались на их малой родине.

Ночи в этих местах темны, а последняя выдалась лунной и звёздной. Мне отчего-то не спалось, и уже за полночь я тихо, чтобы не разбудить мирно спящих коллег, встал, накинул на плечи пиджак и вышел на крыльцо, аккуратно, чтобы не скрипнула, прикрыв дверь. Где-то забрехала собака, но вскоре умолкла. Больше ничего не нарушало девственную тишину и, глядя на мерно переливающиеся звёзды, я ощущал себя стоящим на краю мироздания. В этот момент я по-настоящему осознал, как же ничтожен человек со всеми своими проблемами на фоне Вселенной. Что вся наша цивилизация - не более чем искорка, мелькнувшая и погасшая в её бесконечности. Миллиарды лет до нас, миллиарды лет после нас... Разум отказывался принимать такие цифры. И как же хотелось верить, что где-то там, в тысячах и миллионах световых лет от нашей планеты тоже существует разумная жизнь. Не может быть, чтобы не существовала. Пусть даже в зачаточном состоянии, или сверхразвитая, где разумные существа давно покинули телесные оболочки и переместились в цифровое измерение.

От столь высокодуховных размышлений меня отвлекло раздавшееся из недр живота бурчание. М-да, прощальный ужин нам устроили весьма обильный, помнится, я еле выполз из-за стола, с мыслями, что за время пребывания на Украине точно располнею на пару-тройку килограммов как минимум.

Ничего страшного, уже как-нибудь добегу до стоявшего чуть на отшибе сортира в виде деревянной будки. Там, кстати, и газетка всегда имелась, за этим следила помощница режиссёра. Причём, прежде чем отнести в сортир газеты, она всегда их тщательно просматривала. А то ведь скандальчик может выйти, ежели человек оторвёт клочок подтереться, а там портрет Сталина или ещё кого-то из руководителей партии.

В общем, затворив за собой дверь будки, я уселся на корточки, с сожалением подумав, что, наверное, зря не курю. В такой ситуации подымить - самое то. Однако и без цигарки процесс прошёл удачно, особенно если занять голову умными мыслями, и спустя минут десять я снова вышел на свежий воздух.

Вышел и замер, так возле нашего барака в неверном лунном свете промелькнули какие-то подозрительные тени. Вроде бы двое, вроде бы мужики. Что они, интересно, забыли здесь в это время? Неслышно ступая и пригибаясь на фоне цветущих зарослей жимолости, я подкрался поближе. Опа, а это что они делают? Не иначе дверь барака подпирают толстой жердиной. Ай-яй-яй, нехорошее задумали ночные визитёры. А теперь стены дома обкладывают охапками соломы, да ещё и поливают их из канистры.

Твою ж мать, бандерлоги недобитые! Не иначе решили заживо спалить всю мою команду! Ну уж нет, такого удовольствия я вам не доставлю.

Дальше пришлось действовать быстро. Хорошо, что я так вовремя посетил уборную, на пустой желудок даже в мои 52 двигалось просто замечательно. На то, чтобы вырубить не ожидавших атаки со спины мужиков, пусть и достаточно крепких, у меня ушло не боле пятнадцати секунд. На то, чтобы скрутить им руки за спиной их же ремнями - ещё пара минут. После этого, не обращая внимания на хохляцкие проклятия, я выдернул жердину, открыл дверь и, войдя внутрь, зажёг керосиновую лампу. Другого источника освещения ввиду отсутствия электрификации барака здесь не наблюдалось.

- Рота, подъём! - гаркнул я, со скрытым весельем наблюдая, как соратники с недоумённым и обиженным видом продирают глаза.

- Что случилось?

Это Юра Никулин из своего угла подал голос.

- Ничего страшного, диверсантов поймал. По ходу, бандеровцы.

Ух что тут началось! Народ заметался в поисках одежды, лихорадочно натягивая кто штаны, кто сапоги или ботинки, за шторкой не меньшую активность проявляли женщины. Минуту спустя народ, вооружённый керосиновыми лампами, валил с крыльца поглазеть на живых бандеровцев.

Те по-прежнему лежали на траве, но уже не ругались, а просто ненавидяще зыркали на обступивших их киношников.

- Ну шо, хлопцы, не получилось 'клятых москалей' спалить? - поинтересовался я, присаживаясь на корточки. - И откуда же вы такие взялись. Местные, из Зелёного?

Те молчали, и я попросил Никулина метнуться в главе сельсовета, у которого дома имелся единственный на всю округу телефон. Мол, пусть вызывает милицию или чекистов, в общем, сотрудников силовых ведомств.

После дозвона глава сельской администрации тоже прибежал посмотреть на диверсантов.

- Тю, це ж Петро Скодоба і Василь Хвощ. З війни їх не бачили, вони тоді поліцаями служили. Думали, згинули вони. Ан ні, живехоньки. Ну нічого, хлопчики, тепер і на вас куля знайдеться.

Под утро пленённых хлопцев со спадающими штанами увезли, а мы уже ближе к полудню, собрав вещички и технику, загрузились в автобусы и отбыли восвояси.

Ещё неделю спустя мы вернулись в Москву, чтобы остальную часть эпизодов отснять уже в павильонах 'Мосфильма'. К тому времени в столицу возвратились и Варя с детьми. Полная светлой грусти, супруга с упоением рассказывала о поездке, я же поделился своими историями, не забыв упомянуть о схватке с бандерлогами.