— На этот раз девчонка. Странно. Неудивительно, что ты так долго скрывалась от меня.

Кесла заставила себя ответить.

— Я… я не знаю, о чем вы говорите.

Фигура в плаще выпрямилась.

— Конечно, ты не знаешь. Это такая манера у пустыни, любит тайны.

— Кто вы?

Незнакомец откинул темный капюшон, открывая на удивление привлекательное лицо: будто вырезанное из чистейшего льда искусным ремесленником, обрамленное белоснежными, как свежевыпавший снег, волосами. Лишь его глаза горели — красным неистовым огнем; Кесла знала, что эти глаза прожгут скорее ледяным холодом, чем жаром истинного огня.

— Ты забыла своего старого приятеля? — мягко спросил он. — Ты не узнала меня?

Кесла узнала лицо, пришедшее из легенд со страниц древних книг. Но этого не могло быть. Он давно уже мертв.

— Давай. Довольно игр. Назови мое имя, и я назову твое.

— Ашмара, — выговорила она онемевшим языком. — Вампир Тулара.

Его бескровные губы растянулись в улыбке.

— Неужели это было так трудно, Широн?

Джоах узнал два имени по рассказам Кеслы об Аишане. Широн и Ашмара — два соперника, в магической схватке которых песок за Южной Стеной расплавился в черное стекло.

Кесла в ужасе уставилась на бледную фигуру, укутанную в черный плащ из мглистого тумана.

— Как?..

Фигура махнула рукой.

— После нашей битвы много веков назад мои кости залегли на дне озера, которое вы называете Аишаном, замурованные в черное стекло. Но после захвата Тулара Горящим Мастером моя бесплотная тень была возвращена сюда присматривать за новым василиском. — Он погладил белыми пальцами темное оперение уродливой статуи, затем вновь повернулся к Кесле. — Но, кажется, пустыня почуяла, что я сбежал из стеклянного заточения. Она породила новый сон, вдохнув жизнь в еще одно свое создание — в нового отпрыска, призванного сразиться за Тулар.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Ашмара повел рукой, и пески под Кеслой потекли, поднося ее ближе к нему. Джоах попытался ухватиться за нее, бессознательно вскинув правую руку, но обрубок запястья лишь коснулся плаща. Не в силах сбежать, Кесла была притянута к маленькому бассейну, над которым застыл Ашмара.

Дух наклонился и взглянул ей в лицо.

— Ты и вправду не знаешь, кто ты, верно? — Он выпрямился, глухо рассмеявшись.

Кесла смело смотрела на него, но Джоах видел, как дрожали ее плечи. Чего она больше боялась: упыря или того, что он может рассказать ей? Он хотел защитить ее — но как? У нее было право знать обо всем. Он сожалел, что не рассказал ей раньше. Может быть, он мог бы уменьшить ее мучения, которые доставляли Ашмаре наслаждение.

Дух улыбнулся.

— Ты дитя пустыни, моя милая. Широн этого века, вновь рожденный из песка. Не что иное, как сон, обретший плоть. Мираж пустыни, наделенный разумом. — Он указал на песчаные лапы, обхватившие ее ноги. — На самом деле, в тебе жизни не больше, чем в моих созданиях.

Кесла покачала головой.

— Этого не может быть.

— Оставь это. Сердцем ты чувствуешь, что я прав. Я слышу это по твоему голосу.

Кесла отпрянула.

— Нет… — Она оглянулась на Джоаха в поисках помощи.

Тот опустил глаза в песок.

— То, что он сказал, правда, Кесс. Шаман Партус растолковал это по костям. — Он поднял глаза на нее, увидев боль и страх в ее взгляде.

— П-почему?

Джоах знал, как много вопросов содержалось в одном этом еле выговоренном слове: Почему он ничего не сказал ей? Почему держал в секрете? Почему вел себя так, будто любит ее, женщину, которая не существует? Ответов у Джоаха не было.

Она закрыла лицо руками и отвернулась. Призрак Ашмары жестоко рассмеялся.

— Пустыня, видимо, не меняется. Посылать на битву ребенка. — Из песка поднялась высеченная рука, собирая разлетевшиеся осколки кинжала. — И пустыня никогда не научится новым хитростям. Этот каменный василиск гораздо сильнее моего старого, вылепленного из песка. Ночное стекло не имеет над ним власти.

Кесла опустила руки, готовая разрыдаться.

— Если… если ты и правду Ашмара, зачем делаешь все это? Как ты можешь помогать кому-то отравлять пустыню? Какими бы порочными вы ни были, это все еще ваш дом.

Ашмара вытянул шею.

— Должно быть, это эхо в комнате. В нашу последнюю встречу ты говорил те же слова, взывая к моей совести. — Он вновь издал глухой, жестокий смешок. — Мои кости навеки замурованы в стекле, и это сотворила сама пустыня во время нашей последней битвы. Почему я должен заботиться о том, что уничтожило меня?

— Потому что это твой дом! — Кесла ринулась вперед, держа наготове кинжал, двигаясь со скоростью песчаной змеи, вытягиваясь в струнку, но лезвие, не причинив вреда, рассекло лишь мглистый туман.

Ашмара улыбнулся.

— Этой ночью тебе не везет с кинжалами. — Перед ней выступил песчаный гарпун и выбил кинжал из рук. Лезвие отлетело и потонуло в песке. — Теперь покончим с этим раз и навсегда. Если ты так любишь свою пустыню, позволь мне помочь тебе вернуться к ней. — Ашмара взмахнул рукой.

Песчаные лапы, что держали Кеслу, стали погружаться в песок, увлекая ее за собой.

— Однажды ты похоронил меня, — проговорил Ашмара. — Пришла моя очередь оказать тебе любезность.

Кесла силилась освободиться, но все было напрасно. Ее ноги исчезли в толще песка.

— Мы должны помочь ей, — прошипел Каст, пытаясь разбить свои оковы мечом.

Джоах не двигался. Он знал, что нужны другие методы. Он вспомнил слова Партуса, что миссия Кеслы в Алоа Глен состояла не в том, чтобы смочить кинжал ночного стекла в крови его сестры, а чтобы привлечь его, другого скульптора, в пустыню. И теперь Джоах понял: он был приведен сюда, чтобы сразиться с Ашмарой. Два скульптора друг против друга. Но как он мог надеяться одержать победу: новичок против мастера? Это несерьезно.

Джоах все еще смотрел, как Кесла медленно погружалась в пески, затем поднес острый осколок ночного стекла к обрубку правой руки. Он вонзил его глубоко в кожу, кровь хлынула, заливая песок у его ног. Джоах вскрикнул, закрывая глаза, вместе с кровью просачиваясь в сонную пустыню.

Стены комнаты расплылись перед ним. Сквозь них светили раскаленные пески сонной пустыни. Два мира слились, легли один на другой. Его кровь оросила оба мира, ярко-красная, как вино.

Джоах оглядел сонный пейзаж. Дюны ярко сверкали вдалеке, под его же ногами лежал темный песок. Он повернулся и рассеянным между реальностью и сном зрением разглядел над серебристой рекой статую василиска, вонзившего в нее свои когти.

Он наблюдал, как в сонной пустыне медленно вспенивалась энергия Земли, вихревыми потоками уносясь в омут, известный как Плотина, во тьму, питающуюся этой силой, словно уродливая черная пивка. Но он увидел не только это. Он видел, как темное пятно расползалось дальше в пустыню, искажая все, к чему прикасалось.

Джоах внезапно понял замысел Темного Лорда. Зверь Гульготы, должно быть, устал развращать небольшие порции стихийной энергии людей. В прошлом Черное Сердце использовал осколки эбонита, на которые накручивал энергию стихий, превращая любое существо в иллгарда. Теперь он насаживал темную магию в гораздо больших масштабах. Используя гигантские статуи, он стремился извратить всю мировую энергию, саму Землю обратив в иллгарда, — и он был близок к цели!

Громкий крик вернул Джоаха обратно в реальный мир. Кесла по пояс погрузилась в песок, пытаясь выкарабкаться с помощью рук. Но из песка возникли новые клещи, хватая ее за запястья. Кесла извивалась, зажатая в песчаных лапах.

Во вновь слившихся мирах Джоах разглядел темные потоки силы, что связывали высеченные создания Ашмары с сонной пустыней: черная, запутанная сеть. Джоах понял, что связь поддерживалась не кровью, — она исходила из самой Плотины, из черного пятна.

Джоах сжался при виде этой мощи, но он точно знал, единственный шанс одолеть ее лежал в его собственной крови. Он сосредоточился на луже у своих ног, вбирая из нее магию. Он разразился собственной энергией, накидываясь на нити, разрывая их.