Правительство той провинции, в которой располагался городок Лас Мухерес, хотело перенести его и ряд других населенных пунктов, чтобы на их месте возвести плотину в системе находившихся рядом озер. Власти не давали никаких конкретных обещаний и лишь неопределенно намекали на возможности размещения жителей в столице провинции, однако, в сущности, их требование сводилось к одному: «Убирайтесь вон». Горожане не хотели покидать свои дома. Полиция, мэр и большинство других представителей власти были подкуплены. Некоторые крупные землевладельцы района, имевшие политическое влияние, стали акционерами строительных и электрических компаний.
Марлена Альварес училась заочно и получила диплом менеджера в сфере мелкого предпринимательства. Официальные историки пренебрежительно отзывались об ее образовании, но я помню, что Демора всегда говорила о нем с большой гордостью:
– Марлена не принадлежала к числу тех образованных городских умников, которые вечно поучают провинциалов, как им жить и что делать.
У Альварес были союзники. Судья окружного суда Кэрол Бенасьон являлась представителем правовой системы старого типа, одним из тех юристов, которые служили мишенью для разного рода экстремистов как внутри, так и вне правительственных кругов. Бенасьон погибла на глазах своей семьи, прошитая автоматной очередью, всего лишь за несколько недель до смерти Марлены. У доктора Нерис Кауни, возглавлявшей небольшую клинику и поддерживавшей движение за имущественные права на местах, были налажены контакты с международными организациями по оказанию помощи и правам человека, и по этим каналам новости о жизни в Лас Мухерес распространялись по всему миру.
Еще одной видной фигурой, входившей в команду Альварес, была Натали Санчес-Верлен – землевладелица, которую правительство так и не смогло подкупить. В течение многих лет она сидела в своей крепости в горах в том районе, который власти хотели затопить, под защитой армии головорезов, наводившей ужас даже на тайную полицию. Когда Натали наконец решила открыто поддержать Марлену, правительство встревожилось. Санчес-Верлен вызывала беспокойство и у моей прабабушки. Демора не желала принимать в ряды правоохранительных органов, которые она возглавляла, милицию этой аристократки и до конца не доверяла ее людям.
Как только стало очевидным, что сельские жители не хотят покидать свою землю, правительство развернуло кампанию запугивания. В базе данных содержалось мало конкретной информации по этому поводу, но Демора многое успела рассказать мне. Я могла бы написать не один файл о страхе и насилии, преследовавших непокорных жителей, поскольку оппозиционные партии, специализацией которых был организованный терроризм, тоже ополчились на провинцию, когда стало ясно, что женщины не желают поддерживать их идеологию.
О последовавших затем кровавых годах в базе данных имелась краткая запись: «На жизнь Альварес и членов ее команды было совершено несколько покушений». Тем не менее Демора подчеркивала, что положение стало еще хуже тогда, когда в городок перестали поступать товары и продукты питания и начался голод. Отсутствие медикаментов тоже стало серьезной проблемой. Партизаны и милиция наладили каналы поставки из-за границы, но правительство тут же послало в район команду подрывников и войска, чтобы перекрыть дороги. Международные организации выступили с протестом. У мятежников появился шанс атаковать правительственные войска и предъявить властям свои требования, однако дело не было доведено до конца. Создалось безвыходное положение. А тем временем международная известность Марлены росла – чем больше правительство препятствовало свободе ее передвижения, тем больше ею интересовались средства массовой информации во всем мире – и это продолжалось вплоть до ее смерти.
Я проверила, как работают портативные коммуникаторы, но поиск информации еще не был завершен. Это был, конечно, очень долгий путь к интересующим меня сведениям, но попытки отремонтировать главный интерфейс заняли бы еще больше времени. Само собой разумеется, на должным образом оборудованной станции с исправной сетью интерфейсов поиск продолжался бы не больше пяти минут.
Я потянулась, встала, прошлась по комнате. Подойдя к гравюре, поправила ее. Каждый раз я нахожу новые детали в изображении, которых до того как будто не замечала. Вот, например, в сценке на рынке около корзины с крабами, в которую заглядывает покупатель, сидит человек на корточках, с расплывшимся в улыбке лицом. Я всегда считала, что он продает именно крабов, но сегодня, хорошенько присмотревшись, увидела, что это, возможно, угри.
Интересно, что чувствовала Альварес? Судя по описаниям, которые я нашла в базе данных, она казалась очень собранной, сосредоточенной, целеустремленной. Но я представляла ее совсем другой. Я рылась в воспоминаниях, стараясь восстановить отрывочные рассказы Деморы и воссоздать по ним облик Марлены. По иронии судьбы, возможно, ключ к решению наших нынешних проблем на станции лежит именно в прошлом и находится сейчас где-то в моей памяти.
Судя по рассказам прабабушки, Альварес очень мало спала, и Демора вынуждена была поручить телохранителям, работавшим в две смены, чтобы те присматривали за ней и во время ночных прогулок. Альварес не любила путешествовать, потому что всегда испытывала беспокойство по поводу того, что может случиться в Лас Мухерес во время ее отсутствия. Она болезненно реагировала на критику в свой адрес по поводу того, что отказалась признавать так называемых вольных стрелков – экстремистски настроенных партизан.
Все это вместе взятое воссоздавало образ женщины, которая не только изо всех сил старалась преодолеть географическую изоляцию, враждебную оппозицию и скептицизм мирового сообщества, но и пыталась побороть сомнения в правильности своих действий, чтобы снять с себя вину за их последствия и избавиться от страха за жизнь окружающих и свою собственную. Но, может быть, я просто приписываю ей свои переживания и чувства? Мне трудно удержаться от сравнивания и поиска параллелей. Наши ситуации во многом схожи. И потому мне хочется хоть чему-нибудь научиться у Альварес, перенять ее опыт, почерпнуть из истории ее жизни нечто полезное для себя…
Расшифровка стенограммы речи Альварес, произнесенной во время встречи, о которой рассказывал Ганнибал Гриффис, была также включена в базу данных. Я была поражена точностью, с которой Гриффис запомнил слова Марлены, хотя он опустил заключение ее выступления. Читая речь, я представляла себе Альварес такой, какой ее описал Гриффис: она была не бесстрашным провидцем, как об этом рассказывала Демора, а четко выражающим свои мысли умным политическим деятелем, который использовал иностранные средства массовой информации в своих целях, добиваясь согласия с правительством. Демора была права, когда говорила:
– Марлена знала, что кроткие мира сего ничего не унаследуют от сильных, пока не возьмут все сами.
«Ваши правительства расценивают меня просто как разглагольствующую женщину, приехавшую из бедной страны, лишенной всякого политического и экономического влияния. Они думают, что я не представляю для них никакой опасности, иначе мне не позволили бы сегодня выступать здесь перед вами. Но они ошибаются. Опасность, которую я для них представляю, является более радикальной и более фундаментальной, чем деньги, или политика, или вопрос о том, у кого больше атомных игрушек. Я представляю собой для них реальную опасность, потому что, несмотря на все пережитое, я – оптимист.
Я верю, что каждый из вас способен заглянуть в себя и понять, что мы все должны делать. Я всегда говорила, что одной совести недостаточно, но именно с совести все начинается. Вы должны начать с самих себя, как это сделали мы. То, что вы не предпринимали активных действий до сих пор, – еще не причина для того, чтобы бездействовать и дальше».
Один из коммуникаторов начал подавать звуковой сигнал, сообщая о том, что поиск завершен. Я потерла лоб, чтобы вновь вернуться к сегодняшнему дню, села перед экраном и начала просматривать результаты. Большая часть информации, как я и ожидала, не представляла для меня интереса.
