— Ты что-нибудь сказала ему?

— Что? — переспросила она. Его голос звучал глухо. Барбаре показалось, что она снова теряет слух.

— Я спросил, ты говорила что-нибудь Дэну? — Майкл сидел на краю кровати, медленно набивая трубку. — То есть, я имею в виду, ты что-либо признала?

— Нет, нет, — она говорила неестественно громко. Он быстро повернулся, отложив трубку и склонился над ней.

— Я спрашиваю, потому что хочу определить, как тебе лучше поступить.

— Я знаю, что для меня лучше всего, Майкл, — голос ее дрогнул.

— Я тоже знаю, дорогая. — Он взглянул на нее и кивнул. — Знаю и постараюсь все решить, как можно быстрее. Пусть Ханна немного подрастет и встанет на ноги.

— А тем временем я должна оставаться здесь, зная, что та девица носит ребенка Дэна? Ты этого ждешь от меня? Я не могу это сделать. Такого мне не вынести.

Он выпрямился, взял ее за руку и мягко произнес:

— Я должен сказать это, Барбара, должен. Ты не можешь винить Дэна. Если он знал о нас, как ты считаешь, то ты не можешь винить его. Меня удивляет только, что он промолчал. Это говорит о том, что он не хочет тебя терять, не может вынести разлуку с тобой… и я его понимаю. Мне кажется, он готов оставить все, как есть. Теперь решать тебе, Барбара.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что теперь решать тебе, а что такое?

Она приложила руку к своим губам, потом зажала руками уши и посмотрела на него широко раскрытыми от страха глазами.

— Я… мне приходится читать по губам, Майкл. Я должна читать по губам. Я не расслышала последних слов. Уже два или три раза сегодня ты… твои слова куда-то исчезают… я снова глохну. Я опять стану глухой! Майкл, Майкл, я снова стану глухой!

Он обнял ее, качая, словно ребенка, и принялся успокаивать.

— Нет, что ты. Все дело в том, что ты разволновалась, это нервы. Сильное потрясение вернуло тебе слух и ты теперь знаешь, причина всего в волнении, поэтому и сможешь с этим справиться. Не расстраивай себя так, дорогая, любимая. Успокойся, пожалуйста, успокойся.

Наконец, она немного успокоилась и вытерла слезы.

— Майкл… — заговорила она, пристально глядя на него и прерывисто дыша, — Майкл, я не переносу глухоты… Тогда могла, но больше — нет. Лучше мне покончить с собой, чем…

— Что ты, не надо, никогда не говори так, потому что если умрешь ты, умру и я.

— Правда, Майкл?

— Конечно, Барбара.

— Ты, действительно, тоже умрешь?

— Да, потому что без тебя я не смогу жить, ты должна бы это знать.

Она поверила ему, потому что ей хотелось верить. О, как она хотела верить ему, иначе если бы она перестала ему верить, то…

Англия воевала. Не знающие пощады немцы убивали и калечили бельгийцев, но никто не сомневался, что всем этим бесчинствам вскоре будет положен конец. Британские экспедиционные войска уже пересекли Ла-Манш, чтобы призвать немцев к порядку.

В Англии все дружно заговорили, что давно это предвидели. С чего вдруг в стране развелось столько оркестров из числа немецких музыкантов? И стремились они не в сельскую местность, а в промышленные районы, поближе к верфям, шахтам, заводам. По общему мнению, под личиной музыкантов скрывались настоящие шпионы. В обилии колбасных лавок также усматривались козни коварного врага. Почему это лавками не заведовали англичане? А все потому, считали обыватели, что хитрые немцы замыслили разбить Англию изнутри. Вознамерившись сначала откормить англичан, а после погубить. Для привлечения покупателей, немецкие лавочники прикидывались добродушными, любезными и весьма словоохотливыми. Не приходилось сомневаться, что к своим действиям немцы готовились уже давно. Но все также сходились на том, что порядок скоро будет восстановлен. Тем более не понятно в этой связи было решение правительства изъять из обращения золотой соверен и выпустить бумажные деньги. Большинству казалось диким видеть, например, бумажку вместо монеты в десять шиллингов. Но и эту меру тоже считали временной.

19 августа военный министр Великобритании фельдмаршал Китченер послал во Францию пятую дивизию, а в сентябре — шестую. Многие не понимали подобного шага, ведь экспедиционные войска уже находились там. Ведь если судить по сообщениям газет, вооружение английской армии было куда лучшим. В каждой дивизии насчитывалось восемнадцать тысяч человек и пять тысяч шестьсот лошадей. Какая сила! Конечно, и у них могли возникнуть затруднения. В армии не было радиосвязи, как на флоте, но ведь она располагала такой сильной конницей.

Британские экспедиционные войска встретились с наступающими немецкими частями у Монса [7]и были вынуждены отступить.

За тринадцать дней отступавшим британцам пришлось пройти две сотни миль, люди валились с ног от усталости, засыпали на ходу. В верхах шли нескончаемые дебаты. В итоге фельдмаршал Китченер с войсками пересек Ла-Манш и заявил командующему французской армии Жофре, что берет руководство на себя.

К ноябрю во Франции началось строительство траншей, в которых предстояло пережидать зиму. Война приобретала затяжной характер. К этому моменту многие английские семьи уже успели осознать суровую реальность военного времени. То в одну семью, то в другую стучались почтальоны и вручали женщинам официальные телеграммы со штампом На службе Его Величества. Недоумевая, они разворачивали листки, еще не сознавая, что в их дом вошла страшная беда.

Братья Беншемы съехались домой в конце августа. Они заранее договорились собраться всем вместе, чтобы по возможности смягчить домашним потрясение от их решения и не усиливать боль при многократном прощании. Все три брата вступили в Вооруженные силы Его Величества, не дожидаясь призыва, и были готовы сражаться за короля и Отечество.

Им исполнилось по двадцать девять лет, и все они были холосты. Правда, Гарри чуть не женился два года назад. Он был обручен с мисс Пауэлл, но девушка так и не смогла преодолеть стойкую неприязнь к его матери. Услышав ее признание, Гарри счел это подходящим предлогом для выхода из щекотливого положения.

О братьях говорили, мол, узы брака не для них. Но это вовсе не означало, что они относились к числу ярых женоненавистников, особенно Бен. Любовные похождения Бенджамина давали повод посудачить не только женской половине штата фирмы «Беншем и сыновья». Бенджамина жаловали своим вниманием многие дамы Ньюкасла. Юноша отличался большой разборчивостью, но не являлось тайной и то, что просить дважды ему не приходилось.

Бенджамин заметно превосходил братьев по росту. Из всей троицы он обладал самыми широкими плечами, узкими бедрами, ему же досталась и копна черных волос, в которых почти с рождения выделялась светлая прядь. Бен, смеясь, говорил братьям, что оказавшись на военной службе, он, наконец, сможет расстаться с этой отметиной, делавшей его объектом постоянных насмешек.

Кожа Бена, казалось, позаимствовала немного цвета у волос: она была настолько смуглой, что придавала ему неизменно загорелый вид. Глядя на всех троих, никто бы и не подумал, что Бен их брат-близнец.

А вот Гарри с Джонатаном, действительно, были точной копией друг друга. Они пошли в отца небольшим ростом и стройной фигурой, от него же унаследовали светлые волосы, с рыжеватым оттенком. Благодаря здоровому и свежему цвету лица, братья выглядели по меньшей мере года на три моложе Бена. Они отличались от него и по характеру. Добродушные, жизнерадостные, не знающие резкой смены настроения. Не то что Бен. Если он не находился в обществе дам, на его лице преобладало мрачное выражение. Правда, временами юношу охватывало безудержное веселье, совсем не свойственное братьям. А порой он погружался в глубочайшее уныние.

Но несмотря на все различия братья оставались дружны, как и в детстве. Гарри с Джонатаном сохранили свою преданность Бену.