Питер встал со стула, оставаясь неловко стоять на своих скованных железными скобами ногах. Когда он сидел, то собеседник порой и вовсе забывал о его недуге. Но стоя вот таким образом, он производил впечатление безнадежного калеки.

— Так, значит, Чарли, будем стреляться? — переспросил он. — Ты это серьезно?

— Черт побери! А ты как думал! — взорвался Чарли. — Разумеется, серьезно. Потому что я не мыслю себе жизни без нее. Тебе нужны только её деньги. Для тебя она просто дурочка, и ты никогда не стал бы задумываться о женитьбе на ней, если бы только Майк Джарвин не припер бы тебя к стенке. Боже мой, какими же мы все были идиотами, что вовремя не связали ограбление Джарвина с тем, как ты начал направо и налево сорить деньгами! Ведь это он был твоими друзьями с востока.

— Именно так, — признал Питер. — Все, что ты сейчас сказал — истинная правда. Но мне, со своей стороны, хотелось бы предостеречь тебя, Чарли, от роковой ошибки. Ты неплохой парень. Во всяком случае, гораздо порядочнее и намного честнее меня. Я не хочу портить тебе жизнь, но в то же самое время я не могу позволить тебе совать свой нос туда, куда не просят. Ради меня мой отец прошел через одиннадцать лет унижений. И вот теперь я чувствую за собой обязанность отплатить ему добром, сделать его хоть немного счастливей, обеспечить спокойную старость. Твой отец накопил для тебя деньги и застолбил огромные угодья. Это твое богатство, пользуйся им. Мой отец потратил все свои деньги и обрек себя на страдания ради того, чтобы сделать из меня настоящего человека. Я знаю, что это ему не удалось, и поэтому пойду на все, чтобы он только сам не осознал этого своего поражения. Ради достижения этой цели я готов убить десятерых храбрецов, таких как ты Чарли. Я тебя предупреждаю. Со мной тебе не справиться, у тебя нет ни малейшего шанса. Потому что я не знаю жалости. И рука у меня не дрогнет. Я стреляю быстро и метко. Мне всегда нравилось оружие. Так что, Чарли, если ты попробуешь выйти против меня, то знай, что ты покойник. Если же решишь отступиться и оставишь меня в покое, думаю, мы смогли бы разрешить этот спор каким-нибудь иным образом. В конце концов, девушка имеет право передумать, разве нет?

— Наверное, такое право у неё есть, — мрачно сказал Чарли. — Если бы я только был уверен, что с тобой она будет счастлива, то никогда не стал бы вмешиваться. Но ты ей не пара. Для неё ты слишком умный. А ещё подлый и безжалостный. Ты сбил её с толку, вскружил девчонке голову. Но если ты не станешь напоминать о себе, то очень скоро она тебя позабудет и снова обратит внимание на меня. Слышишь, что я тебе говорю?

Питер вздохнул, а затем губы его тронула кривая, чуть циничная ухмылка.

— Я изложил свою точку зрения от начала до конца, — сказал он. — А теперь можешь поступать, как тебе заблагорассудится. Полагаю, пистолет у тебя при себе имеется?

— Имеется. Ты готов?

— Я-то готов. Хотя, Чарли, ненавижу я это дело.

— Будь ты проклят, мерзавец! Я окажу миру добрую услугу, избавив его от такой сволочи, как ты. Получай же, Пит!

Он ловким и стремительным движением схватился за пистолет — такая сноровка, пожалуй, сделала бы честь любому ковбою. И все же ответный жест Питера опередил его на какую-то долю секунды. Прогремел выстрел, и пуля, летевшая прямо в сердце Чарли, лишь по счастливой случайности угодила в «Кольт», вскинутый для выстрела Чарли Хейлом.

Тяжелая свинцовая пуля звякнула о железный корпус оружия, вырывая его из пальцев Чарли и швыряя ему в лицо. Он покачнулся. Револьвер тяжело шлепнулся на пол, а Чарли, не устоя на ногах, припал на одно колено, его красивое лицо было теперь перепачкано в крови, так как железо содрало кожу до кости.

Он оставался на полу всего мгновение. В его душе жил непокорный боевой дух, присущий всем мужчинам из рода Хейлов. Вскочив на ноги, он бросился на Питера, охваченный яростью рассвирепевшего тигра.

На лице Питера появилась самодовольная ухмылка и он ещё раз взвесил пистолет в руке, готовясь произвести последний и решающий выстрел. Он отрешился от всех мыслей, и его сердце было закрыто для эмоций. Но затем, внезапно передумав, стволом своего оружия он ударил Чарли по голове, и тот рухнул на пол к его ногам.

Протянув руку, Питер зачерпнул пригоршню воды из стоявшей тут же кадки и плеснул ею в лицо кузену. Тяжело дыша и пошатываясь, Чарли с трудом снова поднялся на ноги.

— Как так вышло, что я все ещё жив? — выдохнул он.

— Потому что мне вдруг показалось, — сказал Питер своим глубоким, спокойным голосом, — что эта девчонка и все, что с ней связано для тебя, Чарли, вопрос жизни и смерти. Для меня же это только игра — простая забава. И стоит ли стараться сокрушить тебя ради очередного… гола?

— Гола? — переспросил Чарли. — Что-то я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Питер не ответил. Подняв с пола упавшую кувалду, он угрожающе покачивал ею, крепко зажав в руке деревянную рукоятку.

Беспокойство и нетерпение, с которым Майк Джарвин ожидал ответа на свое предложение, сделанное им Питеру Хейлу, было заметно, когда вечером того же дня он остановился на пороге хижины, служившей ему домом на руднике. Позади и в непосредственной близости от него следовали все те же двое братьев Баттрик, один из которых хромал, и оба пребывали в мрачнейшем и отвратительнейшем настроении, все будучи не в силах смириться со своим бесславным поражением, когда они вдвоем не смогли одолеть одного-единственного грабителя. Хотя Майк Джарвин, казалось, не обращал на них никакого внимания. Внимание его было всецело сосредоточено на черневших внизу просторах долины, погруженной в ночную темень. Чтобы попасть туда, нужно было провести целых полдня в седле, следуя за каждым изгибом извилистой тропы, проложенной среди гор. Но отсюда, сверху, все было видно, как на ладони. Майк Джарвин пристально всматривался в черную полоску долины, и тогда оба брата тоже решили последовать его примеру. А когда где-то в бездонной черноте под ними вдруг вспыхнул желтый глазок далекого костра, они услышали, как толстяк Джарвин удовлетворенно пробормотал:

— Видит Бог, этот молодой идиот придет ко мне — и загубит здесь остаток своей никчемной жизни.

— Кто это ещё к тебе придет? — сурово переспросил Левша Баттрик.

— Мой самый удачный день! — ответил мистер Джарвин и радостно рассмеялся.

Увидев ответный сигнал, вспыхнувший в глубине далекой черноты, толстый Майк Джарвин самодовольно потер руки и даже засмеялся от радости. Затем он вернулся обратно к хижине и пнул ногой дверь. Ответа не последовало.

— Обмылок! — заорал он.

В ответ тишина. Тогда он самолично прошел в комнату и зажег фонарь, висевший на стене. В тусклом свете можно было различить очертания человеческой фигуры на койке у окна — складывалось такое впечатление, что лежавший там либо лишился чувств, или же был мертвецки пьян.

Он ухватил спящего за плечо.

— Обмылок!

Но даже этот громогласный вопль не мог нарушить богатырского сна растянувшегося на койке человека.

— Обмылок! Джин!

Спящий внезапно застонал, пошевелился и сел на краешке кровати, вцепившись руками в матрас, ошалело покачиваясь спросонья и будучи не в силах мгновенно сбросить с себя оцепенение после долгого сна.

— Дай! — сказал он, протягивая руку.

Трудно сказать, почему этот человек получил столь странное имя. Уж наверное не из-за привычки слишком часто пользоваться мылом. Возможно, просто его кожа была цвета дешевого желтовато-корчиневого хозяйственного мыла для стирки. У него было почти безупречно круглое лицо, возвышавшееся над широким, плоским, выпирающим далеко вперед подбородком. Срежьте нижнюю часть глобуса, и вы сможете получить наиболее точное представление о том, что представляла собой голова Обмылка. Челюсть казалась самой широкой её деталью. Все остальное, находившееся выше, постепенно шло на убыль, а оттопыренные уши торчали под некоторым углом к черепу именно в том месте, где он начинал наиболее резко сужаться кверху.