Майку Джарвину поездка скучной не казалась. Убедившись для начала, что Питер не глядит ему в спину, он извлек из своих запасов большую бутылку виски. Посудина была заполнена жидкостью манящей, как лунный свет, прозрачной, как слеза, и горючей, словно порох. На протяжении всего душного, пыльного дня, бутыль переходила поочередно из его рук в руки Обмылка и обратно, и хоть Джарвину было доподлинно известно, что ничто не доставило бы негру большего наслаждения, как возможность свернуть ему шею, но все-таки Питер был рядом, так что пьянствовать в компании такого собутыльника, как Обмылок, было вполне безопасно.

Уже на самом подъезде к холмам неуемное веселье мистера Джарвина достигло своего апогея. Пока мустанги взбирались по крутому склону, он громко мычал какие-то песни; но на вершине холма честный Майк внезапно посерьезнел и хоть с большим трудом, но все же сумел взять себя в руки. Обмылок — совершенно трезвый, как будто в тот день с самого утра у него во рту не было и капли спиртного — хлестнул вожжами по спинам коней, заставляя их перейти на рысь, и повозка покатилась под гору, подскакивая и тарахтя на кочках и выбоинах. Сняв шляпу и плеснув на голову холодной воды из жестяной кружки, Майк приходил в себя, подставляя лицо навстречу прохладному ветерку, трепавшему его по мокрым волосам, пока, наконец, туман в голове не начал рассеиваться.

Пение его смолкло, взгляд просветлел, и теперь он изучающе разглядывал раскинувшуюся внизу долину. Было вполне очевидно, что в голове у него быстро вызревает какой-то план. В небе над горами полыхал огненный закат, над землей быстро сгущались сумерки, и вскоре в наступающей темноте они увидели два светящихся островка мерцающих огоньков — один слева, другой — справа. К тому городку, что лежал справа, они и направили свой путь.

Казалось, что толстяк ехал наугад, полагаясь лишь на интуицию. И ещё до того, как они подъехали к мостику, перекинутому через небольшую речушку, Джарвин был уверен в своей правоте. Обгоняя тряскую повозку, запряженную парой уставших мустангов, по дороге в город катились телеги и легкие двуколки, и веселые голоса их седоков доносились до слуха путников. На другом берегу реки стало также слышно протяжное мычание огромного стада коров.

Лоусон-Крик праздновал открытие ярмарки. Улицы были ярко освещены; в каждом окне стояла зажженная лампа, а на пыльных, извилистых улочках наблюдалось необычное оживление. В городской гостинице нашлась всего одна свободная комната. Этого было вполне достаточно — крошечная угловая комнатушка с единственной койкой, но для двух других членов компании можно было постелить и на полу. Так что Обмылок взвалил на плечи весь багаж и за один раз перетащил его в номер, взойдя на второй этаж по узкой лестнице. Питер тоже поднялся наверх, ловко преодолев лестничный пролет, и увидел, что в номере все уже было готово к ночлегу, но толстого Майка Джарвина, как оказалось, интересовал куда более важный вопрос. Оказавшись в комнате, он первым делом открыл окно, но вовсе не из-за любви к свежему воздуху, а чтобы взглянуть на скат крыши под ними. Навес казался довольно низким, и мистер Джарвин серьезно спросил у Питера совета.

— Как думаешь, можно отсюда спрыгнуть на землю и не переломать при этом ноги?

— Вполне, — ответил Питер.

— Хорошо, — сказал Джарвин. — Именно такое местечко нам и надо. Это куда лучше, чем комната с видом на улицу. Запомни, Пит, задумав поразвлечься, первым делом нужно заранее обеспечить себе легкий путь к отступлению. Это непременное правило, ясно?

Питер промолчал, но от него и не требовалось ответа. Джарвин тем временем продолжал:

— Обмылок, лошадей мы загнали. Пойди, присмотри где-нибудь парочку сильных мустангов. Сменяй их на мою пару. Дашь сотню в придачу, этого вполне хватит. Приведешь новых мустангов и впряжешь их в повозку, чтобы все было готово. Наши же три коня тоже должны стоять под седлами. Отъезд может быть внезапным. Если будет достаточно времени, уезжаем в повозке, но если у нас его все-таки не будет — то верхом. Понятно? Так что будь готов. А у нас с Питом дела.

После ужина мистер Джарвин заметно подобрел, и его настроение значительно улучшилось. Было шумно, отовсюду доносились радостные голоса, а в воздухе висела плотная завеса табачного дыма. Обмылок отправился куда-то самостоятельно добывать себе пропитание по своему вкусу, а также заодно приглядеть лошадей на одмен. Питер и Джарвин остались одни, и последний теперь запросто изливал душу своему спутнику.

— Знаешь, Пит, когда я слышу, как люди смеются, шутят, веселятся, двигают стульями, то на душе у меня становится очень радостно!

— Тебе нравится созерцать счастливых людей, да? — спросил Питер, удивленно вскидывая брови, явно не ожидая подобного проявления гуманности, чего он никогда прежде не замечал за своим собеседником.

— Счастливых! Да, черт возьми! — ответил честный Майк. — Потому что всякий раз, когда я слышу эти звуки, они напоминают мне звон денег. Их карманы звенят мелочью, полученной на сдачу, и они готовы избавиться от нее. Всему свой черед, но вот только в нужное время они не просят никого стоять с мешком, чтобы ловить в него эти крохи. А старый Майк Джарвин уже тут как тут! Старый Майк Джарвин готов перехватить все их эти лишние денежки! Это своего рода обуза, которую я очень люблю перекладывать с чужих плечей на свои, Пит!

Он расхохотался, и сидел, покатываясь со смеху, очень довольный своим остроумием.

— Сейчас очень жирненький кусок сам плывет ко мне в руки. Вон там сидит парень, один из тех, кого принято считать «хорошими». Видный, скромный, с виду вполне благополучный. Но в тихом омуте, как известно, черти водятся, и готов побиться об заклад, что он в этом смысле отнюдь не является исключением! Самые свои прибыльные аферы я проворачивал именно вот с такими тихонями! Не сомневаюсь, что он важная птица! Скорее всего, чей-то сынок! Ты только погляди на тех двух старых козлов, что подошли пожать ему руку! Гляди, как они похлопывают его по плечу! Это лишний раз доказывает то, что они ему не ровня, так что им остается лишь выражать свое восхищение! Так, Пит, эту-то рыбку я и хочу подцепить на свой крючок. Ты даже вообразить себе не можешь, сколько деньжат можно будто вытрясти из него! Такого тебе и не снилось, старина! — Он снова усмехнулся.

Питер, не имея никакого понятия о том, что могло вызвать столь бурный словесный поток со стороны Майка, оглянулся, бросая взгляд через плечо. И ему все тут же стало ясно, ибо там сидел молодой, симпатичный и вполне уверенный в себе Чарльз Хейл собственной персоной. Вздрогнув от неожиданности, Питер поспешно отвернулся. До этого он старательно убеждал себя, что ему нет никакого дела до того, что о нем подумают окружающие, мысленно твердя, что ему на всех наплевать, и что жить он будет так, как ему заблагорассудится, вне зависимости от того, что станут говорить по этому поводу люди. Но теперь Питер был бы несказанно рад избежать встречи с Чарли, а уж мысль о возможном разговоре с ним казалась до боли невыносимой, словно удар кнута — тот наверяка засыпал бы его вопросами, а что он смог бы соврать в ответ?

Пришлось бы рассказывать все, как есть, и правда эта была бы очень горькой. Погрузившись в мрачные раздумья, Питер совсем не слушал дальнейшей болтовни своего спутника, пока, в конце концов, Джарвин не задал ему вопрос:

— Скажи, Пит, а тебе когда-либо доводилось играть в покер?

— Имеешь в виду, занимался ли я мухлежом? — уточнил Питер.

— Лучше называть это устроенной игрой. Но я не из тех, кто боится посмотреть правде глаза. Если хочешь, можешь звать это мухлежом!

Питер поднял голову и улыбнулся.

— Мне кажется, Майк, тебе просто захотелось пошутить.

Джарвин пристально взглянул на него, а затем согласно кивнул головой.

— Ну разумеется, это просто шутка! — И он поспешил перевести разговор в другое русло.

План был прост. Питер не должен был вмешиваться в события, а помощь его могла потребоваться лишь в крайнем случае. Вот тогда-то он и придет на помощь.