Думал я и о другом. Скажем, о том, что можно загипнотизироватьталантливого парня, или накачать наркотиками, а может, даже познакомить сдругими талантливыми парнями с тем, чтобы он не задавал ненужных вопросов ине совершал ненужных поступков. А как добиться того, чтобы талантливыйпарень не смог бы убежать, даже если бы ему удалось докопаться до правды?Для этого надо снабдить его всем необходимым, дать все, о чем он можеттолько мечтать, обеспечить ему безбедное, беззаботное существование...жизнь, при которой правило номер один – не оставлять денег, даже карманноймелочи, тратить все, до последнего цента. Какой талантливый парень клюнет натакое? Конечно же, наивный, у которого практически нет друзей, который себявидит полной никчемностью. Который продаст свою талантливую душу за жрачку исемьдесят долларов в неделю, поскольку уверен, что большего не стоит.

Я не хотел больше об этом думать. Попытался сосредоточиться на РутгереХоэре, который так смешно изображал слепого, блестяще владеющего приемамикарате (если бы Паг сидел рядом со мной,

поверьте, он бы смеялся до слез), чтобы не думать об этом.

Двести, к примеру. Я не хотел думать об этом числе. 200. 10 х 20. 40 х5. СС, как писали римляне. По меньшей мере двести раз я отвечал «да» назапрос компьютера: «ОТПРАВИТЬ ПОЧТУ ДИНКИ»?

Мне пришло в голову, впервые, словно я, наконец, проснулся, что я -убийца. Массовый убийца.

Да, конечно. Вот к чему все пришло.

На благо человечества? Во вред человечеству? Без разницы длячеловечества? Кто об этом судит? Мистер Шарптон? Его боссы? Их боссы? И такли важно это суждение?

Я пришел к выводу, что об этом никто и не думает. Более того, понял,что не могу плакаться (даже себе) насчет того, что меня накачалинаркотиками, загипнотизировали или запрограммировали на подсознательномуровне. Правда заключалась в том, что мне нравилось то, что я делаю,нравились ощущения, которые я испытывал, когда составлял особые письма,ощущения, что в голове течет огненная река.

А главное, я делал все это, потому что мог.

– Это ложь, – возразил я... не слишком громко. Точнее, едва слышнопрошептал. Они, возможно, и не наставили в моем доме жучков. Я уверен, чтоне наставили, но осторожность еще никому не вредила.

Я начал это писать... что? Может, отчет. Я начал писать этот отчет втот же вечер... после того, как закончился фильм с Рутгером Хоэром. Пишу вблокноте, не на компьютере, на обычном английском. Никаких тебетреугольников, кругов, завитушек. Под столом для пинг-понга в подвале наполу снимается одна плитка. Там я и храню мой отчет. Только что я посмотрел,что чего начал его. "Сейчас у меня хорошая работа, – писал я, – так чтохмуриться нет причин ". Действительно, чего хмуриться, надо петь ивеселиться.

В ту ночь мне приснилось, будто я вновь на автостоянке у «Супр Севра».Паг тоже там, в красной футболке супермаркета и шляпе на голове, совсем каку Микки Мауса в «Фантазии», фильме, где Микки играл помощника колдуна.Посередине площадки в ряд выстроены тележки для продуктов. Паг поднимаетруку, потом опускает. Всякий раз, когда он это делает, одна тележка начинаеткатиться, сама по себе, набирает скорость, летит вперед, пока не врезается вкирпичную стену супермаркета. Нам уже набралась целая груда покореженногожелеза и колес. Впервые в жизни Паг не улыбается. Я хочу спросить, что онделает и что все это значит, но, разумеется, и так знаю.

– Он отнесся ко мне по-доброму, – во сне говорю я Пагу. Естественно,про мистера Шарптона. – Он предельный, действительно предельный.

Паг поворачивается ко мне, и я вижу, что это совсем не Паг. Это Шкипер,и половина головы у него, повыше бровей, у него снесена. Та часть черепа,что осталась, поверху зазубрена, так что кажется, что на голове у Шкиперакостяная корона.

– Ты не смотришь в прицел, – говорит мне Шкипер и лыбится. – Ты самприцел. Как тебе это нравится, Динкстер?

Я проснулся в темной спальне, весь в поту, зажимая руками рот, чтобыподавить крик, так что, похоже, сон этот не очень-то мне понравился.

Написание этого отчета – удовольствие маленькое, доложу я вам. Онсловно говорит мне: «Привет, Динки, добро пожаловать в реальный мир». Когдая думаю о том, что произошло со мной, первым делом на ум приходит образдолларовых купюр, которые перемалывает мусорорубочная машина. Но толькопотому, что знаю: легче думать о покрошенных в лапшу купюрах (или о монетах,сбрасываемых в щель канализационной решетки), чем о погубленных людях.Иногда я ненавижу себя, случается, боюсь за свою бессмертную душу (если онау меня есть), а бывает, просто злюсь. "Доверься мне", – сказал мистерШарптон, и я доверился. Каким же для этого надо быть тупицей? Я говорю себе,что я еще очень молод, в том же возрасте, что и парни, сидевшие заштурвалами «В-52», мысли о которых так часто приходят в голову, а молодымдозволено быть тупицами. Но сам же задаю себе вопрос, а можно ли такрассуждать, когда на кон поставлены человеческие жизни?

И, разумеется, я продолжаю заниматься тем же.

Да.

Поначалу думал, что не смогу, как дети в «Мэри Поппипс» не могли летатьпо дому, потеряв счастливые мысли... но смог. Как только я садился ккомпьютеру и река огня начинала течь, забывал обо всем. Понимаете (покрайней мере, я надеюсь, что вы поймете), именно для этого я появился напланете Земля. Разве можно винить меня за деяния, без которых я не могужить, которые является моей неотъемлемой частью?

Ответ: да. Абсолютно.

Но я не могу остановиться. Иногда сам себя убеждаю: если остановлюсь,хотя бы на день, они поймут, что я в курсе, и уборщики заглянут в мой дом внеурочный час. Не для того, чтобы прибраться: уберут меня. Но причина,конечно, в другом. Я делаю это, потому что превратился в наркомана, вродетех, кто курить крэк или колются в темных проулках. Я делаю это, потому чтоменя тянет к компьютеру, потому что, когда я работаю с «БЛОКНОТОМ ДИНКИ»,все предельно. Я в ловушке. И виноват во всем тот кретин, что вышел из «Ньюсплюс», развернув гребаную «Диспеч». Если бы не он, я бы по-прежнему видел вперекрестье прицела лишь подернутые облаками дома. Не людей – просто цели.

"Ты – прицел, – сказал мне во сне Шкипер. – Ты – прицел, Динкстер".

Это правда. Я знаю. Ужасная, но правда. Я – всего лишь инструмент,окуляр, через которые смотрит настоящий бомбардир. Всего лишь кнопка,которую он нажимает.

Какой бомбардир, спросите вы?

Да перестаньте, не надо задавать глупых вопросов.

Я думал о том, чтобы позвонить ему, но, боюсь, этот звонок дорого мнеобойдется. Или нет? «Звони мне в любое время, Динк, хоть в три часа ночи».Вот что сказал мне этот человек и, думаю, на полном серьезе. Насчет этого,во всяком случае, мистер Шарптон не лгал.

Я думал о том, чтобы позвонить ему и сказать: «Знаете, что причиняетмне самую сильную боль, мистер Шарптон? Вы говорили, что я смогу сделать мирлучше, избавляя его от таких людей, как Шкипер. Но беда в том, что вы и ижес вами – те самые Шкиперы».

Само собой. А я – тележка для продуктов, с которой они гоняются залюдьми смеясь и ревя, как гоночный автомобиль. Опять же, работаю язадешево... по бросовым ценам. Уже убил больше двухсот человек, и во сколькоэто обошлось «ТрэнКорп»? В маленький домик в третьесортном городишке в штатеОгайо, семьдесят долларов в неделю, «хонду». Плюс кабельное ти-ви. Незабывайте об этом.

Я постоял, глядя на телефонный аппарат, потом положил трубку. Не смогничего этого сказать. Позвонить и произнести эти слова – все равно, чтонадеть на голову пластиковый мешок, затянуть тесемки и перерезать вены.

Так что же мне делать?

Господи, что же мне делать?