– К сожалению, в ближайшее время его не будет в городе. Он в экспедиции у подножия другого вулкана – Хрюкалки.

– Забавное название, – не выдержал Винтик и засмеялся.

– Ничего смешного в названии «Хрюкалка» нет. Наоборот, оно точно определяет характер и особенности вулкана… Его необычность в том, что за много месяцев до очередного извержения он начинает очень своеобразно, извините, как огромная свинья, хрюкать!

– Хрюкать?! – переспросил Шпунтик.

– Именно – хрюкать!

– Чудеса!

– Никаких чудес! – резко ответил академик Шишка. – Никаких чудес на свете нет! Есть только наука!

– И как же наука объясняет подобное вулканическое хрюканье? – поинтересовался Стекляшкин.

– Вот за разгадкой и отправился мой лучший ученик. Но предварительные исследования объясняют это определённым строением того вулкана: в его склонах много пещер, которые, скорее всего, и являются причиной этого самого хрюканья. Пещеры служат резонаторами, где шипение горячих газов, вырывающихся через трещины из глубины, многократно усиливается и приобретает столь удивительный хрюкающий звук – «ахр-а-х-х-х-р!», – захрюкал серьёзный академик.

«Хорошо, что Незнайки с нами нет, – подумал Знайка. – А то бы он точно начал передразнивать уважаемого учёного».

Покончив с хрюканьем, академик Шишка сказал:

– Возможно, у вас есть вопросы на другие темы. Задавайте их, пожалуйста. Я попытаюсь ответить.

– Скажите, коллега, – начал Знайка, – как произошло, что в городе у вас совсем нет растительности?

– Видите ли… Так исторически сложилось. Ошибки прошлого: невнимательное отношение к природе, теоретические просчёты.

– Почему бы вам тогда не заняться озеленением? – спросил Винтик.

– А зачем? Мы и так хорошо живём. К тому же мы совсем забыли науку о растениях. Да и не сумели сохранить хоть какие-нибудь семена. Так что и сажать нечего.

– Да и некуда, – добавил секретарь Циркулярчик. – В городе и его окрестностях всё заасфальтировано, зацементировано и забетонировано. А дальше – пустыня…

– Да… – многозначительно сказал Винтик.

– А у нас в Цветочном городе сейчас тюльпаны, ландыши и нарциссы цветут, скоро ещё и ромашки с колокольчиками распустятся.

– Простите?! Что это вы перечисляете такое? – удивился академик Шишка, который не только не знал названий цветов, но даже не подозревал, что его имя «Шишка» – не что иное, как название плода хвойных деревьев: сосны, ели или кедра, а его прапрадедушка был когда-то известнейшим биологом, за что и получил такое редкое для Каменного города имя.

Сначала гости были ошеломлены тем, что в Каменном городе совсем ничего не знают о растениях и цветах даже академики. Но когда Знайка пришёл в себя от удивления, он и другие малыши наперебой стали рассказывать Шишке, Циркулярчику и Архивчику о Цветочном городе и всех прелестях живой природы.

Тем временем Тюбик, Гусля и Цветик, сопровождаемые Гранитиком, подошли к Академии художеств.

– На первых двадцати этажах находятся творческие мастерские наших известных художников. Посредине небоскрёба – клуб писателей и ресторан «Ручной Пегас». Там всегда полно творческих коротышек, – рассказал Гранитик. – Над писательским клубом – театральное училище и киностудия. А на самом верху – консерватория и кружок композиторов.

– А почему музыканты выше всех? – спросил Гусля. – Вероятно, этим вы хотели показать, что музыка – наиболее возвышенное и тонкое искусство?

– Нет, – простодушно ответил Гранитик. – Просто музыканты, когда репетируют, всем мешают. Раньше, когда музыкальное училище было на первых этажах в другом месте, весь район мучился. Все там жили с затычками в ушах. Сами понимаете – тяжело слушать с утра до вечера разные упражнения: «Виу-виу-ва! Бум-бум-бах!»

Гусля смутился и слегка обиделся.

В Небоскрёбе Искусств (а он так и назывался) Тюбика, Цветика и Гуслю проводили на разные этажи, где каждого встретила малышка – помощница председателя. На малышках были лёгкие платьица с рисунками. На платье первой были изображены кисточки, тюбики и краски. Платьице второй помощницы было похоже на огромный лист исписанной бумаги. Третья малышка была одета в платье с рисунками самых разных музыкальных инструментов. Вдобавок на груди у неё была брошка в виде контрабаса, а в ушах – серёжки, как маленькие волторны.

Мило улыбаясь, они проводили гостей к председателям.

Тюбика подвели к двери с табличкой «Председатель кружка художников – академик Грифель».

Тюбик ожидал увидеть собрата по ремеслу – перепачканного красками, в удобной одежде художника. Тем большим было его удивление, когда за дверью с табличкой оказался огромный зал, где во всем присутствовали правильная геометрия и только два цвета – белый и чёрный. Пол был похож на огромную шахматную доску: квадратики белого мрамора чередовались в шахматном порядке с чёрными. Белые стены оказались совершенно пустыми. В центре зала стоял каменный стол со стулом и кресла. А чуть в стороне, ближе к окнам, были выставлены два странных произведения. Грифель заметил удивление Тюбика и, поздоровавшись, пригласил гостя сесть в кресло.

Тюбик и Грифель уселись в креслах, и наступила неловкая пауза. Но Тюбик быстро нашёлся и сказал:

– Очень необычно у вас… Что это за штуки такие? – указал он на шар размером с яблоко, выточенный из камня, и на установленную на мольберте картину в блестящей раме. Там был изображён чёрный треугольник на белом фоне.

– Это шедевры нашего самого известного художника, основателя школы каменистого сюсюра – академика живописи и ваяния Мазилки.

– Шедевры?! – растерянно переспросил Тюбик, подойдя к «произведениям» и разглядывая их.

Шар был совершенно обычный: шар как шар. И треугольник был такой же простой, как любой другой.

– А в чём же здесь суть? Что это значит?

– Какая же суть должна быть в произведении искусства? Главное в искусстве – форма… Вот полюбуйтесь, какие удивительные формы!

Грифель подошёл к шару и стал поглаживать его руками… Потом посмотрел на треугольник и восторженно сказал:

– Какие формы! Соотношение чёрного и белого! Линии!

– Ну линии прямые, – ответил Тюбик. – А чего тут удивительного?

– Как чего. – Чувствуете, какие уверенные линии? Какая, значит, твердая рука была у мастера!

– А мне кажется он просто по линейке чертил.

– По линейке?!

– Да.

– Ну, по линейке такое, конечно, каждый сможет, – сказал Грифель.

Но тут он спохватился, испугавшись вольности собственных мыслей:

– О чём мы говорю!! Нам ли судить о великом произведении! Оно… Оно… неповторимо!

– Вы правда так думаете?

– Что значит «правда думаю»?

– Ну, вы действительно считаете эти произведения великолепными?

– Естественно!

– А как вы отличаете великое от плохонького, заурядного?

– Как, как!.. Очень просто: великое в искусстве невозможно повторить, даже просто скопировать не получается!

Тюбик подошёл к чёрному треугольнику, внимательно его осмотрел и сказал:

– Если у вас есть четверть часа, холст, карандаш, линейка, кисти и две краски – черная с белой, я готов сделать точно такой же «шедевр» прямо сейчас.

У Грифеля глаза полезли на лоб. Когда он взял себя в руки после такой наглости гостя, то пробормотал.

– Полагаю, что Академия художеств не лучшее место для дешёвых экспериментов. Искусство, видите ли, – это тайна, традиция.

А я думаю, что искусство – это увеличительное стекло, через которое мы внимательно и радостно смотрим на себя, на других, на лес, на реку, на город…

По залу, где беседовали Тюбик с Грифелем, от этих слов будто свежим ветром потянуло. Грифель поёжился и беспокойно поглядел на шаровидно-треугольные шедевры. Потом он встал и вежливо сказал:

– Уважаемый Тюбик! Я подумаю над вашими словами. Но сейчас я должен отправиться на лекцию. Меня ждут ученики, а тема сегодня будет сложной: «Геометрические основы искусства».