Когда Сафрониха закончила, к моему большому удивлению и радости, боль стала утихать. Утром зуб уже не болел.

После этого случая, вместе со старинными песнями и обрядами, я стал записывать заговоры, рецепты всевозможных лекарственных снадобий, стал искать встреч с сельскими знахарями. А наблюдать и записывать было что. Пришлось мне в начале семидесятых годов пробыть все лето в деревне Чудовка Вологодской области. И вот что там произошло. У пастуха распух большой палец на ноге, появилась рана. Обернул он больную ногу тряпицей, сверху кожей обмотал, перевязал и ходит по деревне. У плетня мужики сидят и говорят ему:

– Эй, Сидорка, иди-ка к Ефросинье Беловой. Она тебе с пальца выдавит, волосень вытянет.

А он в ответ:

– Да что она понимает!

– Ну, дурень! – кричат мужики. – Смотри, ногу потеряешь, отрежут!

Не верил Сидорка в старушечьи наговоры. Лег в больницу. Врачи лечили ему ногу, лечили, и ничего не помогло. Отрезали. Вернулся Сидорка в деревню на культяпке, колтыхает по дороге. А в соседнем селе у одного мужика под коленом такая же рана случилась, и у врача он был, и лекарством лечил, ничего не помогает, не залечивается. Пришел он к Ефросинье Беловой. Посмотрела она на рану и велела приходить к утренней заре. Пришел мужик. Повела она его за околицу и спрашивает по дороге:

– Веришь ли, что излечу?

– Верю, бабушка! – отвечает мужик.

И так пока шли, три раза выпытывала. Пришли и встали на самую середину сжатого пшеничного поля. Ефросинья Белова говорит:

– Ох, боюсь, увидишь, испугаешься. Закрой-ка глаза.

И завязала ему платком глаза. Как только солнце из-за леса показалось, заря разыгралась, взялась она лечить: заговор читать, наговорной водой рану промывать, из раны дурную кровь в пузырек сливать, под конец смоляную лепешку налепила. И так три дня по утренним и вечерним зорям мужика лечила и все глаза ему завязывала. А когда на третий день закончила, развязала глаза и показывает ему пузырек. Мужик как поглядел, даже ахнул от удивления: в пузырьке в слизи плавал длинный, свитый в клубок, толстый черный волос. Рана у мужика быстро зажила.

Сельского знахаря очень трудно разговорить, что-либо выведать у него – дело бесполезное. Обычно ни целительских секретов своих не раскроет, ни заговоров не расскажет, ни состав лечебного снадобья не покажет. И отговорка есть: «Тайное в явное не должно прибывать, иначе болезному не станет вспомогать». И все же Ефросинье Беловой я в доверие вошел. Увидев, что я сведущ в знахарских делах, знаю много заговоров, неведомых ей, она имела явное ко мне расположение. И вот что она рассказала:

– Смерть одна, да болезней тьма. Кто-то их должен вылечивать, изгонять. У меня это делала и мать, и бабушка, и прабабушка. Я знахарство по наследству приняла. Они меня учили: на живом все заживет, потому хворь-болесть изгонима. Да и на всякую болесть зелье вырастает. Чтобы поиметь силу-мочь и болезному помочь, нужно верить в Бога и умело свое дело справлять. Хвори-болести бывают напосыльные: от неба и земли, воздуха и воды. Они в белое тело входят. Те мной изгоняются. А есть от духа: от своего же худого помысла возникают, от сердечной злобины, от завидков и недоброты или от кручины-тоски. Болесть духа без покаяния, без сердечного усердия самого болезного – не уйдет. Каждый хворый может изогнать из себя худой недуг своей волей, верой-духоборием: своим духом болесть уйдет пухом! Хворь-болесть имеет свои имена. Вот в лихорадке «трясовице» есть двенадцать зловредных старух. Они приходят ночью во сне. Одну зовут Трясея: она испуг наводит и трясцой изводит. Другую – Огнея: как печь смоляными дровами распаляется, так Огнея жжет тело человеческое. У третьей имя Ледея: она как лед студеный, знобит человека, и не может от него человек и на печи согреться. Четвертая – Глядея: и та всех ужасней, в ночи человеку сна не дает, и в уме он мешается. Самая проклятая – Невея: поймает человека и не может тот человек жив быть…

Встречался я и с другими знахарями. У каждого были свои, особые средства лечения и определенный круг болезней, что они могли лечить. Издавна в народе считали, что есть болезни, которые можно вылечить только средствами народной медицины – это сглаз и порча, волосень и щетинка, исполох и укус… В одном архангельском селе я стоял на постое в доме, где жила большая семья с детьми. И неожиданно маленький ребенок ночью перестал спать, он плакал, сучил ножками, выгибал спинку, пяточки на ногах сделались красными, что-то его беспокоило. Бабушка сказала:

– Ну, это щетинка! Надо Ваньку в байну тащить.

Натопили баню, ребенка этого хорошо напарили, при этом приговор произносили:

«Я мою и парю раба божьего Ваню, ношную-полуношную щетинку унимаю. Не будь, щетинка, у ребенка, а будь, щетинка, у свиненка!»

Затем намяли мед с мукой и стали по плечикам и верхней части спины раскатывать, накатали в тесто целый комочек волосков. Потом я этот комочек, накатанный со спинки ребенка, внимательно рассматривал. Непонятно было, как появились на спинке ребенка эти волоски, похожие на щетинки молодой свиньи. Со временем я узнал, что щетинка довольно часто бывает у маленьких детей. Одни пожилые женщины, лечившие ее, объясняли, что щетинка зарождается от «родимой грязи», другие – что при родах «с позвоночником что-то случается»; третьи говорили – это из-за того, что беременная женщина переступала через животное с шерстью. Лечили щетинку всегда в бане, кто натирал ребенку спинку квасцами со слюной, кто свежим тестом на дрожжах, кто кислым тестом с золой, но щетинку всегда выводили.

Другой случай, который я наблюдал, произошел в смоленской деревне Истря. К местной старушке-лекарке привезли девушку с «черной рожей» – с большой опухолью под мышкой. От температуры и жара девушка совсем занемогла. Возили ее и к врачу, но он ничего не смог сделать. И вот старушка три дня по утренним и вечерним зорям лечила ее: наговаривала-шептала на ключевую воду, прикладывала медовые лепешки. Через три дня образовался нарыв, опухоль стала сходить. На глазах больной девушке становилось лучше, и она скоро совсем поправилась.

Сельские жители приспособились использовать окружающую их природу, растения, животных, предметы домашнего быта в целях лечения различных хворей-болезней и даже предвосхищать некоторые заболевания, в профилактических целях применяя те или иные способы целительской практики. Многие из этих средств и приемов настолько просты и доступны, что не требуют обращения к знахарям, – они знакомы большинству деревенских людей.

Когда подпревает кожа, берут между корой и стволом ивы или березы прослойку (луб), нарезают маленькими кусочками и высушивают. После этого кусочки толкут в порошок и делают этой «пудрой» присыпки, то есть посыпают места, где подпревает. Пользуются также чечевичной мукой или древесной червоточиной; присыпают подопревшие места истолченной в мелкий порошок и дубовой корой.

Экземы и рожистые воспаления кожи лечат пеной, выступающей из ольховых дров, – когда они горят в печи.

Чирей лечат серой лиственницы. Выковыривают с дерева полоску коры с заболонью (на ней выступает самородная смола). Потом в глиняный горшок кладут щепки, а на них эту кору с серой. Наливают воды и ставят горшок в печку, топят на небольшом жару. Сера нагревается и скатывается с коры. Ее берут и бросают в холодную воду. Сера делается чище смолы и не прилипает. Ее разжевывают во рту, делают лепешкой и прикладывают с ветошкой к чирью. Она легко вытягивает «дурь» и очищает рану.

Чтобы вылечить нарыв, берут обыкновенную луковицу, на легком жару ее запекают в печи, чтобы она была мягкая и теплая. После ее разрезают и резаной стороной прикладывают к нарыву. Делают и по-другому. Со ствола молодой березки сдирают тонкую бересточку, светлую и прозрачную, смачивают ее слюной и прилепляют к нарыву. Эта бересточка разъедает нарыв и вылечивает.