Он поцеловал ей руку.

– Ну что, пошли?

Она кивнула и вышла следом за ним в коридор.

– Мы их найдем, – сказала она. – Вот увидишь.

Полчаса спустя.

– Мы их не найдем.

Уперев руки в бока, Гиацинта оглядела спальню баронессы. Им потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться до Клер-Холла, пять – чтобы проникнуть в дом через плохо закрывающееся окно, и десять – чтобы осмотреть все уголки и укромные места.

Бриллиантов нигде не было.

Но не в правилах Гиацинты было признавать поражение. Ее слова «мы их не найдем» были настолько для нее нехарактерны, что она сама удивилась.

Ей и в голову не приходило, что их поиски могут оказаться безрезультатными. В своем воображении она столько раз рисовала себе картину находки и продумывала все до мелочей, что не допускала мысли, что они могут уйти из дома с пустыми руками.

Может быть, она была слишком оптимистична? А может – просто слепа? Но на сей раз она все-таки, видимо, ошиблась.

– Ты сдаешься? – спросил Гарет. Он скрючился возле кровати, обшаривая панели за деревянным изголовьем. Он не то чтобы был доволен, а просто устал.

Он не сомневался, что они ничего не найдут. Во всяком случае, был почти в этом уверен. Он пришел лишь для того, чтобы ублажить ее. Гиацинта подумала, что еще больше любит его за это.

Но теперь его вид, выражение его лица, интонации его голоса – все говорило об одном: «Мы пытались, но мы проиграли. Нам лучше отсюда уйти».

Он не сказал: «Я же тебе говорил», а просто смотрел на нее – правда, немного разочарованно, словно в глубине души все же надеялся, что ошибается.

– Гиацинта?

– Я... Ну... – Она не знала, что сказать.

– У нас мало времени. – Он встал, отряхивая с ладоней пыль. Комната баронессы была всегда заперта, и, видимо, в ней почти никогда не убирали. Времени на размышления не было. – Сегодня день встречи членов клуба по разведению охотничьих собак. Они собираются у барона один раз в месяц.

– Разведение собак? – Гиацинта. – В Лондоне?

– Они непременно собираются каждый последний вторник месяца. Они делают это уже много лет, чтобы оставаться в курсе последних веяний.

– А они меняются очень часто? – спросила Гиацинта. Ее всегда интересовала любая информация.

– Понятия не имею. По-моему, это просто повод собраться и выпить. Собрания всегда заканчиваются в одиннадцать часов, а потом они проводят еще часа два в светской беседе. Это значит, что барон дома... – он достал карманные часы и выругался себе под нос, – как раз сейчас.

– Я сдаюсь, – мрачно заявила Гиацинта.

– Это не конец света, дорогая. И подумай – ты сможешь возобновить свои поиски, когда барон наконец сыграет в ящик, а я унаследую этот дом. На который я имею полное право, – добавил он. – Можешь вообразить себе такое?

– Как ты думаешь, Изабелла хотела, чтобы кто-нибудь нашел бриллианты?

– Не знаю. Если подумать, то в таком случае она оставила бы более четкие инструкции.

– Нам надо идти, – вздохнула Гиацинта. – В любом случае мне пора возвращаться домой. Надо пристать к маме с просьбой перенести дату свадьбы, а сделать это лучше всего тогда, когда она сонная.

Выглянув в коридор и убедившись, что никого нет, они прокрались в гостиную и вылезли, как обычно, через окно. Гарет шел впереди и, остановившись в начале переулка, вытянул за спиной руку, чтобы держать Гиацинту на расстоянии.

– Пошли, – шепнул он.

Они приехали к дому барона в кебе – квартира Гарета была слишком далеко, чтобы идти пешком, и оставили его ждать за два перекрестка от дома. Ехать в карете к дому Гиацинты было не обязательно, так как он был по другую сторону площади, но Гарет решил, что раз уж у них есть кеб, они им воспользуются.

– Иди сюда... – Гарет взял Гиацинту за руку. – Мы можем... – Неожиданно он остановился. – Что такое? – прошептал он, посмотрев на нее. Но ее глаза остановились на чем-то другом. Проследив за ее взглядом, он увидел... барона.

Лорд Сент-Клер – его отец, или, вернее, его дядя – стоял на верхней ступени лестницы, ведущей в Клер-Хаус. В руке он держал ключ. Видимо, он заметил их в тот момент, когда собирался отпереть дверь.

– Интересно, – сказал он.

Гарет толкнул Гиацинту себе за спину и сказал, немного бравируя:

– Сэр. – Он никогда по-другому не называл этого человека, а некоторые привычки удивительно стойки.

– Представь мое изумление. Я уже во второй раз сталкиваюсь с тобой здесь посреди ночи.

Гарет ничего не ответил.

– А сегодня, – барон кивнул головой в сторону Гиацинты, – ты привел с собой свою прелестную невесту. Смело, должен сказать. Ее семья знает, что она разгуливает по улицам по ночам?

– Что вам нужно? – сурово спросил Гарет. Но барон лишь хихикнул:

– Полагаю, более уместным был бы вопрос, что нужно тебе? Если только ты не собираешься убедить меня, будто ты здесь просто прогуливаешься на свежем воздухе.

Гарет смотрел на барона и искал в нем черты сходства с собой. Тот же нос, те же глаза, та же осанка. Именно поэтому Гарету никогда – до того рокового дня в кабинете барона – не приходила в голову мысль, что он, возможно, бастард. Он с детства был сбит с толку презрением человека, которого привык называть своим отцом. Когда он вырос и стал понимать, что происходит между мужчиной и женщиной, Гарет задумался: возможно, отношение к нему отца объяснялось неверностью матери. Но он каждый раз отметал эту мысль. У него был тот же проклятый нос Сент-Клеров. А потом барон сказал ему прямо в глаза, что он не его сын, не мог быть его сыном, а нос – это простое совпадение.

Гарет ему поверил. У барона было много плохих качеств, но он не был глуп и определенно умел считать до девяти. Но ни ему, ни барону не приходило в голову, что похожие носы – это не совпадение, что Гарет действительно мог быть Сент-Клером.

Гарет пытался вспомнить, любил ли барон своего брата. Были ли Ричард и Эдвард Сент-Клер близкими друзьями? Гарет ни разу не видел их в компании друг друга, но ведь ему почти всегда запрещали выходить из детской.

– Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание? – потребовал ответа барон.

Гарет посмотрел в глаза человеку, который в течение долгих лет был правящей силой в его жизни, и ему захотелось сказать: «Ничего, дядя Ричард». Это был бы великолепный удар, рассчитанный на то, чтобы ошеломить и сбить с ног. Стоило бы сказать это хотя бы для того, чтобы увидеть, как барон будет шокирован.

Момент был идеальный, но Гарет не захотел им воспользоваться. Ему это было не нужно.

В прежние времена он постарался бы догадаться, что может чувствовать барон. Почувствует ли он облегчение, узнав, что титул перейдет к настоящему Сент-Клеру, или, наоборот, разозлится – ведь ему наставил рога собственный брат?

Раньше Гарет стал бы раздумывать, прикидывать, что лучше сделать или ответить, а потом, следуя своим инстинктам, нанести сокрушительный удар.

Но теперь...

Какая разница?

Он никогда не полюбит этого человека. Впервые за свою жизнь Гарет достиг той точки, когда это не имело никакого значения. Он даже сам удивился, как хорошо себя почувствовал.

Он взял Гиацинту за руку.

– Мы просто вышли погулять. – Это было заведомо смехотворное объяснение, но Гарет произнес его с привычным апломбом, в том же тоне, каким он всегда разговаривал с бароном. – Пойдемте, мисс Бриджертон.

Но Гиацинта не сдвинулась с места, она словно окаменела. Девушка вопросительно посмотрела на Гарета, не веря, что он промолчал.

Гарет глянул на нее, на лорда Сент-Клера, а потом заглянул в себя и понял, что нескончаемая война с бароном, возможно, не имеет значения, а правда – имеет. Не потому, что она может ранить, а просто потому, что это была правда и ее надо высказать. Это был секрет, определивший всю их жизнь. И пора было обоим от него освободиться.

– Я должен вам кое-что сказать, – сказал Гарет, глядя барону прямо в глаза. Это было нелегко. Он не привык говорить с этим человеком без злобы.