Значительная часть историй из всемирно известной «Тысячи и одной ночи» имеет явно выраженный суфийский подтекст, очень тонко переданный в английском переводе Ричарда Бартона (XIX век). К сожалению, русский перевод в гораздо меньшей мерс передает этот неповторимый вкус и аромат…

В английском переводе мир увидел и такой шедевр арабской литературы, как «Сад услаждения душ», написанный Шейхом Нефзави.

«Восславим Аллаха, — пишет Нефзави в предисловии к своему произведению, — который заключил величайшее наслаждение мужа в расселине женщины и поместил родник радости женщины на конце дротика мужчины!»

Иллюстрация к «Саду» Шейха Нефзави. 1850 г.

«Сад» представляет собой художественно-философский трактат о чувственной любви. Безусловно, его автор был хорошо знаком и с «наукой любви» Овидия, и с китайскими сексуальными руководствами, и с «Камасутрой». Влияние этих источников можно ощутить, читая «Сад», но не более, чем влияние. Произведение Нефзави абсолютно оригинально и самобытно, а темы, которые оно отражает, хоть и являются общими для всех подобных трактатов, но раскрыты они с таким терпким очарованием, какое присуще только арабской, и никакой другой, поэтике.

«Сад услаждения душ» состоит из двадцати глав, каждая из которых посвящена определенной теме. Например, первая глава, названная «О мужчине, достойном похвал», содержит подробное описание типов мужчин, обладающих высокими моральными и физическими качествами, способными привлечь внимание женщин и вызвать уважение у мужчин,

…Как-то один из моих коллег заметил, что произведения литературы вообще не следует упоминать в трудах по истории, иначе, как он сказал, «эта похабщина — „Декамерон“ — будет восприниматься читателями на уровне исторического события». Я как можно более спокойно ответил ему, что «Декамерон» и есть событие, причем величайшего масштаба, а вот какой-нибудь военный поход со всеми сопутствующими ему мерзостями, а главное — не имеющий ни малейшего смысла, является компетенцией не столько историка, сколько психиатра, занимающегося проблемами некрофилии. Коллега — сын ну очень ответственного партийного работника — нахмурил брови и сказал, что этак можно все наши завоевания отнести к компетенции психиатра.

— Если вы имеете в виду не защиту родины, а именно завоевания, то — бесспорно, — пожал я плечами. — Между прочим, кому сейчас принадлежит Берлин?..

Но вернемся к «Саду услаждения душ». Следующая его глава посвящена женщинам, заслуживающим похвалы. Автор описывает положительный идеал женщины, которая «восседающая, она — арка; лежащая — схожа с пуховой периной; стоящая — древко знамени. При движении формы ее выделяются под нарядом. Она говорит и смеется нечасто и никогда — без причины…»

Иллюстрация к «Саду» Шейха Нефзави. 1850 г.

В дальнейших главах обсуждаются мужчины, заслуживающие презрения из-за слабой потенции и низкого уровня сексуальной культуры, и женщины, заслуживающие того же, если они безобразны, нетемпераментны, глупы, неряшливы и ленивы.

Несколько глав посвящены половому контакту, его формам и позициям, причем с соответствующими поэтическими комментариями.

Ряд забавных и поучительных историй посвящен неверным женам, их коварству, хитрости и невероятному самообладанию.

Завершающие главы трактата содержат набор полезных советов касательно подкрепляющих и возбуждающих средств, лечения половых органов и совершенствования их возможностей, а также сведения о режиме питания, от которого во многом зависит жизненная сила. В качестве примера автор приводит историю о рыцаре и его слуге-негре, которые, заключив пари с прекрасной принцессой, проявили чудеса мужских возможностей исключительно благодаря соответствующему рациону. В итоге рыцарь, лишивший в одну ночь невинности восемь десятков девственниц и при этом ни разу не изливший ни капли спермы, женится на принцессе.

Сарацинское культурное наследие немыслимо без такого его компонента, как легендарный Ходжа Насреддин.

Многочисленные рассказы-притчи, в которых этот насмешливый мудрец выступает главным героем и носителем истины, представляют собой одно из самых необычных и ярких достижений в области метафизической философии. Они создают основу для постижения суфийского отношения к жизни путем решительной ломки сложившихся стереотипов ее восприятия.

Насреддин постоянно утверждает, что к истине нельзя подходить со стандартными мерками, что ее невозможно втиснуть в лекала общепринятых норм.

…Однажды Насреддин посетил дворец одного короля. Тот пожаловался ему на то, что подданные этого королевства патологически лживы.

— Ваше величество, — заметил Насреддин, — истины бывают разными. Прежде чем люди смогут использовать относительную истину, им необходимо практически познать истину реальную, однако они всегда пытаются делать наоборот.

— Эти рассуждения показались королю слишком сложными.

— Вещи должны быть или истинными, или ложными, — твердо заявил он. — Я заставлю своих подданных говорить правду, и только правду!

На следующее утро перед открытыми городскими воротами красовалась виселица, которую окружали королевские гвардейцы во главе с капитаном.

Глашатай объявил:

— Всякий, кто хочет войти в город, должен правдиво ответить на вопрос капитана королевской гвардии!

Насреддин был первым из желающих.

— Куда ты идешь? — спросил его капитан. — Говори правду, иначе тебя повесят.

Насреддин ответил:

— Я иду, чтобы быть повешенным на этой виселице.

— Я не верю тебе.

— Отлично, — улыбнулся Насреддин. — Если я солгал, повесь меня.

— Но это будет означать, что ты говорил правду!

— Вот именно, — сказал Насреддин, — правду, только вашу!

Из этого следует, что представления о добре и зле обусловлены не какими-либо объективными факторами, а лишь субъективными критериями, сложившимися в результате позитивного или негативного опыта. В поисках истины люди зачастую избирают не самые верные, а самые удобные пути…

…Как-то сосед увидел, что Насреддин что-то ищет, стоя на коленях посреди улицы.

— Что ты потерял, мулла?

— Свой ключ, — ответил Насреддин.

— А где ты обронил его?

— Дома.

— Тогда почему же ты ищешь его здесь?

— Потому что здесь светлее.

А однажды сосед попросил Насреддина одолжить ему бельевую веревку.

— Извини, но я сушу на ней муку, — сказал Насреддин.

— Как же можно сушить муку на веревке? — изумился сосед.

— Это не так сложно, как ты думаешь, — серьезно ответил Насреддин, — особенно если не хочешь одалживать веревку.

А когда Насреддин был судьей, к нему пришла женщина, которая вела за руку своего сына-подростка.