Поднимаю на Кирилла пьяный, полный желания взгляд и вижу такой же, ответный. Пламя в его глазах разжигается все сильнее от моих прикосновений к подрагивающему члену. Мужчина откидывает голову, втягивая влажный банный воздух, закрывает глаза. Я наслаждаюсь видом его прекрасного тела — вот что достойно кисти художника. Точнее, художницы… И я непременно это сделаю! Широкие плечи, обвитые линиями напряженных мышц, рельефная грудь, плоский живот, соблазнительная линия волос, идущая вниз. Терпение мужчины не беспредельно, и он улыбается мне так, что становится ясно: сейчас он получит все, чего так долго ждал. Хищная, чисто мужская улыбка.

Руки широко разводят мои бедра, его взгляд опускается вниз, выдавая новую порцию визуального удовольствия — член нетерпеливо подрагивает, получая эти сигналы. В предвкушении я зажмуриваюсь, но тут же широко открываю глаза — хочу все видеть! Хочу видеть, как ему хочется, видеть, как ему хорошо. Головка аккуратно прочерчивает контур клитора, слегка вжимаясь в него, и тут же мягко проскальзывает во влагалище, заставляя меня судорожно вцепиться в мужские бедра.

Иссиня-черные глаза пьяно рассматривают мое тело, на секунды задерживаясь на отдельных точках, но все же фокусируются на лице, впиваясь в губы, покрытый бисеринками пота лоб, висок с пульсирующей венкой, и, наконец, в затуманенные глаза. Ритм нарастает, я чувствую, как головку с нажимом скользит по передней стенке влагалища. Эти движения отдаются во всем теле, сковывая меня. Хочется стать неподвижной, полностью связанной, чтобы сосредоточиться на одном единственном ощущение — как ритмично двигается во мне мужчина.

Кирилл наклоняется ближе, опаляя кожу шеи горячим воздухом, опускается ниже и захватывает губами сосок, прикусывая его. Острая, сладкая боль соединяется с томительным жжением внизу живота, и я откидываю голову, прислоняясь щекой к ставшему влажным полотенцу, срываюсь со стона на крик. Пытка повторяется, и мужчина еще сильнее сжимает губами нежную кожу, заставляя меня быстрее двигаться ему на встречу, шире разводя бедра. Кирилл, тонко чувствуя мое состояние, ускоряет темп, глубоко входя в меня. Еще пара минут, и низ живота сводит приятной судорогой. Глубокий вдох, мужчина на пару секунд задерживает дыхание, и я чувствую, как по внутренней поверхности бедра стекает сперма.

Это было необязательно, я все ровно пью таблетки, но я не успела предупредить мужчину, и сейчас отчего-то остро пожалела об этом. Хочу до конца ощущать его тело на себе. «Хотя для этого у нас есть целая ночь», — подумала я.

— Спасибо тебе…

Такие важные, интимные слова и горячий поцелуй. Именно так я представляла себе Кирилла: страстный, искренний, чувственный. Но теперь я все ровно смотрела на него чуточку иначе. Как на своего мужчину.

После не менее приятных банных процедур я поняла, что настал тот самый момент — я полюбила баню. Не думала, что что-то заставит меня сказать такие слова! Но когда мужчина осторожно смывает с тебя пену, ласково (и как будто невзначай) задевая самые чувствительные места, чувствуешь, как меняется твое отношение.

Дома, пока не высохли мои волосы, было принято решение дорисовать ту самую картину ню, которая была начата еще до того, как я узнала, как зовут моего черноглазого. Я посмотрела на холст, и приняла ту же самую позу. Но теперь процесс рисования шел очень медленно, потому что в Кирилле совершенно выключился «художник», и включился режим «влюбленный мужчина». Он больше просто рассматривал меня, чем рисовал. За час он сделал только пару штрихов, что незначительно продвинуло работу.

— Сейчас я начинаю сомневаться в уровне своего профессионализма… — коротко констатировал мужчина, и убрал кисти.

— Потом дорисуем.

С этими словами я увлекла мужчину в спальню.

Такого доброго утра у меня не было давно! Аромат кофе не идет ни в какое сравнение с теми ощущениями, которые испытываешь от поцелуев любимого мужчины. Все остальное начинает казаться суррогатом счастья.

— Сегодня выход на пленэр, — Кирилл провел тыльной стороной ладони по моей щеке. — Пойдешь?

— А ты?

— Я сегодня с детьми рисую. У них завтра экзамен. Сегодня типа консультация, — мужчина мягко прижался колючим подбородком к моей шее.

— Да, я схожу. Один преподаватель просил… Ой, то есть требовал!

Требовал, чтобы я привезла с острова три хороших пейзажа.

— Забудь! Теперь он требует утренний секс, — последние слова заглушил поцелуй.

Спустя час, когда я уже была одета и даже выпила кружку кофе, в окне показалась знакомая рыжая шевелюра.

— Рина! Меня баба Марья убьет, если я тебя не приведу, — пожаловалась Катерина.

— Ну, ты же сказала, что я с ее любимым Кирюшей>>? — непонимающе спросила я.

— Сказала, — подруга потупилась, и фразу за нее закончил Егор.

— А еще она сказала, что «Кирюша» тебя из болота вытащил.

— Ой, дура-а, — протянула я, прижав руку ко лбу.

— Я-то не знала, что у нее дочка утонула! — начала оправдываться Катя. — Могли бы и сказать! Я еще думаю, почему она так разнервничалась, а оно вон что…

— Ну, пошли тогда, — обреченно выдала я.

Кирилл повернул в другую сторону, наказав Егору следить за мной, а мне — не лезть в болото. После этой отповеди был поцелуй, после которого допроса Катерины точно не избежать.

— Егор, а если это дом бабы Марьи, то почему в нем никто не живет? — меня не отпускала мысль о сложной судьбе нашей хозяйки.

— Живут. Приезжие в основном. Когда холодно дед Максим протапливает. Это типа гостевой дом. Но только для своих, — неопределенно ответил Егор, сжимая руку Кати.

— Да расскажи ты нормально! — гневно сказала я.

— Да ну что там рассказывать? — парень остановился. — Я сам с рассказов своей бабушки знаю. Давно это было. У бабы Марьи и деда Максима была дочка, звали ее Валентина. В 80-х она была подростком, даже уже гуляла с мальчиком. Они с ним купались, и утонула.

— А мальчик выжил?

— Да. Но такое часто случается. Здесь вообще купаться опасно — течение сильное. Чуть дальше от берега отплываешь, и уже тянуть начинает. Да и не все знают, как помочь тонущему.

— А у мальчика фамилия — Варфаламеев?

— Да. Раньше в том доме, где вы сейчас с бабой Марьей живете, ее мать жила. Вот Валя и дружила с соседом. Варфаламеевы сразу после этого уехали с острова, дом продали, но там давно никто не живет. Лет десять точно. Они с дедом Максимом быстро развелись: он ушел к своей сестре жить, а она этот дом в лесу бросила, и переехала в материну избу. Бабе Марье периодически кажется, что Варфаламеевы вернулись и хотят насолить ей. Это летом обычно бывает. Нам на лекциях по психиатрии рассказывали про такие обострения, посттравматические…

— Ужасы какие! — воскликнула Катерина. — Если б я знала, то никогда бы не проболталась про болото! Пойдемте быстрее, а то баба Марья там вся на нервы изойдет. Она и так сама не своя с утра.

— Катя, — через пару минут молчания я решилась. — А ты не знаешь, Алла уехала?

— Уехала, — угрюмо сказала подруга.

— Рассказывай! Я же вижу, тебе не терпится.

— Да, Марина, не терпится! — взорвалась Катерина. — Ты какого черта заявление отказалась писать?! Она, извините, сучка! Я же в соседнем кабинете сидела, когда папа с Кириллом Робертовичем с ней разговаривали. Как обычно овцу из себя строила. Не спорь! Ты ее не знаешь, а я, к сожалению, знакома. Говорит, «я растерялась». Мол, «запаниковала». И о какой панике может идти речь, если она, как ни в чем не бывало, соврала Кириллу Робертовичу, что «его зовут». Она даже и не думала спасать тебя! Кирилл Робертович, конечно, суров, — подруга очень быстро говорила, часто сбиваясь. — Он так жестко с ней говорил… Я и не представляла, что он так может. Папа тоже сразу сказал — отчисление. Алла ныла, что-то там про свои таланты лепетала, а папа такой «Мы уже познакомились с вашими талантами». В общем, жутко было. Но по голосу Ривмана я сразу поняла — он тебя любит! Так чужого человека защищать не будут. Я все сказала.