Каир
8 августа 1942 года
«Дорогой генерал Окинлек.,
1. 23 июня в Вашей телеграмме начальнику имперского генерального штаба Вы подняли вопрос о Вашем освобождении от исполняемого Вами командования и упомянули имя генерала Александера как возможного преемника. В то критическое для армии время правительство его величества не хотело воспользоваться Вашим великодушным предложением. В то самое время Вы взяли на себя действительное командование боем, как я этого давно хотел и как я предлагал Вам в моей телеграмме от 20 мая. Вы приостановили неблагоприятное развитие событий, и в настоящее время фронт стабилизирован.
2. Военный кабинет теперь решил по причинам, о которых Вы сами упоминали, что наступило время для изменений. Предполагается отделить Ирак и Персию от нынешнего Средневосточного театра военных действий. Александер будет назначен командовать на Среднем Востоке, Монтгомери — командовать 8-й армией, и я предлагаю Вам командование в Ираке и Персии, включая 10-ю армию, со штабом в Басре или Багдаде. Правда, эта сфера действий сейчас меньше, чем Средний Восток, но через несколько месяцев она может стать ареной решающих операций, и подкрепления для 10-й армии уже находятся в пути.
Примите уверения
P. S. Полковнику Джейкобу, который доставит это письмо, поручено также выразить мое сочувствие по поводу внезапной гибели генерала Готта».
Вечером Джейкоб вернулся. Окинлек воспринял этот удар с достоинством солдата. У него не было желания принять новое командование, и он должен был приехать, чтобы встретиться со мной на следующий день.
Утром 9 августа прибыл генерал Александер. Он завтракал вместе с начальником имперского генерального штаба и со мною.
Генерал Окинлек прибыл в Каир вскоре после полудня, и у нас состоялась часовая беседа, которая была одновременно унылой и корректной.
Я написал также генералу Окинлеку в тот же день:
«На обратном пути я намечаю созвать совещание в Багдаде 14-го или 15-го для обсуждения, между прочим, состава независимого командования для Ирака и Персии...
К тому времени мне хотелось бы знать, считаете ли Вы возможным взять на себя очень трудную и серьезную задачу, которую я предложил Вам. Если, как я надеюсь, Вы искренне будете считать, что сможете занять свое место в строю, то я рассчитываю, что Вы встретите меня в Багдаде при условии, конечно, что передача командования здесь будет осуществлена до этого».
Генерал Александер пришел ко мне этим вечером, и были намечены окончательные меры для изменений в командовании. Я сообщил о подробностях в Лондон:
Премьер-министр — генералу Исмею для всех, кого это касается
10 августа 1942 года
«Я дал генералу Александеру следующую директиву, которая очень приятна для него и которую поддерживает начальник имперского генерального штаба:
«1. Ваша первая и основная обязанность будет заключаться в том, чтобы захватить или уничтожить при первой возможности германо-итальянскую армию под командованием фельдмаршала Роммеля вместе со всеми ее запасами и учреждениями в Египте и Ливии.
2. Вы будете осуществлять или приказывать осуществлять другие обязанности, относящиеся к Вашему командованию, без ущерба для задачи, указанной в параграфе 1, которую надо считать наиболее важной для интересов его величества».
Глава четвертая
Москва. Первая встреча
Во время моего пребывания в Каире продолжались приготовления к поездке в Москву.
5 августа я телеграфировал Сталину:
Премьер-министр — премьеру Сталину
5 августа 1942 года
«Предполагаем отправиться отсюда в один из ближайших дней. Прибытие в Москву — на следующий день, при остановке в пути в Тегеране.
Конкретные мероприятия должны быть частично проведены нашими военно-воздушными органами в Тегеране по согласованию с Вашими. Надеюсь, что Вы найдете возможным предписать последним оказать всемерную помощь своим содействием.
Пока что я не имею возможности прибавить что-либо к сделанному Вам уже сообщению относительно даты».
Мне хотелось также, чтобы американцы принимали непосредственное участие в предстоящих переговорах.
Бывший военный моряк — президенту Рузвельту
5 августа 1942 года
«Мне бы очень хотелось иметь Вашу помощь и поддержку в моих переговорах с Джо. Не сможете ли Вы сделать так, чтобы Аверелл поехал со мной? Мне кажется, дело пойдет успешнее, если будет казаться, что мы все вместе. У меня несколько неприятная задача. Пожалуйста, пошлите копию Вашего ответа в Лондон. Я сохраню неопределенность по поводу моих ближайших передвижений».
Президент Рузвельт — бывшему военному моряку, Каир
5 августа 1942 года
«Я просил Гарримана возможно скорее выехать в Москву. Я считаю, что Ваша идея правильная, и я сообщаю Сталину, что Гарриман будет находиться в его и Вашем распоряжении для любой помощи».
Гарриман присоединился ко мне в Каире вовремя, чтобы поехать вместе с нами.
Поздно вечером 10 августа, после обеда с видными деятелями в гостеприимном каирском посольстве, мы вылетели в Москву. В мою группу, которая разместилась в трех самолетах, входили теперь генерал Уэйвелл (который говорил по-русски), маршал авиации Тендер и сэр Александр Кадоган. Аверелл Гарриман находился в одном самолете со мной. К рассвету мы приближались к горам Курдистана.
По прибытии в Тегеран меня встретил посланник его величества сэр Ридер Буллард.
На следующее утро, в среду 12 августа, мы вылетели в 6 часов 30 минут утра.
Я размышлял о своей миссии в это угрюмое, зловещее большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: «Не будет второго фронта в 1942 году». Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс. Тем не менее я был уверен, что я обязан лично сообщить им факты и поговорить обо всем этом лицом к лицу со Сталиным, а не полагаться на телеграммы и посредников. Это, по крайней мере, показывало, что об их судьбе заботятся и понимают, что означает их борьба для войны вообще. Мы всегда ненавидели их безнравственный режим, и если бы германский цеп не нанес им удара, они равнодушно наблюдали бы, как нас уничтожают, и с радостью разделили бы с Гитлером нашу империю на Востоке[62].
Примерно в 5 часов показались шпили и купола Москвы. Мы кружились вокруг города по тщательно указанным маршрутам, вдоль которых все батареи были предупреждены, и приземлились на аэродроме, на котором мне предстояло побывать еще раз во время войны.
Здесь находился Молотов во главе группы русских генералов и весь дипломатический корпус, а также, как и всегда в подобных случаях, много фотографов и репортеров. Был произведен смотр большого почетного караула, безупречного в отношении одежды и выправки. Он прошел перед нами после того, как оркестр исполнил национальные гимны трех великих держав, единство которых решило судьбу Гитлера. Меня подвели к микрофону, и я произнес короткую речь. Аверелл Гарриман говорил от имени Соединенных Штатов. Он должен был остановиться в американском посольстве. Молотов доставил меня в своей машине в предназначенную для меня резиденцию, находящуюся в 8 милях от Москвы, — на государственную дачу номер 7. Когда мы проезжали по улицам Москвы, которые казались очень пустынными, я опустил стекло, чтобы дать доступ воздуху, и, к моему удивлению, обнаружил, что стекло имеет толщину более двух дюймов. Это превосходило все известные мне рекорды.
62.
Автор неоднократно приписывает Советскому правительству стремление вместе с Гитлером разделить Британскую империю. Но факты этого не подтверждают. Известно, что в ходе визита Молотова в Берлин в 1940 г. германская сторона предлагала СССР присоединиться к Тройственному пакту Германии, Италии и Японии и участвовать в «разделе» Британской империи, объявив сферой советских интересов территории, выводящие к Индийскому океану. Однако СССР не пошел на это.
