В воскресенье утром 10 августа Рузвельт прибыл на линкор «Принс ов Уэлс» в сопровождении своих штабных офицеров и нескольких сот представителей личного состава военно-морского флота и морской пехоты Соединенных Штатов, чтобы присутствовать при богослужении на шканцах. Мы все восприняли это богослужение как чрезвычайно трогательное выражение единства веры двух наших народов, и никто из присутствовавших не забудет того зрелища, которое представляли собой этим солнечным утром переполненные людьми шканцы: кафедра символически задрапирована английским и американским флагами; американский и английский капелланы по очереди читают молитвы; высшие офицеры военно-морского флота, сухопутных войск и авиации Англии и Соединенных Штатов все выстроились позади президента и меня, тесные ряды английских и американских моряков совершенно смешались, те и другие пользуются одними молитвенниками и вместе горячо молятся и поют гимны, так хорошо знакомые всем им.
Это было великое мгновение. Но почти половине из певших моряков суждено было вскоре погибнуть.
Глава четвертая
Атлантическая Хартия
Во время одной из наших первых бесед президент Рузвельт сказал мне, что, по его мнению, было бы хорошо, если бы мы составили совместную декларацию, излагающую некоторые общие принципы, которые должны направлять нашу политику по общему пути. Ухватившись за это полезное предложение, я на следующий день, 10 августа, представил ему набросок такой декларации. Текст ее был следующим:
Совместная англо-американская декларация о принципах
«Президент Соединенных Штатов Америки и премьер-министр Черчилль, представляющий правительство его величества в Соединенном Королевстве, после совместного обсуждения и согласования мер по обеспечению безопасности своих стран от нацистско-германской агрессии и по устранению связанной с этим угрозы для всех народов сочли целесообразным обнародовать некоторые принципы, которые оба они принимают к руководству в определении своей политики и на которых они основывают свои надежды на лучшее будущее для мира.
Во-первых, их страны не стремятся к территориальным или другим приобретениям.
Во-вторых, они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов.
В-третьих, они уважают право всех народов избирать себе форму правления, при которой они хотят жить. Они заинтересованы только в защите свободы слова и свободы мысли, без которых такой выбор будет лишь фикцией.
В-четвертых, они будут стремиться осуществить справедливое и равномерное распределение важнейших продуктов не только в пределах своих территориальных границ, но и между всеми странами мира.
В-пятых, они стремятся к такому миру, который не только навеки покончит с нацистской тиранией, но и при помощи эффективной международной организации даст возможность всем государствам и народам жить в безопасности в своих собственных границах и путешествовать по морям и океанам, не боясь беззаконного нападения и не испытывая необходимости содержать обременительные вооружения».
Учитывая все россказни о моих реакционных взглядах деятеля Старого Света и об огорчениях, якобы причиненных этим президенту, я рад возможности показать здесь, что первый набросок документа, который стал впоследствии называться «Атлантической хартией», по своему содержанию и духу был английским произведением, изложенным моими собственными словами.
11 августа обещало быть днем напряженной деятельности.
Во время нашей утренней встречи президент дал мне пересмотренный проект, который мы приняли за основу при обсуждении. Единственное серьезное изменение было внесено в четвертый пункт написанного мною текста (доступ к сырью). Президент хотел вставить слова: «без какой-либо дискриминации и на равных основаниях». Президент также предложил добавить еще два параграфа:
«В-шестых, они желают, чтобы такой мир обеспечил для всех безопасность на морях и океанах.
В-седьмых, они считают, что необходимо побудить все государства мира отказаться от применения силы. Поскольку никакой будущий мир не может быть сохранен, если государства, которые угрожают или могут угрожать применением силы за пределами своих границ, будут продолжать пользоваться сухопутными, морскими или воздушными вооружениями, они считают, что такие страны должны быть разоружены. Они будут поощрять все другие осуществимые мероприятия, которые облегчат миролюбивым народам невыносимое бремя вооружений».
Прежде чем мы приступили к обсуждению этого документа, президент заявил, что, по его мнению, примерно 14 августа, одновременно в Вашингтоне и в Лондоне, должно быть опубликовано краткое заявление о том, что президент и премьер-министр совещались в открытом море; что их сопровождали сотрудники их штабов, которые разрабатывали планы оказания помощи демократическим странам в соответствии с законом о ленд-лизе; и что эти совещания военных руководителей отнюдь не были связаны с принятием каких-либо новых обязательств на будущее, помимо тех, что санкционированы актом конгресса.
Далее в заявлении должно было говориться, что премьер-министр и президент обсудили некоторые принципы, касающиеся мировой цивилизации, и разработали согласованное заявление по этому поводу. Я возражал против того, чтобы в этом заявлении подчеркивалось отсутствие каких-либо обязательств. Германия сейчас же за это ухватится, и это явится источником глубокого разочарования для нейтральных стран и для побежденных. Нам это также не понравится. Поэтому я очень надеялся, что президент ограничит заявление положительной его частью, в которой говорилось об оказании помощи демократическим странам, тем более что он застраховал себя ссылкой на закон о ленд-лизе. Президент согласился с этим.
Затем последовало подробное обсуждение пересмотренного текста декларации. Мы быстро пришли к соглашению по поводу некоторых незначительных изменений. Основные трудности представляли пункты 4 и 7, в особенности первый из них. В отношении этого пункта я сразу же указал, что слова «без какой-либо дискриминации» могут быть истолкованы как ставящие под сомнение Оттавские соглашения, а я ни в коем случае не мог на это пойти. Этот текст придется, конечно, согласовать с английским правительством, а если представлялось желательным сохранить существующую формулировку, то и с правительствами доминионов. Я питал мало надежд на то, что он будет принят. Сэмнер Уэллес указал, что в этом вся суть дела и что этот параграф является воплощением того идеала, к которому государственный департамент стремился в течение последних девяти лет.
Тут я не мог не сказать об опыте англичан, которые в течение 80 лет придерживались принципа свободы торговли в условиях непрерывного повышения американских тарифов. Мы разрешили максимальный импорт во все наши колонии. Даже каботажное плавание вокруг Великобритании было открыто для конкуренции всех стран мира. Все, что мы получили взамен, это последовательное повышение американских протекционистских тарифов. Уэллес был, по-видимому, несколько озадачен. Затем я сказал, что если можно будет вставить слова «соблюдая должным образом свои существующие обязательства», слова «без какой-либо дискриминации» убрать, а слово «торговля» заменить словом «рынки», то я смогу представить этот текст правительству его величества с некоторой надеждой на то, что он может быть принят. На президента это явно произвело впечатление. Он больше ни разу не настаивал на этом пункте.
Что касается общих фраз в пункте 7, то я указал, что, хотя я принимаю этот текст, общественное мнение Англии будет разочаровано отсутствием какого-либо намерения учредить международную организацию для поддержания мира после войны. Я пообещал попробовать найти подходящую формулировку и в конце дня предложил президенту дополнить вторую фразу словами: «впредь до установления более широкой надежной системы всеобщей безопасности».
