Таиша тут же принялась фотографировать изваяние с разных точек. Сам профессор снизошел до того, чтобы попозировать рядом для масштаба, вольготно опершись на макушку изваяния.

— Неизвестные пришельцы из космоса тут тоже проводили генетический эксперимент? — подал голос Варвич, подмигнув Ольге.

— Откуда мы знаем? Я выдвинул гипотезу. Ваше право, соглашаться с нею или нет, — профессор Якорн наклонился, соскреб немного земли с подножия статуи вместе с мхом и упихнул образец в пробирку.

— Вы не верите в то, что предки вашего черепоида могли все это построить?

— Не верю. Черепоид морское животное. А эти существа явно сухопутные.

Все же они не сдвинулись с места, пока не сделали десяток снимков уцелевшей статуи, а также взяли на память для анализа несколько осколков статуи разбитой. На одном из них нашли следы краски. Профессор Якорн настоял также на том, чтобы прихватить кое-какие здешние растения.

— Тут сухой разреженный горный воздух, — объяснил он, дыша полной грудью. — Совсем другая температура, количество осадков и состав почвы. Значит, и растения могут быть другими. Думаю, будущие поколения исследователей скорее скажут нам «спасибо» за новый вид лишайника, чем за эти «культурные ценности».

Покончив с изучением ступеньки, люди поднялись на плато. Здесь Варвич напрягся — рука стала болеть и дергать еще сильнее. Словно там и впрямь сидел металлический осколок. Он посмотрел на свою ладонь и тихо выругался сквозь зубы — повязка буквально на глазах пропитывалась кровью. Что за черт? Рана открыться никак не могла!

Ладно. С этим потом. Сначала дело.

— Вот, — сказал он, второй рукой обводя сооружение, — что я нашел.

— Мамочки! — Ольга сделала несколько шагов, всплеснув руками. — Как будто эти… ну… не помню, но я в школе по истории проходила. На Старой Земле такое бывало. Какие-то индейцы строили… то ли ольмеки, то ли тольтеки… помню, что на «—ки» заканчивалось. У нас в Гагаринске в основном историю факультативно преподавали — больше рассказывали про культуру и обычаи, чем про всякие войны-революции.

— Вот интересно, — Таиша тоже аккуратно переступила с плиты на плиту, — так мало растений… А ведь тут должно все зарасти…

— Это-то как раз понятно, — профессор скептически покачал головой. — Ветер почти не заносил сюда семена — для этого ему надо было дуть снизу вверх, что в природе почти не бывает. Во-вторых, тут сплошной камень, корешкам трудно зацепиться. Ну и, в-третьих, на такой высоте наверняка выпадает мало дождей…

— А еще тут поработал я, — добавил Варвич. — Повыдергивал кое-что с корнями.

— И занозили руку? — догадалась Ольга.

— Нет. Руку я поцарапал позже, у алтаря.

— Где?

Он указал на сооружение в центре мозаичного плато. Подошел ближе — и ощутил, как внезапно усилилась боль.

— Господи, да у вас кровь! — ахнула Ольга. — Не может быть!

— Может. Рана открылась, когда мы вступили на плато.

— И вы молчали? Какое безответственное отношение к своему здоровью! Кладите руку вот сюда, на камень.

— А может, не надо? — кисть жгло и дергало так, что Варвич не удивился бы, увидев, как сквозь повязку начинает прорываться нечто чужеродное. Он стиснул зубы, чтобы не стонать.

— Что вы, как маленький? Да кладите же! — Ольга схватила его за руку.

— Я хочу сказать, это же алтарь. Тут явно поклонялись какому-то божеству. Вряд ли ему понравится, что мы так по-хозяйски тут расположились?

— Что? — женщина рассмеялась. — Вы в это верите?

— Я это знаю, — проворчал Варвич, чувствуя, что просто не хочет дотрагиваться до сооружения.

— Если это алтарь какого-то божества, и вы поранили руку, когда пытались до него дотронуться…

— Когда я пытался стереть с него пыль…

Ольга внезапно замерла, переводя взгляд с Варвича, вернее, с его руки, на камень.

— Повторите, — прошептала она.

— Я попытался стереть пыль с алтаря, — послушно начал Варвич, хотя боль в руке мешала сосредоточиться. — Провел ладонью… чем-то укололся и…Да можешь ты сделать что-нибудь? — воскликнул он.

— Болит?

— Да! — рявкнул он. — И чем ближе я стою к алтарю, тем болит сильнее…

— Он проснулся, — мрачно произнесла Таиша. — Все понятно.

— Что?

— Этот… очень умный тип, — аспирантка указала на старпома, — случайно разбудил древнее божество и незаметно подпал под его влияние. Напоил его своей кровью. И оно захотело еще. Вот он и доставил сюда нас… принес в жертву. Повинуясь воле своего хозяина.

— Что вы такое несете? — ахнул профессор Якорн. — На дворе одиннадцатый век космической эры. Человечество расселилось по всему Скоплению Девы, замахивается на соседние галактики, а вы тут… Мракобесие какое-то! Ну откуда в наше просвещенное время взялись эти сказки о божествах, чудовищах и потусторонних сущностях? Вы бы еще про магию и колдовство вспомнили.

Магия. Не может быть. В наше время. Но…

Алтарь. И кровь, пролитая на алтаре. И — внезапно вспомнилось — непонятное поведение монстра, как выяснилось, имевшего отношение к тем, кто все это построил. И странное ощущение…

— Ну, вы же вспомнили, — натянуто улыбнулась Ольга, всеми силами стараясь отделаться от мысли, что тут действительно что-то происходит. — А потом, неужели вы никогда не читали своим детям сказок?

— У меня нет детей, — скривился профессор. — Я и моя жена… мы решили полностью посвятить себя науке. Оставить свой след в истории — что может быть значимее?

— Оставить свой след в детях — иногда тоже, — пожала плечами женщина.

— Да, но если говорить вот об этом всем, — мужчина обвел рукой мозаичную площадку и «алтарь» в центре, — как о следе в истории, то неведомые строители этого сооружения оставили по себе огромную память! На века!

— И не только это. Если тот монстр — их прямой потомок, то они существуют до сих пор… в своих детях…

— А ты… вы любите детей? — негромко и как-то осторожно поинтересовался Варвич.

— Племянников — у меня двое — очень, — Ольга улыбнулась воспоминаниям. — Своих… не знаю. Появятся — тогда, наверное, да, буду любить. А чужих… я не педиатр, поэтому к чужим детям отношусь… ровно. Как обычный человек к обычным людям. Если ребенок попадет в беду или ему нужна будет помощь, помогу. А умиляться милым мордашкам на фотографиях и сюсюкать над чужими колясками — нет… — она выпрямилась и бросила на мужчину прямой взгляд. — По-вашему, это преступление?

— Не знаю. Мне… у меня не было шанса… поумиляться чужим мордашкам. Я даже не знаю, каким бы стал отцом.

Его прямой твердый взгляд нервировал женщину.

— Каким-нибудь стали бы, — пробормотала она, отворачиваясь.

— Эй! Вы там! — позвала их Таиша, махая рукой. — Если вы закончили с оказанием первой помощи, идите-ка сюда. Тут действительно есть кое-что интересное!

Она успела отойти к противоположному краю мозаичного плато и осматривала край.

— Да, на это действительно стоит взглянуть, — припомнил Варвич. — Профессор, вы идете?

— Чего я там не видел, — проворчал тот, но все-таки направился следом.

Алтарей, как выяснила аспирантка, было два. Этот, второй, сильно разрушенный, находится на краю плато. Здесь произошел оползень, и сооружение оказалось разрушено. Но зато обнажилось его нутро. И там, внутри…

Внутри были кости. Не дожидаясь команды, Гурвиль проворно спустил ноги с края платформы, сполз по склону, цепляясь за камни и корни растений, и сделал несколько снимков.

— Целое кладбище, — доложил он. — Похоже, тут было что-то вроде колодца, куда сваливали трупы. Все вперемешку — черепа, ребра, позвонки…Как думаете, что это?

— Не знаю, — честно признался Варвич. — Я не присматривался. Массовое захоронение. Не могу даже сказать, сколько их там всего.

— Десятка два, а может и больше. Похоже, это вершина колодца. Если он довольно глубок и заполнен костяками доверху…

— Массовое самоубийство? — предположила Таиша. Пока пилот снимал сбоку, она сделала несколько панорамных снимков с другой точки.