Город-чудо, город-сказка, укрывшийся под гигантской полусферой, раскинулся рядом с модным горнолыжным курортом Моццо-2. Зимой это место пользовалось особой популярностью у висоратской публики. Вдобавок к прочим развлечениям под куполом имелось большое соленое озеро, по всем параметрам соответствующее морской воде. По желанию заказчиков на озере устраивали штормы для любителей острых ощущений или высокие волны для фанатов серфинга.

Естественно, роскошь безделья среди пальм и песчаных пляжей была доступна немногим.

Облокотившись о перила, Мэл смотрел в густую темень тропического сада и, затянувшись сигаретой, выдохнул колечко дыма. Вдалеке раздался женский смех, порывом ветра принесло звуки далекой вечеринки.

— Порнография, — сказал Мэл и почесал грудь под расстегнутой рубашкой, наброшенной небрежно и наспех.

— В чем конкретно? — поинтересовался Дэн, развалившийся на кушетке в глубине террасы и потягивающий через соломинку ледяной коктейль.

— Волны в луже — порнография. Альпинизм на искусственных скалах — порнография. Небо в колпаке — порнография. И долбанные плюс двадцать восемь, когда за шатром минус пятнадцать — тоже порнография.

— Вчера ты так не говорил.

— Вчера было вчера, — ответил Мэл и снова затянулся.

Дэн хмыкнул. Спорить не хотелось. Да и зачем?

В комнате хлопнула дверь, послышались женские голоса и смех, в который ворвался мужской голос, звонкие шлепки, короткий взвизг и снова веселый смех. Опять стукнула дверь, и через пару минут на террасу ввалился босой Мак в шортах. Увидев товарищей, он удивленно присвистнул.

— Уже отстрелялись?

— Не всем везет, как тебе, — заметил флегматично Дэн. — На меня сразу двое не вешаются.

— А ты покажи пачку висов[43] потолще, и на тебя накинутся трое и даже четверо. Или целое стадо. Их тут немерено, — просветил Мак, прошлепал к бару и вытащил из морозильника бутылку, мгновенно запотевшую от перепада температур. Отвинтив крышку, парень начал поглощать содержимое большими глотками.

Внизу синхронно застучали каблуки, и Мак, выйдя на балкон, облокотился о перила.

По улочке, освещенной декоративными фонариками, шли две девушки — длинноногие, с черными как смоль волосами и в коротких платьицах.

Мак громко свистнул.

— Эй, девочки, было классно! Еще увидимся!

В ответ красотки засмеялись и замахали руками:

— Пока, Мак! Зови, если что! Будем ждать.

— Непременно! — откликнулся он, глядя вслед девушкам, пока те не скрылись за поворотом. — Какие ножки! Смотри, у той, что слева, выглядывают трусики. А та, что справа, вообще не носит белья.

— Ага, — ответил Мэл и затянулся.

Мак развернулся к нему.

— Смотрю, у тебя тоже вышло круто. С чего бы еще курить после двухлетнего перерыва?

— А он просто так, — вставил с кушетки Дэн. — Перегрелся.

— Вот ты, Дэн, развлекаешься тут, — сказал медленно Мэл, — а тебя, кажется, кое-кто ждет в столице.

— Одно другому не мешает, — вставил Мак. — К тому же она "слепая".

— Неважно, — упорствовал Мэл.

— Почему неважно? — ответил неохотно Дэн. Затронутая тема была ему неприятна. — Я обеспечил её квартирой, шмотками, деньгами. Так что потерпит, подождет.

— За висы?

— Хочется верить, что деньги для нее — не главное.

— Так прочитай её, — предложил Мак.

— Нет. Я ей доверяю.

— К чему сложности? Проще менять девочек, чем связываться с одной и тем более невисораткой.

— Проще, — согласился Дэн. — Но я приезжаю к ней и знаю, что у меня есть тыл. Что там мне всегда рады.

— Без дальнейших обязательств? — уточнил Мэл.

— Да, — признал Дэн. — И она знает об этом.

— А что будет, когда тебе надоест?

— Пока же не надоело. Отвянь, Мэл. Лучше в себе ковыряйся, — дернулся товарищ и, поднявшись с кушетки, покинул террасу.

— Ништяк оттянулись на лыжах. И склон ровный попался, — заключил Мак, потягиваясь. — Пойдешь завтра с аквалангом?

— Не знаю.

— Утром узнаешь. А вечером опять в клуб или в бар. Кстати, эти девочки — оттуда. Их там полно. Роятся как пчелки и в постельке тоже трудолюбивые.

— Избавь от подробностей, — поморщился Мэл.

— Зря, — пожурил друг. — Имей любую, пока имеется.

— Брезгую.

— Разборчивый, как девица на выданье, — засмеялся Мак.

Помолчали.

Мэл затянулся в последний раз и выбросил окурок, улетевший красной точкой в траву.

— Когда можно сказать, что жизнь удалась? — спросил у друга.

— Когда у тебя есть всё.

— Подразумевается, что за висы? — уточнил Мэл.

— Несомненно, — кивнул авторитетно Мак.

— Значит, твоя жизнь удалась?

— За редким исключением. А твоя, стало быть, нет?

— Почему так думаешь?

— Потому что не спрашивал бы всякую фигню. Что тебе мешает? Только что зажег со сладкой цыпочкой — ноги от ушей и четвертый размер. Тачка есть, адреналина хватает. Щелкни пальцами — и у тебя будет всё, что пожелаешь.

— Будет, — подтвердил Мэл.

— Тогда в чем проблема? В том, что раньше тебе не говорили "нет"?

Мэл долбанул ладонями по перилам:

— Она не сказала!

— Разве?

Мэл промолчал.

— Слушай, эти два дня — отпадные, слов нет. Оторвались по полной программе. Но пойми: если будешь успокаивать нервы так, как делал это в последнюю неделю, — долго не протянешь. Забудь о ней. Встретились — разбежались. Ты имеешь другую, ее имеет другой. Селя ви.

— В смысле?

— Ты о чем?

— Ты сказал: "Её имеет другой". Кто?

— Это в философском смысле, не лепись к словам.

— Нет, ты ответь. Кто это?

— Да я образно выразился.

— Мак, мать твою, не выкручивайся. Если знаешь — скажи, пока не стало хуже.

— Отвали. Накурился какой-то чумовени.

— Значит так. Погуляли, и хватит. Собираемся.

— Куда? Ночь на дворе. Завтра поедем, как проспимся.

— Сейчас. Пакуй чемоданы.

— С дуба рухнул, друг? Чего завелся? Из-за того, что я сказал? Забудь. Случайно вылетело.

— За случайности вставляют новые зубы. Едем.

— Обалдеть, — пробурчал Мак. — Зачем ехать, если сам сказал, что "всё, абзац"?

— Далее начинается с красной строки, — сказал Дэн, вернувшись в комнату. — Видишь же, что бесполезно. Уперся и не сдвинется.

— Ну, так переубеди. Не хочу морозить имеющиеся в наличии достоинства. Хотя бы до утра, а?

Через полчаса злой Мак захлопнул багажник "ласточки" и сказал вполголоса Дэну:

— Ни хр*на он не успокоился. Может, дать ему по башке чем-нибудь потяжелее, чтобы отшибло память?

— Не поможет, — ответил тот, поглядев на сосредоточенного Мэла. — Горбатого могила исправит.

Через десять минут компания покинула курорт Моццо.

Тихое пиликанье оторвало чугунную головушку от подушки. Хорошо, что накануне была выбрана приятная для слуха мелодия, а не истерично вопящий сигнал будильника. Свесив ноги с кровати, я потянулась.

И приснится же дребедень. Полночи меня носило то ли на драконе, то ли на крылатом ящере, оседланном как лошадь, а где-то внизу профессор и Стопятнадцатый, с крайней озабоченностью на лицах, кричали: "Заходи в вираж! Сейчас врежешься!". Затем выплыла проректриса с сигнальными флажками и начала истошно подавать условные знаки. "Заворачивай!" — показывала Царица. — "Остался последний заход!"

Зачем потребовалось наматывать круги — непонятно, но послушно натянув удила, чтобы осадить животное, я вдруг поняла, что лечу не на драконе, а на бревне, обмазанном чем-то жирным и черным, с дистрофичными крылышками как у жареного цыпленка. Тут бревно повернуло то место, где полагалось быть голове, и, оскалившись красным провалом адского пламени, заорало: "Съешь Мокушку — и станешь устойчивым!"

Наверное, чепуха приснилась, потому что рекомендация профессора о приеме капель необычайной пользы не воспринялась мной всерьез. Память — избирательная штука. Я забыла вынуть флакон из сумки, зато уделила особое внимание ключу от банковской ячейки, разместив его в ящике тумбочки, рядом с прочими драгоценностями, где, кстати, слипшееся перо Мэла занимало отдельный уголок.