— Т-ты что такое?.. — бормочет мужик. — Т-тебя же нет, тебя н-нету… Тебя не должно быть.

Похмельный бред… или нет? Да, значит, он успел вмазать по мне своим гнусным Даром. Сам-то я использовал Дар на свободной от Дара всего однажды, будучи пьяным в стельку, потому плохо помню свои ощущения. Но в Штабе мою устойчивость тестировали много раз, и применявшие на мне Дар так описывали этот эффект: ты словно бы поднимаешься по лестнице в полной уверенности, что сейчас будет очередная ступенька — а ее нет, и усилие уходит в пустоту. Бойцы чуть иначе формулировали: бьешь по груше со всей силы, а она раз — и голограмма.

Но важно, что Дар у них при этом расходовался, время восстановления запускалось. Так что можно спокойно идти досыпать — в ближайшие часы пьяный хулиган ни для кого не опасен. Надеюсь, после сегодняшнего его упекут надолго. Это как же надо ненавидеть людей, чтобы именно желание уродовать их оказалось самым сильным, хотя бы даже на одни сутки…

Февраль 2030 года

Выспаться все-таки не удалось — едва я заснул, поезд прибыл на станцию и вагон эвакуировали. Объяснять хмурым росгвардейцам, что пьяное чмо не представляет опасности для меня, а скорее всего, и вовсе ни для кого пока, было не с руки. Пришлось битый час топтаться на продуваемом всеми ветрами перроне, пока суровые парни с бронированными щитами выводили опасного преступника. Хорошо хоть за его избиение мне никто ничего не предъявил. Как бы формально гражданские права есть у всех, но фактически у тех, кто уродует людей Даром, их существенно меньше.

Так что на знакомую с детства вокзальную площадь я вышел, отчаянно зевая во весь рот, и сразу взял в киоске большую порцию кофе. Когда я уезжал, сугробы были белыми, а теперь сморщились и почернели. Пешеходы, матерясь себе под нос, обходили покрытые наледью лужи. А вот тут раньше был ларек с шаурмой, куда, интересно, он делся?

Никогда в жизни я не покидал родной город на такой долгий срок. В отпуск уезжал на две, максимум на три недели, командировки были и того короче. Много где побывал, но всегда возвращался. В столице, конечно, и зарплаты жирнее, и карьерных перспектив побольше, и в целом жизнь интереснее, но родные перди я ни на что не променяю. Как отец покойный любил говорить — где родился, там и пригодился.

Сперва собирался сразу с вокзала ехать к маме с Олегом, но узнал вчера, что брательник до сих пор наблюдается в дневном стационаре с диагнозом «нервное истощение». Он уже идет на поправку, но курс лечения мы решили не прерывать — встретиться можно и вечером. Так что с корабля я еду на бал, то есть на любимую работу.

В своем кабинете застаю Катю, уныло собирающую вещи. Уже и забыл, что разрешил ей, пока меня нет, занять эту комнату — чего помещению зря простаивать? И не подумал, что отправлять ее после этого назад в общее рабочее пространство — такое как бы понижение в статусе.

Наверно, я много о чем не думал там, в Москве. Теперь все придется разгребать. Предлагаю:

— Давай этот стол к окну сдвинем, а для меня новый поставим. Места тут много, на двоих хватит.

Потом надо будет новое помещение подыскать… если средства в бюджете найдутся. В последнюю пару месяцев с прибылью так себе было.

Катя сразу веселеет и отчитывается о текущих делах. Они вроде идут, но ни шатко ни валко. Заказы поступают, распределяются и более-менее выполняются, а прибыль медленно, но верно падает. Растет доля заказов, на которые сотрудник выезжал, но так ничего и не нашел. Раньше я в таких случаях сам разбирался, мы вместе с заказчиком думали, где еще можно поискать. Неудачно получилось еще, что прямо перед отъездом я перевел ключевых сотрудников в штат — расслабились на гарантированном окладе, а любимого начальника с живительными пенделями рядом не было. Зарплаты полностью съедали нашу прибыль, а в прошлом месяце мы даже ушли в пусть незначительный, но минус. Что поделать, конец света не согласовывает сроки с моими рабочими планами.

Генка-Паровоз неплохо вписался в наш маленький коллектив в роли шофера, разве что его неизменная шутка «услуга — некурящий водитель» всем плешь проела. А вот с тремя кандидатками в секретарши Катя поладить не смогла. Первая заступила на пост еще при мне, но присмотреться к ней я не успел, вторую и третью даже не видел.

— Кать, ну что тебя в них не устроило?

— Да они же вообще необучаемые! — Катя закатывает глаза. — Одна все время говорила «минуточку» вместо «одну минуту, пожалуйста». Вторая бросала трубку, когда ей хотелось — а при общении с клиентами первой заканчивать разговор нельзя! Третья в переписке ладно бы эмодзи ставила через слово — просто отправляла клиентам сообщения из одних эмодзи. Клиент пишет «ваш сотрудник опаздывает» — а эта ему набор рожиц присылает вместо ответа. Тогда я уже пожалела, что с первой мы расстались, она еще относительно ничего была… Звонила ей даже, но она уже другую работу нашла.

— Не переживай, так часто бывает.

— Бли-ин, Саня, ну как с такими дурехами работать? Ни одна даже инфу по заказу не могла записать нормально, приходилось самой клиентам перезванивать. Для последней, третьей, даже акты по номерам разложить оказалось непосильной задачей.

Вздыхаю. Катя очень хороший секретарь, но вот опыта руководящей работы у нее нет. Не бывает совершенных людей — никто не знает этого лучше, чем руководители.

— Ты замечательно справляешься, Кать, но все-таки нужно тебя разгрузить. Давай в следующий раз вместе проведем собеседование и…

Нас прерывает долговязая молоденькая девушка, вваливающаяся в кабинет без стука. Это Лиза, она у нас занимается поиском пропавших животных. Лиза уже поступила на первый курс, но удобную подработку сохранила… и вроде собиралась сохранять дальше. Но что-то, похоже, пошло не так.

Веки у девочки опухшие, кончик носа красный, губы дрожат… плакала она, что ли?

— Я увольняюсь, — всхлипывает Лиза. — Прямо сейчас. Не могу больше! Что подписать надо?

— Погоди, присядь. Расскажи, что случилось. Кто-то обидел тебя? Заказчик нахамил?

Обидеть физически ее не могли — Лиза всегда выезжает с водителем, а Генка девчонку защитить сможет. Разве что нагрубили, тут уж Генкины кулаки не помогут…

— Да при чем тут заказчик, — Лиза шмыгает носом. — Заказчики нормальные там, они и сами чуть не плакали. Дети так и вовсе рыдали в голос. У них… славный щенок… был. Они мне записи показывали, как играли с ним. Он такой веселый, такой добрый, так их любил… спаниель, ирландец. Девочка, Венди ее звали.

Переглядываемся с Катей. Да, это естественный риск, когда занимаешься поиском пропавших животных. Часто они находятся, и это радость и для заказчика, и для исполнителей — у нас же тоже есть сердце, да и гонорар радует, что уж там. Но бывает, что разыскать животное не удается — живым, по крайней мере. Что ж, такова жизнь, мы-то сделали все, что смогли… Но наша Лиза слишком чувствительна и принимает каждый такой случай близко к сердцу.

— Я ее не нашла-а… — Лиза от всхлипываний переходит к рыданиям. — Мы с Генкой два дня по окрестностям ездили. Все поселки вокруг прочесали, даже ферму с этими, как их, коровниками. И в лес ходили, и вдоль речки, и в овраги лазили. Нигде ее нет!

Перевожу дыхание. Тела собаки не нашли, значит, надежда еще есть. Надо посмотреть на карту и понять, какая зона могла выпасть из поисков.

— Я не буду этим больше заниматься, не буду! — плачет Лиза.

Показываю Кате глазами на дверь. Та обнимает девушку за плечи:

— Пойдем-ка мы с тобой умоемся…

Остаюсь один. Барабаню пальцами по столу. От жеж… Лиза — наш основной сотрудник по этому направлению. Второй, пенсионер с забавным именем Владимир Ильич, добрый дядька и ответственный, вот только здоровье уже не то: в машине он поездить может и по участку, кряхтя, походит, а вот лазить по лесам да оврагам ему невмоготу. Мог бы здоровья себе пожелать в Одарение, а вместо того о любимом коте тревожился. А животные часто теряются именно в пригородах. Плохо, если Лиза сейчас уйдет — у нас и так прибыль просела. И я ведь уже проверял по полицейским базам — нет больше никого с таким Даром в нашем городе.