— А может, у них там и собственная гора есть? — саркастически спросила Элизабет, — Ну, тебе-то лучше знать, дорогая, — наверное, Джек показывал.

Элизабет напряглась. Вот ради чего все это.

— Ас какой стати он должен показывать? Я редко его вижу в последнее время.

— Ax да, я кое-что слышала про это, — сказала Карен. — Может, он просто не хочет, чтобы ты столкнулась с Холли. Американские команды путешествуют вместе, только спят на разных этажах. Плохо дело, когда бывшая натыкается на нынешнюю. Правда?

— Холли?

— Да, Холли. А ты не знала? Он катается с ней иногда, с тех пор как они отправились в Гриндельвальд. Они там откатывают Лоберхорн и Уайт-Хэар…

Элизабет невольно побледнела. Они с Гансом были в тех местах. Это лучшие трассы, там прекрасные лыжни вокруг Вергена и Эйгера. Очень крутые спуски, лыжни великолепные — просто мечта чемпиона, подарок от горы лыжникам. Сердце ее медленно перевернулось в груди.

Значит, Джек отрабатывает Лоберхорн с кем-то еще! Эта очаровательная Холли Гидеон, блондинка, никогда не интересовавшая ни хронометристов, ни спортивных журналистов. Холли не будет бороться с Джеком. Она станет смотреть на него влажными от восхищения глазами, злобно подумала Элизабет, и может быть, возвращаясь по вечерам в отель, они напевают песенку про свой звездно-полосатый флаг. Холли могла быть мисс Совершенство. Цветущая, белозубая, но абсолютно безликая мисс Америка…

Девушки наблюдали за ней.

— А какое мне дело? Я видела, как Джек катается. Я не думаю, что могу еще чему-то у него научиться.

— Ну конечно, все дело в лыжах, — сказала Карен.

Ронни Дэвис появился возле автобуса, и девушки умолкли. Он перевел взгляд с одного покрасневшего лица на другое.

— Опять сцепились? Немедленно прекратить! У нас осталось две недели до начала этих чертовых Игр. Никто из вас не тренировался на Крэп-Сон-Жион. Да, Жаннет, ха-ха-ха, очень забавно… ждать, пока ты спустишься до половины Мерстхега. Да, а ты, Элизабет, даже не думай о том, чтобы спускаться с Кассонса.

Элизабет испуганно вскинула голову. Она как раз это собиралась сделать завтра. Как только Ганс Вольф поселится в своем шале на склоне над этой трассой.

— Но, Ронни, это была бы замечательная тренировка…

— Замечательная? Чтобы ты скатилась с края обрыва? Нет, девочка, ты возвращаешься теперь под мое крыло. И слушаешь мои приказы.

Элизабет мрачно кивнула. Он отнимал у нее ее лекарства. Только самые трудные белые склоны с пушистым белым снегом могли вывести ее из стресса. Заставить отвлечься от мыслей о Джеке. Она хотела забыть его, но легко сказать, особенно из-за всех этих американских газет, которые лишь подкармливали ее бешенство. Тэйлор сказал то, Тэйлор сделал это, да еще всякие слухи из Олимпийской деревни, статьи о нем в «Ньюсуик», «Тайм» и «Геральд трибюн».

— Я уже говорил с герром Вольфом. — Грубый голос Ронни произносил это имя почтительно, ведь иначе нельзя, когда речь идет о легенде. — Он согласен со мной.

С этого момента только олимпийские дистанции. Мы должны их так откатать, чтобы вы могли видеть их перед собой с закрытыми глазами.

— Ронни, — с вызовом сказала Кейт. — Если Ганс приезжает сюда завтра, почему бы тебе не замолвить словечко: пусть он потренирует и нас тоже.

— Проваливай, Кейт! — взорвалась Элизабет. — Ганс мой тренер. Он не станет тратить время на пятисортных…

— Хватит! — набросился Ронни на Элизабет. — Господи, и это команда!

— Значит, газеты про тебя правильно пишут, — дрожащим голосом сказала Жаннет. Лицо ее порозовело, после того как ее назвали пятисортной. — Я имею в виду то, что они говорят.

— А что они говорят? — строго спросила Элизабет.

— Я сказал — хватит! — рявкнул Ронни так громко, что девушки испуганно замолчали. Элизабет перехватила его убийственный взгляд, брошенный на Жаннет. — Ты будешь жить в шале с Кейт, а Карен — с Элизабет. И если я услышу еще хоть слово на эту тему, я доложу в спорткомитет и в Международную лыжную федерацию. Никто не должен трепать языком в барах и никто, — он подкрепил свои слова уничтожающим взглядом, — не должен разговаривать с прессой. Все, что вам сейчас надо, — домашний уют в шале и комната с силовыми тренажерами.

— А есть где-нибудь газеты? Я хотела бы посмотреть, как у нас идут дела на Фолклендах, — сказала Карен.

Элизабет посмотрела на нее. Она сама хотела бы узнать новости из дома, но в тоне и в голосе Карен было что-то, от чего она напряглась.

— Я могу тебе ответить, дорогая. Мы побеждаем. И не будет ни газет, ни радио — ничего, способного отвлечь от тренировок. С этого момента мы только катаемся.

Элизабет распаковала свою спортивную сумку в комнате. Комната была безликая. Что ж, лучший вариант для спортсмена, успокаивает мозги, как учение дзэн.

Ничего здесь не могло возбудить, задеть воображение, кроме вида из-за бледно-голубых штор. Когда их отдергиваешь, перед глазами предстает гора Стартглез. Огромный каменистый выступ, покрытый снегом, вонзающийся глубоко в ясную синь неба. Когда Элизабет спала у подножия гор, они казались ей застывшими великанами, которые могут начать дышать, если найдешь заклинание и разбудишь их. Вот здесь проходит олимпийский слалом. Скоро она будет там, наверху, в своем красно-бело-голубом костюме. Утренний снег казался девственным, скрывая многое… Пропасти, трещины, уступы. И еще обжигающие душу наслаждение, смерть и славу.

— Что, страшно?

Элизабет вздрогнула. Карен заметила, как длинные блестящие волосы блеснули, когда она пошевелилась.

Дорогое кашемировое платье вишневого цвета, итальянские туфли; спортивные сумки и чемоданы Элизабет из кожи болотно-зеленого цвета с золотыми геральдическими штучками стояли у кровати. Черт побери, она всегда выглядит так шикарно, думала Карен. Глубоко внутри закипала неприязнь. Фотографии миледи повсюду. Обычно ее печатали вместе с Луизой и Хейди. Не надо было знать языка, чтобы понять главную мысль. Они все думают, что угроза для швейцарок может исходить только от Лиззи. Карен ощутила это особенно остро, когда Элизабет умчалась в Клостерс с Гансом. Пресса, оставшаяся с официальной командой, расспрашивала об одной Элизабет. Все остальные были вроде свиты Микки Мауса.

Хотя Карен была лучшей. Она удерживала рекорд Соединенного Королевства до того, как этот проклятый Ганс Вольф позвонил из Саас-Грюнд и предложил взять на тренировки эту заносчивую корову. Карен, конечно, не сняла бы сливок Кубка мира, но без Лиз она была бы чемпионкой Соединенного Королевства и пользовалась бы уважением.

— Ты о чем?

— Вот об этом. — Карен указала на гору. — Гнетет, а хочется увидеть пабы и вишневые деревья.

— У нас дома хватает пабов. Разве нет? — спросила Элизабет.

С острой болью она вспомнила про Джека. Он чувствовал к горам то же, что и она. Он любил их, жил ими, но все же они были для него достаточно чужими, чтобы приводить его в восторг. Для Франца Кламмера и Луизы Левьер горы — повседневность.

— Не думаю, что ты из тех, кто не вылезает из пабов.

— Будь это так, ты бы удивилась. — Элизабет отвела взгляд, ей не хотелось вступать в перепалку. И снова ей ясно вспомнился Джек. Они пили с ним в «Белом лебеде» во Франте и наблюдали за огнем в камине, отбрасывавшим тени на его лицо. Странное место: лошадиные сбруи и сушеный хмель свисали с балок. — Как Вербьер? Я слышала, ты сделала Монт-Форте за рекордное время. Здорово.

Карен вспыхнула. Эта высокомерная дрянь говорит как королева, которая интересуется, чем ты зарабатываешь на жизнь. Карен выжала из себя все что могла, чтобы наскрести секунду двадцать на той трудной лыжне. Новой и очень крутой. Она знала, на три-четыре секунды она все равно отстает от средних результатов Элизабет.

— Вряд ли рекорд. Хейди Лоуфен его установила.

— Ну, тогда английский рекорд твой.

Да, правильно. Карен пожала плечами и вышла из комнаты.

Элизабет плюхнулась на постель и уставилась в окно, глядя на дистанцию скоростного спуска. Черт побери, даже хорошо чувствовать враждебность. Она помогает вытряхнуть из головы мысли о Джеке.