Прибыв в Новую Рузу, я набрала Ромке. Сейчас был вечер и они оба уже должны быть свободны от учебы. Я всегда звонила сначала ему – этот мой сын был умным мальчиком, жизнерадостным и активным, но немного… легкомысленным и чуть поверхностным. Ничего страшного в этом не было – немного подрастет, наберется опыта, чуть поумнеет…

Зато ему будет легче жить, чем Сереже, потому что Роман почти все воспринимает на позитиве. Нет, не жизнерадостный дурачок, а человек, который до последнего не думает о плохом – просто не хочет. Когда-нибудь жизнь заставит, и он будет вынужден… но пускай уж лучше позже.

– Ма-а-а? Ух ты, привет! Все хорошо?

– Да, Ромка, все норм. Я уже почти добралась. Стою сейчас возле «Солнышка». Стою и думаю – поужинать тут по старой памяти или сразу катить чемодан к бабушке?

– Ничего себе! Бери такси, там же переться…

– Действительно… – пробормотала я. Огородами чемодан не покатишь, а в обход по асфальту и правда далековато будет.

– Ма-а-а, ладно… я даю Серого.

Ну, как всегда – разговор мы закончим с Сережей. И мне кажется, что когда придет время выбирать специализацию, то лучше бы ему пойти в психиатрию.

Несмотря на то, что внешне мальчишки были очень похожи, это были совершенно разные люди. Сережа всегда очень тонко чувствовал. Казалось, что еще в детстве у него внутри завелся специальный приборчик, который указывал когда нужно подойти и положить ладошку на щеку маме или папе, или взять их за палец, чтобы успокоить или просто порадовать. А потом, когда он подрос – вовремя спросить о чем-то, отвлекая от неприятностей, помочь в какой-то мелочи, просто улыбнуться… Такой чуткий и понимающий ребенок, просто на удивление – ему нужно было родиться девочкой. Но девочку я все равно бы очень хотела, очень...

– Мама? Это уже я.

– Сережка! Как там учеба, вам нравится?

– Мам, – засмеялся он, – ну какая учеба? Пока одна муштра.

– Ну… и папа, и дядя Паша предупреждали, что так будет, – пожала я плечами, оглядываясь в поисках такси. Господи… лето же вокруг – тепло, зелень, даже золотой осенью здесь еще не пахнет.

– Сережа, я спокойно добралась, почти не устала. Только дико немного – тут еще лето. И погода, наверное, как и у вас – чудо.

– Мам…? – чутко уловил он мое немного нарочитое оживление. Вздохнула… Переигрываю, наверное.

– Уже все нормально, не переживай. Давление в норме, я успокоилась. А… экипаж в море.

– Я знаю. Пытался дозвониться. До дядь Паши смог.

– Да… А я сюда с вещами. Вы там не переживайте только. Даже старенькая бабушка и то справилась.

– Ага… старенькая. Ты… ладно – потом поделишься впечатлениями. Ты уже видишь там такси, мам?

– Да, иду к нему. Пока, Сережка. Жми руку брату.

– Мам! Пацаны тут просили твой телефон.

– Какие? И зачем? – кивнула я таксисту, и он пошел к багажнику – открывать его и укладывать мои вещи.

– Решили, ты наша сестра. Слышишь, мам?

– Смущаюсь, сыночка. Краснею. Привет им! Орлы!

– Пока, мам. Найди время приехать в октябре. Я узнаю про увольнения. Смотаемся на весь день в Александрию... втроем.

– Невозможно отказаться, – тепло улыбалась я таксисту, усаживаясь в машину, – все, я поехала. Пока!

Андрей сегодня с утра, потом вернувшееся лето, скорая встреча с мамой, разговор с детьми… все это смазывало и затеняло собой мои неприятности. Хотя ощущение неприятной тяжести внутри не проходило. Сейчас я отвлеклась, встряхнулась всеми перышками – на какое-то время хватит. И на какое?

Придется выяснять опытным порядком.

– Мама… – негромко позвала я от порога, – ох… девушка, а куда вы дели Тамару Платоновну, которая жила здесь раньше?

Мама тоже охнула и быстро встала с кресла перед телевизором, улыбаясь и поправляя короткую стрижку. Пошла ко мне, широко раскинув руки…

– Глазам не верю – Зайка! Что ты творишь? А если бы я сердцем разорвалась? – крепко обняла она меня и прижала к себе, не отпуская. Я дышала ей в шею и давилась подступающими слезами. Справилась. Попыталась оправдаться:

– Я же шепотом звала. Что ты всегда так пугаешься? Я тебя просто не узнала, мам, ты не болеешь? Выглядишь потрясающе, но похудела сильно, – оторвалась я, рассматривая четкую линию скул, мелкие морщинки на лице… суховатом теперь, а не мягком и округлом, как раньше. Не было больше низкого пышного узла из русых волос, не было шикарной женщины в зрелом возрасте, зато был живой блеск в глазах, подтянутая фигура и еще… запах?

– Чем это пахнет, мам?

– Хэх… а слышно, да? – расстроилась она, поворачиваясь к своему плечу и нюхая его.

– Нет, это, скорее – от волос.

– Ну да, все-таки нужно не косынку, а купальную шапочку… Зайка! У нас теперь есть корова.

Твою маааать…

– Чудно… – пролепетала я.

– Ты полюбишь ее. Я научу тебя дойке. Я-то училась по интернету? Потом познакомлю вас. А пока… бегом в душ, переодевайся и будем кормиться.

Оставив вещи в своей комнате, я послушно прошла в ванную комнату и стала под душ. И было мне не по себе, как-то не так представляла... Корова. Я… и любимая мною корова. Перспектива так себе – я, мама и она… ладно, это потом.

Мы поужинали яичницей и салатиком из помидоров и зеленого лука (мама никого не ждала и поэтому не готовила) и поговорили. Вернее, я рассказывала, а она почти все время молчала и внимательно слушала, изредка кивая. Потом, устроившись на диване и отзеркалив одну и ту же позу – обняв диванные подушечки и прижимая их к животу, мы замолчали обе.

Было поздно, уже наступала ночь, но свет мы не включали. Старый дом тихо и таинственно потрескивал, поскрипывал и пах знакомо и уютно. После еды хотелось спать, и чувствовала я себя… непонятно. Но это, скорее всего, от усталости. То, что мама пока прокомментировала мой рассказ об Усольцеве только угрюмым выражением лица, не настораживало. Она никогда не спешила с выводами и решениями. Уверена, что и не сорвалась бы вот так, как я. Сама она в похожей ситуации поступила совершенно иначе.

Совсем стемнело. Мы сидели уже минут двадцать и уютно молчали. Я думала о ней – женщине, которая всего полгода назад, в свои шестьдесят, не представляла себя без каблуков и шикарной прически, носила шляпки и юбки… Бывший директор и распорядитель огромных фармацевтических складов, представительная во всех отношениях дама… Сейчас она переехала из Питера в Новую Рузу, похудела, загорела, подстриглась, влезла в джинсы с футболкой и завела себе корову…

– Зайка, ты нормально? Давай ложиться спать, – отозвалась, наконец, из темноты мама, – завтра рано вставать и вообще... огорошила ты меня. У меня тоже есть для тебя новость, только хорошая. Может, слегка подсластит… но это долго рассказывать, все завтра.

– Давай, мам, я и сама почти сплю, – опустила я ноги на пол и отложила в сторону подушечку.

– Проснешься – меня может не быть дома, но ты не переживай, это ненадолго. Только… если вдруг подойдет мужик затрапезного вида и будет просить на опохмел – гони его. Ничего не давай.

Я сразу проснулась. Посмотрела на нее и покачала головой.

– Если завтра этот мужик придет – я ему дам.

– Соседка будет недовольна, – проворчала мама.

– Дам… в смысле – денег, мам, – качнула я головой с укоризной.

– Я поняла. Вряд ли он еще способен на что-то, кроме – пить. В чем дело, Зай?

– Это… психологическая травма, наверное.

– А не слишком их на тебя одну? – вздохнула она.

– Эта неглубокая, но безусловная. У нас когда-то умер мичман… сравнительно молодой еще. Ходил, просил по квартирам на опохмел. Не давали, само собой – по разным соображениям. И я тоже. А утром его нашли на первом этаже в нашем подъезде – холодного. Может, он и не сразу от меня… Так что немного, но дам. Много у меня и нет – я почти совсем без денег… пока.

– Про это поговорим завтра, – пообещала она. Погладила меня по руке и пошла к себе. С порога кинула:

– И зачем их таких держат в армии?