– Займемся психотерапией? Думаешь? Ну, давай... Где твоя женщина? Почему она не рядом с тобой? Что за истерика у Ольги? Почему ухудшилась твоя речь, ты же почти нормально говорил тогда – я просто решила, что мнешься, пытаясь оправдаться? Чем ты живешь сейчас, чем занимаешься? Наблюдаешься у врача или нет? Я поняла, что ты жалеешь, так зачем тогда подписал развод?

Он слушал молча, опустив глаза, а на последнем вопросе вскинул на меня взгляд:

– П-понял… не п-простит – к-ключи. А сег-годня я-а…

– Папа, – погладила я его по плечу, – ты лучше печатай. Что с твоей речью я, кажется, поняла – ты живешь один, а значит, молчал все это время. Отсутствие практики, тренинга… это решаемо. Давай, пап, успокойся – ты уже не один. Я пойду пока – доем, разыгралось что-то… потянуло на пожрать.

Опорожнив миску с еще теплым супом, я откинулась на спинку кухонного диванчика и окинула взглядом кухню. Ничего сверх – трехкомнатная квартира самой обычной планировки. Неплохой ремонт, мебель хорошего качества, но ничего запредельного. Мне кажется, родители так и не приняли тот факт, что являются если и не богатыми, то вполне себе зажиточными людьми. Они так и не научились воспринимать прибыль, которую приносили склады, как что-то стабильно свое и легко расставались с этими деньгами. В прошлый приезд я часто наблюдала, как мама рассылает эсэмэски на просьбы о помощи в телевизоре, а то и делает моментальные переводы. И все это привычно и молча.

Получали помощь на лечение сослуживцы и друзья, просто так кормилась от складов Ольга, бешеные деньги были отданы когда-то за мое обучение, что-то – на операции. Но купить дом или большую квартиру, престижную машину – такое не приходило родителям в голову. Или приходило, но не казалось необходимым или возможным.

– З-зоя!

Я прошла в комнату и поблагодарила за вкусный обед:

– Спасибо, поела с удовольствием. Уже можно? – взглянула я на экран.

Оказалось, что папа переосмыслил все еще в больничной палате. У него даже была надежда, что мама простит его, раз уж не просто не бросила, но и продолжала помогать и даже ухаживала за ним…

Я притихла у монитора, вчитываясь в какие-то неловкие и сумбурные строки, представляя себе это – как он наблюдал там за ней, ловил ее взгляд, искал подтверждение своим надеждам. И была уверена, что ему почти невыносимо стыдно писать сейчас вот это для меня. Но он делает это, пытается объяснить. Надеется на мою помощь? Не в этом деле, папа… Я покачала головой и обернулась к нему:

– Ты же поставил ее перед фактом, что вы расстаетесь, что ты полюбил другую и там твоя мечта. Даже безо всякого «прости меня». Ты серьезно? Так плохо знаешь нашу маму?

– М-мечта? Наверно… п-плохо п-помню. Нет… – потянулся он опять к клавиатуре.

– « Сорвался, случилась… близость. Извини подробности. Хотел оправдаться перед самим собой – что не просто так. Думал – разберусь там и пойму – почему сорвался, нужно оно или нет?»

– И что – нужно?

– «Ошибка, слабость. Не знаю, не помню, что говорил маме – было плохо. Стыдно, больно, жалел. Нет надежды?»

– А как же та женщина?

– «Не важно. Не хочу. Ольга рассчитала сиделку. Я не обратил внимания. Наняла прислугу, переехала сюда. Мне было все равно. Недавно начала требовать завещание на нее. Я вызвал юриста и написал все на тебя – не хотел спорить. Вместе с ним выпроводил ее с вещами, урезал пайку».

– Понятно.

– «Врач заходит. Лекарства принимаю. Уволился на пенсию. На складах порядок. Выхожу в магазин, гуляю, учусь готовить…

Я хмыкнула и рассмеялась, заглядывая в монитор из-за его плеча.

– Вот в чем дело.

Он кивнул, улыбаясь. Напечатал:

– « Хоть какая от меня польза. Что-то уже умею. Это интересно. Расскажи о мальчишках».

– Почему ты не отвечаешь на телефон?

– «Забываю зарядить. Не нужен».

– Хочешь – полежи. Я посижу с тобой и расскажу.

Когда он прошел, лег на диван и уставился на меня с ожиданием, я присела рядом.

– Сережа и Рома в августе поступили…

У папы было уставшее лицо и нездоровый цвет кожи. Наверное, это похоже на то, про что говорил мне Пашка – желто-зеленый с просинью. Шутка, конечно, но очень близко к правде. Волосы отрасли и спутались, а вот лицо было чисто выбрито. Хотя, выражение его не нравилось мне категорически. И понимала, что если бы сейчас оно было оживленным, со смеющимся взглядом, как часто бывало раньше, то мне это не понравилось бы еще больше.

– Ты совсем не инвалид, папа. Подумай, чем займешься после того, как восстановится речь. И не строй планов на счет мамы – сейчас точно ничего не получится. Займись собой. И еще – остаться с тобой надолго я не смогу. И из-за мамы, и из-за того, что сейчас неясно с моим здоровьем. Но один ты уже не будешь, я еще подумаю об этом хорошенько, ладно? А лучше – подумаем и посоветуемся завтра с мамой.

– Он-на ушла, – внятно произнес папа. Я пообещала:

– Завтра еще зайдет. Я попытаюсь, папа, но только в том случае, если увижу и пойму, что ей это еще нужно. Только в этом. Невнятны твои оправдания, извини.

– Спасибо. Сам-ма как? – взял он меня за руку.

– А сама я, пап, неважно. Но пока терпимо.

Меня выручил телефон. Я прошла за ним в прихожую и достала из кармана. Звонила мама:

– Что там у тебя, Зоя? Ты в порядке? Прости меня, пожалуйста. Я клятвенно обещаю тебе держать себя в руках. Что ты решила – остаешься ночевать?

– Да. Мама... нужно решить организационные вопросы. Я справлюсь и сама, конечно, но это займет больше времени и тогда придется задержаться здесь...

– Ты не остаешься? – быстро спросила мама.

– Нет, конечно. Еще не ясно с этой гликемией... Но и уехать просто так не могу. Вместе мы бы быстрее... ты хорошо знаешь этот район. Если не можешь, мама... то я очень хорошо тебя понимаю. Просто скажи, чтобы я знала. Почему молчишь, ты меня слышишь?

– Да, Зайка. Прости меня, пожалуйста… никак не успокоюсь. Я подъеду – часам к двенадцати.

– Мы ждем, мама, – отключилась я и увидела напряженный папин взгляд – он прислушивался к нашему разговору с почти видимой надеждой. Дослушав, с облегчением откинулся на диванную подушку и благодарно улыбнулся, прикрывая глаза.

Не понимаю. И не пойму никогда.

Был у меня в жизни момент... Порой случаются ситуации, вспоминая которые даже через годы, все еще испытываешь неловкость. И стараешься зафутболить эти мысли в самый дальний угол памяти, а желательно бы еще и обрушить его... Так вот... я согласилась бы пережить тот момент еще десяток раз и даже на глазах у широкой публики, только бы не было в моей жизни сегодняшнего дня.

Глава 20

Ночевала я в своей бывшей комнате. В ней давно уже сделали «взрослый» ремонт, а мою маленькую кровать поменяли на двуспальную. Когда мы приезжали в гости, это было очень кстати.

Я не стала вечером задергивать шторы – побоялась проспать до обеда. Поэтому, как только открыла глаза, сразу увидела сизые тучи за окном – пока без дождя. Серый свет ненастного дня проникал в комнату и делал ее очень уютной. За закрытой дверью что-то стукнуло, я приподнялась на локте и прислушалась. Наверное, папа готовил завтрак – для меня. На душе стало тепло и... тесно, что ли? Я не знала названия тому, что чувствовала сейчас. Взгляд нечаянно упал на телефон, и вдруг вспомнилось, что сегодня воскресенье. А в воскресенье у курсантов выходной, а чего доброго, еще и увольнение!

– Нет, мамуль, – печально объяснял мне Ромка, – мы даже не на территории – завезли... Чумной форт в Кронштадте. Не то экскурсия, не то занятие… Пока не ясно.

– Мама, – успокаивал меня Сережка, – у нас пока никаких увольнений. Но в конце октября обещали – я говорил тебе. Мы рвались на закрытие фонтанов – не пустили даже классом. Ты сообщи только заранее, как соберешься, и я попытаюсь отпроситься. Мы на хорошем счету, должны отпустить. Ты же хочешь в Александрию? Я очень хочу. И Ромулька тоже… тык… идиот…