– Вот это твое «чертова дюжина» и прозвучало, Зоя.

Наверное, я растерялась. Или потерялась. Или плохо дошло? Но дошло все-таки...

– Мой язык. И Саня, – прикрыла я глаза, судорожно вспоминая, что еще могла растрезвонить по бесконечной своей дури? Наша семейная постель это табу, это – нет! А что еще я могла? Начинала побаливать голова – расстроилась, наверное... Вот не умеешь – не берись, правильно сказано! Не умела дружить, не было подруг никогда, так незачем было даже начинать и пробовать!

– Саня... – подтвердил он, – дальше – тоже… мелочи, известные только нам и диким образом вывернутые – хитро так... будто и безобидно на первый взгляд… Трудно было сориентироваться, как поступить правильно, Зоя. Ссорить вас с Саней не хотелось, и вносить смуту в их отношения с Пашей тоже. Но и оставить все так... тоже было нельзя. В тот день я отправил дока на лодку, предупредил Пашку и шел к нему, а тут опять она. И я решил, что это все – достаточно… Что-то нужно с этим делать. Назабавлялся, насмотрелся и наслушался уже… бесило.

– А потом, Витя? – прислушивалась я к его молчанию и дыханию в трубке. Ответа не дождалась, вздохнула и сама ответила: – Я все помню – злость, ярость, непонимание... Странная трансформация в страсть, мне трудно это понять… Но я помню твое письмо и такое объяснение принимаю. И это последний такой разговор… больше не хочу.

– Все, да? – прозвучало так, будто он прикрыл телефон рукой, как прикрывают от ветра курево.

– Ты не идеал, Усольцев, как я считала раньше. А весь такой… живой и грешный, – горько хмыкнула я, – глаз за тобой да глаз…

– Нет такой надобности, – тихо отрезал он и попросил: – Говори уже все, Зоя… все сразу.

– Я не могу разобраться во всем этом, – пожаловалась я каким-то тонким, непривычным самой себе голосом, – пыталась – бесполезно. Все равно твое поведение… исключение изо всех правил и попрание всех психологических канонов. Ты специалистов, годами работающих с человеческим мозгом, раком поставил, Усольцев – люди с тебя тихо охреневают. Так бездарно просрать свою жизнь! Только мужик и понял тебя, да, родной? Так он и мужик… Они не там искали, Витя! Не там рыли. Пашка прав и делать это нужно, исходя из самого простого – просто они видели умного, волевого, сильного мужчину, а ты еще и дурак, Усольцев... как и Пашка тоже. Хоть бы интуиция сработала! Ты же говорил – есть и выручает?

– На суше, наверное, отключается, Зоя. Здесь вся надежда – на тебя, – то ли всерьез, то ли в шутку признался он. Хотя… какие сейчас шутки?

– Я – дурак? А ты думаешь – это новость? Я крыл себя страшнее... одна надежда – что еще хоть немного нужен тебе.

– Я все услышала, Витя, и больше говорить об этом не хочу.

– Зоя, я все правильно понял? – прозвучало из трубки горько и растерянно.

– А что здесь непонятного? Я же русским языком говорю – мы все выяснили и навсегда закрыли эту тему! У меня уже крыша едет от всего этого!

– Нет, это ты что-то выяснила – что я не мечта и не идеал. Это плохо или хорошо для меня? – цеплялся Усольцев к словам. И я даже как-то растерялась, пытаясь припомнить, что объяснила не так? Наверное, на нервах утратила способность внятно изъясняться.

– Ты психолога материл, – возмутилась тихо, – что тут хорошего?

– Я извинился, – ожил его голос, – нормальный мужик, зря ты на него. Он ответил мне, кстати.

– Я не на него, а тебе о нем. А на него – это ты, родной, – устало уточнила я, – поэтому и не говоришь с Пашкой, да? Из-за Сани? Он тоже дурак, еще и запутался, а она молчит. Если бы объяснила все, как есть, он хотя бы не прислушивался к третьим лицам.

– Я не буду к нему лезть. Он не копается в моем…, я – в его, и это нормально.

– Я тоже об этом – хочу покоя. Больше не будем вспоминать, эта тема отныне – табу. Пусть само переболит и успокоится.

– Прости, Зоя... Забыть не получится, я понимаю. Не говори ничего, я знаю, что рано. Я же сказал – буду ждать.

– Звоню тебе сама... слушаю весь этот бред про тарелки… – всерьез поражалась я ему. Похоже, да – на суше вся надежда на меня.

– А что там с Букашкой? Это от нее ты на таких нервах отбиваешься?

– Опять Паша? – усмехнулся Усольцев, – наши решили сделать собственный музей, приварив лодку к пирсу. Букахи стоят по всему миру – три в Штатах, еще в Германии, Бельгии, Индии, Голландии. Здесь, у нас – в Вытегре, Калининграде, Уфе... Любопытно людям, как мы там… как тараканы в будильнике. Я не против музея, но устраивать его – нет. Это моя "Буки...", я служил на ней – этой самой... я тонул на ней, Зоя, и она не подвела... Вырезать что-то из корпуса, чистить, принимать решения мне не слабо – нет. Просто, чтобы грамотно довести до ума, придется надолго задержаться на севере. А так… пара месяцев уйдет на ремонт и сдачу должности – это совместные выходы. Месяц перебьюсь дежурным по базе – вспомню молодость и наряды. А с марта месяц отпуска… Можно, я позвоню сегодня вечером? Расскажешь, что надумала по Кубе.

– Да… если я хоть что-то надумаю, – засомневалась я опять, оглядываясь вокруг.

– Даже не сомневаюсь в тебе. А то, как ты била тарелки – из самого лучшего... Люблю тебя…

Я тихо выдохнула. Получив от охранника на руки схему помещений, уехала домой – сидеть за компьютером и двигать идеи. Сейчас это должно быть намного проще… легче… спокойнее – не знаю. Да еще и отчитываться вечером... Значит, придется постараться.

А через несколько дней вернулись с отдыха Савойские… Зачем я им втемяшилась – так и оставалось для меня загадкой. Может, виделась такой смуглой вишенкой на торте – как раз в тему? Но при этом достаточно образованной и обладающей нужными талантами – эдаким экзотическим сорокалетним «цветком»? Чего доброго… Но в моих силах постараться, чтобы за всем этим они увидели и еще что-то… личность, например.

На удивление, несмотря на неожиданную аудиторию, я не сильно и нервничала, начиная это подобие презентации. Хотя в помощь мне имелся только ноут да пара буклетов.

– Как такового, кубинского стиля не существует, но это только мое мнение, и если кто-то захочет возразить…

Я обвела взглядом всех присутствующих, которые протестовать не стали, и продолжила:

– Остров, маленькая территория… поэтому на Кубе ценятся просторные помещения со светлыми полами, окнами без стекол, но с жалюзи, дающими доступ воздуху и спасающими от солнца. Речь идет о частных домах, но самобытный стиль ведь как раз там и ищут? Цвета… Это светло-голубой и бирюзовый – цвет океанских вод под солнцем. Варианты возможны, но эти два цвета любимы кубинцами больше других.

Мебель… изделия из натурального дерева или плетеные из прутьев. Есть простые вещи, и есть настоящие шедевры, присев на которые можно не бояться порвать дорогой чулок, – скосила я глаза на Лилю. Она понимающе кивнула.

– В нашем случае все-таки удобнее и привычнее заказать мебель из деревянного массива, с выработкой... под изношенность или же старинный эксклюзив – смотря какой уровень будет заявлен. Плетеные экземпляры стоит приобрести исключительно для антуража. Но обязательно – кресла-качалки для курительной комнаты. Они есть в каждом кубинском доме. Огромный камин, невысокое пламя – пусть даже спиртовое, если не удастся получить разрешение… Кресло-качалка, сигара, уютное удовольствие смотреть на огонь и вести неторопливый разговор… Камин и огонь это наше – северное, но зачем отказывать себе в таких простых приятностях?

Столы тоже… – перевела я дух, – это массив, ручная работа, но не ампир и тому подобное, скорее – качественный примитивизм. Здесь у меня образцы… подходящие, – развернула я ноут экраном к Савойскому. Он внимательно смотрел и, наверное, сравнивал мои выкладки с тем, что сам не единожды видел на Кубе.

– В кубинских домах отсутствует мебельная планировка. Интерьер там – смесь испанских и африканских мотивов. Никакой симметрии и выверенных линий – просто живописный хаос, но хаос очень уютный. Зонирование – привычное дело, когда мебель стоит так, как удобно хозяевам, а не так, как положено и красиво. Нас вполне устроит идея такого зонирования по интересам – гости смогут переходить от одной группы к другой, а то и иметь свое постоянное местечко в каком-нибудь уголке.