Иосиф Виссарионович Сталин, хозяин 1/6 части суши, проснулся в холодном поту. Какое-то время молча смотрел в светлый полоток, вспоминая страшный сон. Одно и то же вот уже несколько раз на протяжении последних месяцев. Почему именно Ежов? Он подписал сотни приказов, отправивших на тот свет и в лагеря тысячи, а то и сотни тысяч людей. Каждый мог прийти к нему в кошмарах, но приходит почему-то только нарком.

Кстати, о наркоме… Сталин скосил взгляд на циферблат настольных часов. Почти половина седьмого, уже и сквозь занавески пробивался серый октябрьский рассвет. Через два с половиной часа встреча с Берией и наркомом обороны Ворошиловым. Нужно обсудить обострение отношений на границе с Финляндией. Того и гляди до открытого столкновения дело дойдёт. Радовало хотя бы то, что согласно заключённому с немцами договору о ненападении Финляндия по секретному протоколу была отнесена к сфере интересов СССР. А значит — в случае вооружённого столкновения Германия останется в стороне. А уж с маленькой северной республикой мы как-нибудь справимся.

От таких мыслей Вождь повеселел. Даже воспоминание о страшном сне уже не так терзало душу. Кряхтя, он сел на постели, свесив вниз обутые в вязаные носки ноги. Возраст давал о себе знать. Тут ещё заныла иссохшая левая рука, не иначе быть дождю. Нет, решил он, не позволю таким мелочам портить себе настроение!

На Ближнюю дачу Ворошилов по традиции прибыл сильно заранее, Берия — без пяти минут девять. Обсуждали политическую ситуацию и готовность наших войск на северо-западном направлении под крепкий чай с лимоном из никелированных с чернью подстаканников. В целом отчитались нормально, хотя для порядка Сталин задал несколько вопросов. Выслушал ответы, после чего Ворошилова отпустил, а Берию попросил задержаться.

— Ты вот что мне скажи, Лаврентий, — разминая пальцами правой руки папиросу, спросил Отец народов. — Что у нас в Грузии? С подпольной группой "правых" ты разобрался, Картвелишвили расстрелян. Но до меня доходят слухи, что ещё осталось в руководстве республики враждебно настроенные к Советской власти элементы. К примеру, что ты скажешь о Чарквиани?

— Товарищ Сталин, за Грузию можно не волноваться, если слухи и доходят, то от тех, кому выгодно раскачивать лодку. А за Чарквиани я могу поручиться головой. Это преданный делу партии коммунист, мы с ним, как говорится, не один пуд соли вместе съели.

— Ой, смотри, Лаврентий, голова-то у тебя одна, вторая не вырастет, — прищурился Иосиф Виссарионович. — С Чарквиани я встречался в прошлом месяце, при тебе же дело было, в общем-то он производит неплохое впечатление. Пусть поработает, дальше посмотрим.

— А вот меня, товарищ Сталин, тревожит происходящее на Украине. Не слишком ли круто Хрущёв на посту первого секретаря взялся за дело? Арестованы десятки тысяч партийцев, причём, как мне докладывают, зачастую по сфабрикованным обвинениям.

— Хрущёв, говоришь… А ведь и его фамилия мелькала в протоколах допроса этого Сорокина. Если верить его показаниям, Иудой оказался Никитка.

— Думаете, стоит заняться им вплотную?

— Займись, может, что интересное накопаешь. Если что-то интересное выяснится — лично мне докладывай. Понял?

— Так точно… Кстати, о Сорокине, — Берия сделал вид, будто запамятовал и только сейчас вспомнил. — Похоже, проявился наш беглец, не сгинул в тайге. И не где-нибудь проявился, а в Америке. Да вот, сам посмотри.

Нарком извлёк из портфеля журнал "Тайм", развернул посередине и положил перед Вождём. Рядом с журналом лёг отпечатанный на машинке лист бумаги. И тут же — небольшое фото из личного дела зэка Ефима Николаевича Сорокина. Сталин с нескрываемым интересом сравнивал журнальное фото Бёрда и уже знакомое изображение Сорокина. Затем внимательно прочитал машинописный текст, и поднял на Берию глаза:

— Выходит, этот Фил Бёрд и есть наш Сорокин?

— Не могу пока утверждать со 100-процентной уверенностью, что это именно объект Сорока, как он проходит по секретным документам, но вероятность этого весьма велика. Можно предположить, что имя он изменил на английский манер, а фамилия переводится как "птица". Правда, как мне подсказали опять же знающие люди, Ефим логичнее перевести как Джефф, это от имени Филипп сокращённо по-английски будет звучать Фил. Наверное, Сорока не очень большой полиглот, хотя, как мне доложили, разговаривает на английском практически без акцента. А может, просто хотел запутать следы.

— Выходит, это у него не слишком получилось…

— А может быть, и не слишком пытался, иначе с чего бы подался в режиссёры, да ещё давал интервью популярному американскому журналу.

— А что-то ещё по нему узнали?

— Пока не очень много. Мои люди в Нью-Йорке сейчас над этим работают, установили за объектом скрытое наблюдение. Естественно, они не знают всей правды. О том, кто такой Сорока на самом деле, знает весьма ограниченный круг лиц, — поспешил заверить шефа Берия. — Если же суммировать имеющиеся у нас сведения, можно сказать, что объект Сорока практически постоянно проживает в Нью-Йорке, в отеле "Грэмерси-парк". Номер не из дешёвых, но Сорока может себе позволить, у него теперь связи в Голливуде, со студией братьев Уорнеров. Не думал, что наш путешественник во времени такой хороший сценарист и режиссёр.

— Талантливый человек талантлив во всём, — усмехнулся в густые усы Сталин. — Никому он случайно там не разболтал, кто есть на самом деле?

— Достоверно не знаю, у нас было слишком мало времени, чтобы его прощупать. Но я так думаю, что если бы он пошёл на откровения с местными властями или спецслужбами, то не разгуливал бы так просто по Нью-Йорку. Один раз обжёгся…

— Да, нехорошо получилось, но Ежов и Фриновский за это уже поплатились.

Снова вспомнился ночной кошмар, и Сталин непроизвольно вздрогнул.

— Так что, попробуем выкрасть? — осторожно предложил Берия.

Иосиф Виссарионович наконец зажёг папиросу, сделал глубокую затяжку и выпустил через ноздри густую струю дыма.

— Не нужно спешить, Лаврентий. Мы уже знаем, как этот товарищ умудряется выпутываться из расставленных на него силков. Если в этот раз спугнём — его следы могут запутаться окончательно. Спрячется в какой-нибудь Бразилии, и ищи его там. Да и что нового он нам может сказать? Я думаю, всё подробно изложено в протоколах допросов, больше мы из него вряд ли выжмем. Человек через многое прошёл, сейчас имеет право пожить для себя. Да-да, а ты думал, у меня нет сердца? Пусть немного расслабится. Хотя снимать хорошие фильмы мог бы и в Советском Союзе… Не такие, конечно, как этот, — поправился Сталин, ткнув жёлтым ногтём в журнал. — Нам бы комедий побольше, чтобы в это нелёгкое время жизнь казалась лучше и веселей. Как, например, "Волга-Волга"… В общем, пускай там твои люди приглядывают за ним, но на рожон не лезут. Спугнут — накажем сурово. Может, в будущем этот… Сорока ещё и пригодится, я подумаю над этим вопросом. Ты, Лаврентий, тоже подумай. И знаешь что… Если вдруг возникнет подозрение, что Сорока собирается идти на сотрудничество с американскими властями или, того хуже, с агентурой фашистской Германии — разрешаю объект ликвидировать. Понял?

— Понял, товарищ Сталин! — подобрался Берия, а глаза из-под круглых линз хищно блеснули. — Я могу идти?

— Ступай. А журнал оставь, я его ещё на досуге полистаю.

Закрыв снаружи дверь кабинета и кивнув порученцу, подавшему ему плащ, нарком вышел во двор, где его поджидал лимузин.

— Куда, товарищ Берия? — спросил водитель и он же телохранитель Саркисов. — Домой, на Малую Никитскую?

— Нет, едем на Лубянку. Нужно решить кое-какие дела. Я там задержусь часа на два-три, а ты позвони в "Арагви". Предупреди Стажадзе, что я вечером буду. Пусть всё подготовит как обычно.

По пути, глядя на проплывающие мимо деревья и редкие дома, Лаврентий Павлович думал о поручении Сталина.

"Наверное, неспроста Коба обмолвился о том, что в случае возникновения проблемы с объектом Сорока тот подлежит ликвидации, — размышлял нарком. — Может быть, и не стоит ждать, пока эти проблемы появятся, стоит проявить инициативу самому? Во всяком случае, надо это дело как следует обмозговать".