В следующие дни я, если мне случалось куда-то отлучаться из отеля, неизменно замечал за собой слежку, причём однажды снова это был тот же тип с газетой. Судя по всему, меня вели несколько человек. Кто они, чьи интересы представляют — я по-прежнему не имел ни малейшего понятия, и это меня здорово нервировало.

Видимо, придётся действовать жёсткими методами. Какими? Ну, например, такими же, какие я применил по отношению к бедолаге Гарри Лонгмэну. Терять мне нечего, я уже столько раз ходит под смертью, что считал её своей подругой. Жаль только, в случае негативного развития событий могу не увидеть сына, которому настоящая мать и приёмный отец дали имя Люк. Что ж, не самое плохое имя. А если по настоящему отцу — Люк Сорокин! Уж всяко лучше, чем Люк Гейбл.

Кэрол Ломбард родила точно в срок, не знаю уж, что она там наплела мужу про недоношенного или переношенного младенца. Видел в газете фото её и Гейбла с запелёнатым свёртком в руках на крыльце клиники в Лос-Анджелесе, вроде бы они сразу умотали на своё ранчо. Вот бы и мне туда наведаться, хоть одним глазком взглянуть на наследника.

Но пока в моих ближайших планах стояло выяснение ситуации с топтунами. Впрочем, с этим пока пришлось повременить. Назревала официальная премьера моего режиссёрского фильма "Месть подаётся холодной", причём, поскольку практически всё действо картины проходит в Нью-Йорке, то и премьерный показ должен был состояться в этом мегаполисе. А именно в помпезном кинотеатре "Shore Theatre", впервые распахнувшим свои двери в 1925 году и представлявшим собой поистине роскошное зрелище. Это я знал пока с чужих слов, но вскоре мне предстояло лично убедиться в грандиозности кинотеатра.

— Фил, ваше присутствие на мероприятии, надеюсь — вопрос решённый? — предварительно поинтересовался по телефону Адам Миллер. — Тем более что вам никуда лететь не надо, мы сами приедем к вам. И кстати, на премьере ожидаются большие люди. Наверняка они захотят с вами познакомиться лично.

Этими большими людьми оказались не кто-нибудь, а мэр Нью-Йорка Фьорелло Генри Ла Гуардия, окружной прокурор Томас Дьюи и… па-бам! — глава Федерального бюро расследований Джон Эдгар Гувер! Это не считая его заместителя Клайда Толсона, который скромно топтался рядом и тактично помалкивал.

Когда в компании Уорнера и ведущих актёров фильма меня представили почётным гостям в VIP-зале "Shore Theatre", я почувствовал лёгкий дискомфорт. Особенно в момент, когда на мне задержался пристальный взгляд Гувера.

— Вы, как я понял, русский по происхождению? — поинтересовался глава всемогущего ведомства, буравя меня испытующим взглядом.

Уж не его ли люди меня пасут? Он пялится на меня с таким видом, как-будто знает обо мне нечто такое, чего я и сам не знаю. Однако я хладнокровно повторил уже ставшую традиционной легенду, мелькавшую и в журнале "Тайм".

— А откуда вы так хорошо знаете историю криминального Нью-Йорка? — не унимался Гувер.

Пришлось сослаться на книгу всё того же Осбери Герберта, о которой мне так кстати в своё время напомнил Стейнвиц.

— Хотелось бы узнать, каковы ваши политические взгляды? Демократ, республиканец? А может быть, коммунист?

Хитрый лис, только и мы не пальцем деланные.

— Ненавижу слово "политика", поэтому ни в одной из партий я не состою. Куда больше меня интересуют деньги. Вот если бы в США появилась партия бизнесменов, я бы с удовольствием пополнил её ряды.

Я невольно вздохнул с облегчением, когда внимание Гувера переключилось на исполнительницу главной роли Джоан Фонтейн. А вскоре нас пригласили в зал, рассчитанный почти на две с половиной тысячи зрителей. Авторам фильма и почётным гостям выделили весь первый ряд. Я сидел чуть правее центра, между Уорнером и кругленьким, похожим на колобка мэром Нью-Йорка, от которого за версту несло чесночной колбасой. Гувер и Толсон расположились в центре, причём от моего внимательного взгляда не укрылось, как Джон Эдгар, говоря что-то своему помощнику, не только наклонился к нему, но и положил на его колено свою ладонь. Ха, как-то всё это довольно подозрительно. Может быть, между ними кроме рабочих существуют и более доверительные отношения? Знал бы, что сведёт судьба с такими личностями — в будущем покопался бы в интернете насчёт их биографий более дотошно.

Позади нас расположились менее представительные персоны, включая потенциальных прокатчиков картины и кинокритиков с журналистами, а начиная с третьего ряда сидели обычные зрители. Охрана была, но без нужды себя не афишировала. Лишь только когда какой-то неадекватный гражданин пытался пробиться к директору ФБР с криком: "Мистер Гувер, у меня для вас есть важная информация!", появившиеся откуда-то двое крепышей быстро его скрутили и вывели через боковой коридор.

Фильм шёл без антракта, но за все два с половиной часа зал наверняка никто не покинул. Действо увлекло даже меня, человека, принявшего самое непосредственное участие в создании криминального боевика и смотревшего окончательный вариант картины вместе с Уорнером на его вилле. Зал в едином порыве охал, ахал, а в один из особо напряжённых моментов Ла Гуардия вцепился своими толстенькими пальцами в моё запястье. Я не стал вырываться, благо что мэр отпустил мою руку через полминуты, когда эпизод закончился. Да ещё и шепнул, дохнув на меня чесноком:

— Мистер Бёрд, простите меня за такую реакцию, не сдержался.

— Ничего, ничего, — тоже шепнул я в ответ, — меня ваша реакция даже порадовала. Значит, фильм цепляет за живое.

С системой "Dolby" звуковые эффекты были бы ещё мощнее, а снимай я кино в стерео — и вовсе все ахнули бы, но и без того публика находилась под впечатлением от увиденного. Как только в зале зажёгся свет, экран закрыл большой синий занавес, а на сцену выскочил какой-то суетливый товарищ, объявивший, что у зрителей есть возможность поприветствовать создателей фильма. После чего пригласил съёмочную группу подняться на сцену, что мы и сделали не без удовольствия под рукоплескания публики. Тут же откуда ни возьмись появились фоторепортёры со слепящими магниевыми вспышками системы флэш-ган. Мы раскланивались пару минут, Джоан даже удостоилась букета от какого-то молодого поклонника.

Когда вернулись в VIP-залу, глава ФБР решил высказать своё мнение относительно увиденного:

— Что ж, леди и джентльмены, вы сумели меня удивить. Фильмов подобного уровня мне раньше видеть не доводилось. Только не многовато ли крови и насилия?

Мы эту эскападу проглотили с вежливыми улыбками. Спорить с человеком, имеющим за плечами такую репутацию, было бы себе дороже. Хотя у меня и возникло желание въехать ему промеж глаз, учитывая мои знания о том, как эта гнида будет гадить СССР в будущем. Однако рано, рано пока переходить к столь решительным действиям. Но я не терял надежды, что со временем каким-нибудь чудом мне представится подобная возможность.

Из кинотеатра мы поехали в ресторан "Дельмонико" на банкет, организованный Уорнером. Гувер со своим замом и Дьюи вежливо отказались, сославшись на какие-то неотложные дела, а вот глава города решил составить нам компанию. В целом это был довольно обаятельный толстячок, на вид немного простоватый, но лишь на вид, потому что простаки такие должности не занимают. Неплохо бы с ним скорешиться, думал я, такие люди на дороге не валяются, авось когда-нибудь и пригодится. Поэтому во время банкета я старался как можно чаще улыбаться Ла Гуардия, развлекая его байками со съёмочной площадки и подталкивая к более близкому знакомству с Фонтейн, раз уж он, похоже, положил на неё глаз.

Когда посиделки перевалили экватор, на небольшой сцене, где до этого какую-то лёгкую джазовую композицию наигрывал на фортепиано одинокий тапёр, появился целый негритянский бэнд.

— Это мой небольшой подарок съёмочной группе нашего фильма, — объявил Уорнер, даже не вставая с места.

Лицо солиста и одновременно трубача показалось мне знакомым, особенно когда он белозубо улыбнулся от уха до уха. Когда же он запел своим неподражаемым хриплым баритоном, я понял, что передо мною не кто иной, как легендарный Луи Армстронг! Разве что пока ещё вряд ли такой легендарный, каким он стал в послевоенные годы, хотя на вид ему было уже где-то под сорок.