— Это правильно, — кивнул Бонанно.

В этот момент на столе затрезвонил телефон. Джозеф поднял трубку здоровой, левой рукой.

— Джо, это Фрэнки, — услышал он на том конце провода голос Фрэнка Костелло. — Я слышал, что произошло с твоими людьми. Прими мои соболезнования.

— Спасибо, Фрэнки, — поморщившись, ответил Бонанно, и покосился на своего советника. — Да, мои люди были подло убиты, это большое горе для нашей семьи.

— Правда, что это сделали русские? Уверен, ты не оставишь это без ответа. Если не против, я хотел предложить тебе свою помощь. Мои люди хорошо вооружены…

— Спасибо за предложение, Фрэнки, но мы справимся своими силами.

— Ну смотри, если что — звони. Ещё раз прими мои соболезнования.

Бросив трубку, Бонанно громко выругался.

— Костелло звонил? — спросил из своего угла Тартамелла.

— Он самый… Откуда этот ублюдок так быстро узнал эту историю? Джон, у нас что, в семье завелась крыса?

— Выясним, — просто кивнул консильери.

— Предлагал свою помощь, — усмехнулся мафиозо. — Намекает, что я слабее его. Ну ничего, скоро мы ещё посмотрим, кто чего стоит… Чёрт, если сейчас ничего не предпринять, главы семей могут подумать, что я испугался каких-то там русских. С другой стороны, очертя голову ввязываться в войну с неизвестным врагом тоже не хочется. Кто знает, насколько сильны русские… Парней уже не вернёшь, а война — это большие потери, я и я не хочу, чтобы в её результате моя армия ослабела. Пусть между главами семей и заключено перемирие, но я не хотел бы никому подставлять свою спину. Джон, что посоветуешь?

— Есть у меня одна идея, — выпустив струйку дыма, прищурился консильери. — Давай попросим Мейера Лански стать посредником между нашей семьёй и Большим Иваном, пусть договорится о встрече. Мы должны узнать, что собой представляет этот русский, насколько он силён в реальности.

— Идея неплохая, — задумчиво протянул Бонанно. — Но встреча должна пройти без лишней шумихи, чтобы остальные семьи о ней даже не догадывались.

— Само собой, — кивнул Тартамелла, — лишние свидетели здесь совершенно ни к чему.

Первые сутки после того, как итальянцы получили отпор, я провёл в тревожном ожидании в стенах ресторана. На второй день Андрей пришёл первым в семь утра, чтобы открыть своё заведение.

— Всё нормально, — успокоил я ресторатора. — Иначе на этом месте ты бы увидел кучу головёшек и гору трупов.

Вержбовского-младшего передёрнуло от такой картины, живо нарисовавшейся перед его мысленным взором, а я про себя усмехнулся. Гору трупов устроить мне было под силу только с помощью крупнокалиберного пулемёта, скорее всего, здесь бы обнаружил мои обгоревшие останки. Хотя пару-тройку врагов я бы постарался с собой прихватить, а скорее всего, просто сделал бы ноги через чёрный ход.

Но ничего такого за эту ночь не случилось, чему и я, и Андрей были несказанно рады. Мои худшие опасения не оправдались, у этого Бонанно хватило ума не устраивать сразу же бойню в ответку. А вот я на его месте, наверное, устроил бы погром, не сдержался. Имелся, правда, вариант, что этот Анджело не доехал до дома главы клана, а прикарманил "паккард" себе, но выглядело это слишком фантастично. В любом случае приехала бы вторая партия людей Бонанно, чтобы узнать, что случилось с первыми рэкетирами. Но раз никого нет, значит — взяли время на раздумья.

На второй день я отсыпался прямо в кабинете Вержбовского-младшего, устроившись на обтянутом кожей диванчике. Револьвер на всякий случай держал под рукой, а Андрея предупредил, чтобы в случае любой подозрительной движухи меня немедленно разбудил.

Но вновь обошлось без мафиозных наездов. А на третий день появился Виктор Аскольдович и первым делом поинтересовался, как всё прошло. Мол, от сына он многое знает, но лучше услышать из первых уст. Пришлось и его успокаивать, надеясь в душе, что к началу боевых действий, если таковые всё же случатся, мы успеем сколотить полноценную боевую группу. И этот вопрос мы с Вержбовским принялись решать, не откладывая в долгий ящик.

В Нью-Джерси, в казацкую станицу, отправились на личном "Форде" бывшего подполковника. В это время Нью-Джерси был далёк от того района, который был мне знаком по экскурсии будущего. Впрочем, он уже активно застраивался одноэтажными особнячками, и казачье поселение под названием станица Наумовская стояло всего в паре сотен метров от крайнего коттеджа. Ещё год — и город поглотит деревушку, смыкаясь с побережьем Атлантического океана.

— Над названием они долго не думали, — по пути сказал мне Вержбовский. — У половины казаков корни из донской станицы Наумовская, так и назвали. Кстати, потому и фамилия у атамана похожая.

Я с интересом разглядывал из окна автомобиля проплывающий мимо пейзаж. Асфальта здесь уже не было, мы пылили по просёлочной дороге, словно в самой настоящей русской глубинке. Дома с выбеленными стенами были обнесены плетёными изгородями, обвешанных сохнувшими кринками. По улице бегала мелюзга, прошла парочка баб, разодетых, словно героини "Тихого Дона". Старик с бородой до пояса сидел на лавке у изгороди, положив сухие ладони на навершие суковатой палки и подслеповато вглядываясь в проезжающую мимо машину, из-под колёс которой порскнули в разные стороны плескавшиеся в луже гуси. Встретился нам и верховой — статный усач лет 25, с лихо сдвинутой набекрень фуражкой, из-под которой торчал курчавый чуб. Он с гиканьем пронёсся мимо, нахлёстывая лошадь ногайкой.

— Фёдор, старший сын атамана, — прокомментировал Виктор Аскольдович. — На американский манер Фредди, но они тут не приемлют все эти заокеанские нововведения, стараются жить по старинке. И власти их особо не трогают, даже землю выделили. А вот и дом атамана.

Мы остановились у обнесённой всё той же плетёной изгородью обычной с виду хаты, из-за которой доносился треск мотора. Мотоцикл там, что ли? Во дворе крепкая, грудастая женщина лет 45 с убранными под платок волосами стирала в большой кадке бельё, возюкая его по стиральной доске. Мда, и впрямь прогресс сюда ещё не добрался.

При нашем появлении она прекратила работу и вытерла руки об подол.

— Доброго дня вам, Ефросинья Сергеевна!

Вержбовский приподнял шляпу, я же ограничился лёгким кивком.

— И вам не хворать, Виктор Аскольдович, — ответила женщина низким, грудным голосом. — Не иначе, к моему благоверному пожаловали?

— К нему, к Василию Антоновичу. Дома он?

— В конюшне, с лошадьми возится. Сейчас кликну…

— Не стоит, Ефросинья Сергеевна, мы сами.

Двор у атамана был большой, а конюшня в виде длинного сарая располагалась за домом. За конюшней виден был откос и далее огороды, разбитые на ровные квадраты, которые разрезала чуть петляющая просёлочная дорога.

Атаман занимался тем, что из шланга поливал зеленоглазого жеребца и тёр его бока жёсткой щёткой, а вода подавалась из колодца при помощи… бензинового насоса. Вот и источник загадочного звука. Всё ж таки присутствует здесь в каком-то виде цивилизация. Да и телефонный аппарат наверняка в доме стоит, упоминал же Вержбовский, что созванивался с атаманом.

— А-а, господин Вержбовский, — приветствовал знакомого Науменко. — А это кто с вами?

— Это тот самый Ефим Николаевич Сорокин, о котором я вам рассказывал. И он уже успел отличиться, в одиночку расправившись с группой итальянцев, которые пришли требовать с моего сына деньги.

— Прям-таки и расправился? — прищурился атаман.

— На глазах у Андрея, — подтвердил Вержбовский. — Без единого выстрела, четверых уложил только с помощью ножа.

В этот момент я чувствовал себя как вещь, к которой один приценивается, а второй расхваливает.

— Хм, дельный, видно, хлопец.

И протянул мне руку. Рукопожатие его было на редкость крепким, несмотря на то, что Науменко выглядел неказисто. Он словно решил проверить, как справится гость. А гость оказался не робкого десятка, и в свою очередь сдавил кисть оппонента так, что у того на лбу выступила испарина. Вержбовский, глядя на нас со стороны, откровенно забавлялся.