— Не сдержался. Крепитесь, шеф.

— А куда я денусь? — пробурчал он. — Так, ладно, давайте к сути. Первый прыжок у вас — на южную ось. Она — самая посещаемая, флюидные коридоры стабильны. Промежуточная посадка, думаю, не понадобится. А дальше — как повезёт. Вспоминайте, что было на занятиях, и используйте. Всё получится.

Преподаватели вылезли из машины. Варгас пожал мне руку, а леди Гленна, склонившись к Хильде, чуть приобняла её и сказала:

— Удачи.

Они отошли на несколько шагов, встали на другой стороне дороги. Я посмотрел на Хильду. Та взяла лист с пометками, переключила тумблер, взялась за джойстик, и на экране перед ней замерцала координатная сетка. Флюид вокруг заструился, но пока осторожно, будто примериваясь.

Прошло несколько секунд. Хильда напряжённо закусила губу, отвела на мгновение взгляд от экрана. Я сказал тихо:

— Не спеши. У нас вагон времени.

Она покосилась на меня хмуро, но поняла, что я не пытаюсь её поддеть, и кивнула:

— Да, Тимофей. Спасибо.

Прикрыв глаза, она снова взялась за джойстик. И вот теперь флюид завихрился по-настоящему, заплясал с предвкушением, наполнился ароматами. Здесь был и запах степи, знакомый по тренировкам, и солоноватая нотка морского бриза, и терпкий смолистый дух, и что-то ещё, неопределимое сразу, но вызывающее у меня ассоциации с дальними краями и странствиями.

Короткая дрожь прошла по корпусу машины — та будто встрепенулась, стряхивая с себя маскировку. Но и ретро-дизайн не вернулся тоже. Внешние очертания сглаживались во что-то стремительное. Надвинулась крыша, стёкла вокруг намёрзли, как лёд, только без узоров, кристально-чистые. Руль преобразился в штурвал. Позади нас, негромко лязгнув, выдвинулась мачта, раскинулись горизонтальные перекладины.

Рукоятки штурвала удобно легли в ладони. Повинуясь командам, машина оторвалась от асфальта. В вихре флюида я ощущал её по-другому. Мой разум встроился в управляющий контур, интуиция помогала точнее уловить курс, проложенный Хильдой; воображение звало вдаль. Колёса под днищем сдвинулись, втянулись в пазы.

Мы поднялись на несколько метров. Несущих плоскостей не было — нас поддерживал в полёте не воздух, а неосязаемый флюидный поток, как бы странно это ни прозвучало для моего технического мировоззрения.

Я развернул машину в горизонтальной плоскости — внизу мелькнули преподаватели, провожающие нас взглядами. Потянув штурвал на себя, я задал положительный тангаж — нос аэрокара немного задрался вверх. Рычаг, который в автомобильном режиме переключал передачи, теперь напрямую регулировал скорость. Я сдвинул его вперёд.

Машина рванулась ввысь.

Движение было быстрым, но плавным — интуитивно, через флюид, я задавал параметры ускорения. Приблизились облака, разрозненные и лёгкие, как тополиный пух. Я выровнял машину, направил её горизонтально.

— Как же красиво! — сказала Хильда.

Москва раскинулась внизу, распахнулась вширь, залитая солнцем. Пыльные ленты улиц с машинами-муравьями, зелёная пена скверов, кубики новостроек с окнами-блёстками. В отдалении торчал шпиль Останкинской телебашни.

— Никогда не летала? — спросил я.

— Нет. Ты ведь знаешь, у нас на севере нет таких аппаратов.

— Тогда держись!

Я вновь положил ладонь на рычаг. Скоростной режим сейчас, впрочем, был лишь сопутствующим фактором. И какой-либо кнопки, чтобы нажать её и перескочить на другую ось, под рукой тоже не имелось. Всё было замкнуто на нас с Хильдой.

Она ещё раз глянула на экран, сосредоточиваясь:

— Маршрут зафиксировала.

Парус затрепетал золотистым сполохом, впитывая солнечный свет. Предчувствие неизведанного накрыло меня, как несколько дней назад на мосту, наполнило звенящим восторгом. Даль позвала, и я откликнулся без сомнений, сдвинув рычаг вперёд до упора.

Пейзаж под нами размазался, превратился в цветные полосы, параллельные курсу. И облака вверху растянулись так же, исполосовали небо сливочной белизной по синему фону. Голова слегка закружилась на секунду-другую, но это было единственным неприятным эффектом. Ускорение я ощущал умозрительно — перегрузка не вдавливала нас в кресла.

Штурманский экран подёрнулся рябью, скрывшей оси-лучи. Лишь зеленоватая точка мерцала блёкло в пункте прибытия, как светлячок в тумане.

Наш экипаж ушёл в свой первый прыжок.

— Ура, — провозгласил я, — вспорхнула птичка. Всё по твоим расчётам, заметь. Поздравляю, товарищ штурман.

— Спасибо. Я волновалась, но вспомнила тренировки.

— Долго теперь колбаситься?

— По моим ощущениям — приблизительно полчаса.

— Ну, значит, подождём.

Некоторое время мы с Хильдой сидели молча. Пауза становилась неловкой. Я вытащил телефон, чтобы погонять какую-нибудь простенькую игрушку.

Но так и не погонял — решил поберечь заряд на тот случай, если понадобится, к примеру, сделать видеозапись или нащёлкать фото. Батарея и так уже разрядилась довольно сильно. Я отключил мобильник и с сожалением спрятал его в карман.

— Тимофей, — сказала напарница, — раз уж мы с тобой теперь в паре, нам следует, по-моему, выработать новую линию поведения по отношению друг к другу. Мне не хотелось бы, чтобы между нами копилось взаимное напряжение. Оно не только повредит делу, но и доставит нам неудобство.

— Хильда, твой лексикон меня иногда пугает. Ты как аристократка воспитывалась или как психоаналитик?

— Пожалуйста, оставь свои шутки. Давай обсудим серьёзно. Мне кажется, мы неправильно себя повели в прошедшие дни. Ты был… гм… слишком раскован, я слишком высокомерна. Это издержки наших культур. Сейчас я готова первая принести извинения. Прошу не держать на меня обиды.

— Окей, — пожал я плечами, — и ты меня извини.

Она растерялась — не ожидала, видимо, такой краткости, настроившись на подробный, мозговыносящий разбор.

Пейзаж перед нами преображался, как полуабстрактная акварель, по которой лениво водили кистью. Полосы перекрашивались, их ширина менялась. На земле преобладающий тон уходил то в зелень, то в желтизну. На небе проскальзывала предгрозовая серость, но затем опять исчезала.

Картина понемногу приелась, и я стал любоваться ножками Хильды, гладенькими и длинными. Она заметила это, но недовольства не выказала — восприняла, похоже, как нечто само собой разумеющееся.

Прошло ещё несколько минут.

— В общем, слушай, — сказал я. — И правда — теперь уже молчать глупо. А я как раз думал, с кем можно посоветоваться. Это я насчёт твоего рисунка. Будешь смеяться, но он мне ночью приснился. Причём в динамике, с новыми деталями. Не хотел тебе капать на мозги, но вдруг это важно? Я же в подобных тонкостях — ни бум-бум.

Она посмотрела на меня с удивлением:

— Приснился с подробностями? Да, это неожиданно. И может иметь значение. Расскажи, пожалуйста, если сочтёшь возможным.

— Почему нет? Там на скале трое мужиков тащили сундук. А я как будто подглядывал. Их лысый главарь взял ключ, но потом забеспокоился, оглянулся. Глаза у него оказались, как у змеюки. Жёлтые, с вертикальным зрачком. Я прифигел и проснулся. Тебе это о чём-нибудь говорит?

Подумав, она ответила:

— Нет, про людей со змеиным глазом я ничего не слышала. А что за сундук?

Я добросовестно попытался припомнить. Рассказал и про двух носильщиков, и про рельеф скалы. Добавил в конце:

— По-моему, это реальная сцена, что-то из прошлого. Вроде и ничего особенного, но ощущение неприятное.

— Да, согласна. Надо подумать. Если сон повторится, расскажешь мне, хорошо?

— Ага.

Мы вновь замолчали, однако пауза в этот раз продлилась недолго. Хильда прислушалась к своим ощущениям и сказала:

— Кажется, прибываем.

— В штатном режиме? — уточнил я. — Долетели туда, куда собирались?

— Да, на южную ось. Нам тут всего одну посылку забрать. Точнее, письмо.

Машину мягко тряхнуло. Рычаг, которым я полчаса назад закрепил прыжок, сдвинулся назад с негромким щелчком, из крайнего положения в среднее. Рябь исчезла с радара, восстановились координатные оси. Размытая «акварель» за окнами превратилась в нормальный, чёткий пейзаж, который открылся нам с высоты птичьего полёта.