– Вот как зад медвежий проход-то закроет, как на тебя двинется… – азартно продолжал Донгар, – …тут ты пальцем… – Донгар снова предъявил палец, – прямо ему в зад – тык! Медведь палец у себя в заду почует, замрет и… Помрет на месте! – выдохнул он и уставился на Хадамаху восторженно выкаченными глазами. Палец – страшное оружие охотника – так и торчал у Хадамахи перед носом, как немая угроза.

– Не надо палец в зад, – слабо-слабо всхлипнул Хадамаха. – Я лучше прямо так на месте помру!

– Почему? – доверчиво поинтересовался Донгар.

– Палец у тебя больно грязный, – валясь от хохота на скамью, выдавил Хадамаха.

Донгар критически повертел охаянный палец перед глазами и пробубнил:

– Можно подумать – у медведя зад чище! Ежели неправда, так и скажи! Смеяться-то зачем?

Хадамаха свалился со скамьи.

– Вы сейчас у меня оба на месте помрете! – люто прошипела Аякчан, и на скрюченных пальцах у нее заплясали синие искры. – Нашли время для шуток, когда Хакмар там, может быть…

– Надо было мне в храм пойти, однако, – немедленно меняя обиженное выражение лица на привычное виноватое, вздохнул Донгар.

– Ну и что бы ты там сказал? – немедленно взъелась на него Аякчан. – Ты только с духами говорить умеешь да еще вот… с медведями! А с людьми двух слов связать не можешь.

– Был бы тут Хакмар, сказал бы: да разве жрицы – люди? – неожиданно выступил Черный.

Аякчан поглядела на него изумленно – будто лавка под ней вдруг начала непочтительность к Храму демонстрировать! – но с темы себя сбить не позволила:

– Хакмара тут нет! Он там, в храме! А если догадаются, что он никакой не стражник? А если ваш Содани ему не поверит? Почему туда должен был идти Хакмар?

– Потому что Хадамаху знают, а я умею только с медведями разговаривать, – ответил Черный, и была на его тощей физиономии такая серьезность и кротость, что при всем желании заподозрить его в насмешке не получалось.

– Могла я пойти. Жрицу бы точно не заподозрили! – звонко шлепая босыми пятками по утрамбованному полу, Аякчан меряла комнату игроков нервными шагами.

Напоминать, что именно на нее выдан Храмовый указ, Хадамаха не стал. Не по злобе бесится девчонка (во всяком случае, сейчас).

– Нравится он тебе сильно, да, Аякчан? – пряча глаза, тихо спросил Донгар.

Аякчан повернулась к нему так стремительно, что плотно стянутый хвост голубых волос за ней не поспел – разлетелся, как брызги над ручьем, прочерчивая в воздухе четкую дугу. Глаза ее моментально приняли треугольную форму и налились сапфировым блеском, топя зрачок в сплошном сиянии.

– А тебе ч-ш-што за дело? – прошипела девчонка, и между губ у нее снова проглянул раздвоенный язык. – Все забыть не може-ш-шь, что я твоя небесная жена?

Хадамаха завертел головой, поглядывая то на одного, то на другую. Отношения у этих троих позапутаннее, чем даже в модных нынче долгих сказаниях-олонхо, от которых так млела его бабушка! Сказания порой тянулись по нескольку Дней, и бабушка исправно отправлялась за очередной новой песней – в последнее время их стали называть сериями. А учитывая, что на каждой площади тянул свой сказитель, старушки-любительницы только и шмыгали от одного к другому, порой сбиваясь в кучки, чтобы обсудить захватывающий факт, что «она его полюбила, а он оказался ее родным братом!». Стражники шалели – шмыгающие и обсуждающие старушки затрудняли уличное движение, а порой даже напрочь останавливали торговлю. Хадамаха с дядей были исключением – им сериалы нравились. Самое спокойное время в их доме!

– Отойди от меня подальше и даже подходить не смей! – продолжала шипеть Аякчан. – Есть у тебя твоя стойбищная Нямка, вот и проваливай к ней!

– Она не стойбищная! – вдруг заорал Донгар так, что казалось, сломанная игровая площадка затряслась, качаясь на уцелевших опорах, а Аякчан застыла с открытым ртом, глядя на разбушевавшегося Черного. – А если и стойбищная, все равно она лучше, чем такая ведьма-албасы, как ты! Может, она Голубым огнем и не повелевает, зато и не пилит никого, как артель лесорубов! Может, у нее мама не Уот Огненная, а всего-то лесной дух мис-не, зато… зато… – Донгар явно сбился, отыскивая преимущества обычного лесного духа над верхним. Отыскал. – Зато она мне нравится, ясно? – выпалил он. – Нямка, в смысле, а не мама ее! А тебя я что, за косы держу? Бери своего Хакмара и провались с ним хоть в Нижний мир! С папой Эрликом его познакомь! Если Хакмар, конечно, согласится, ты, девочка-пила!

– Нужен он мне, твой Хакмар! – неуверенно возмутилась Аякчан, все еще ошеломленная неожиданным нападением обычно тихого Черного.

– Пускать не будем? – невозмутимо поинтересовался Хадамаха. – Потому как вон он идет.

Толкаясь плечами, Аякчан и Донгар немедленно кинулись к мутному окошку. Направляясь прямо к домику игроков, шагал молодой стражник в новенькой синей храмовой куртке с языками Пламени на спине и груди.

Хадамаха невольно восхитился – умеют эти южане себя держать! В походке стражника была уверенность и спокойная озабоченная деловитость. Он шагал вперед, даже не оглядываясь на следующего за ним крупного мужчину с недовольной физиономией. Мужик ворчал, бурчал, оглядывался, но тащился, как привязанный на невидимой веревочке.

– А ты говорила – Содани не поверит! – с неприкрытым торжеством в голосе пробормотал черный шаман.

Девчонка только фыркнула:

– Прячемся!

Хадамаха двинулся к дверям, собираясь встать у притолоки так, чтобы распахнувшаяся дверь хоть немного прикрыла его… но Аякчан схватила его за руку и просто шагнула вперед – прямо на деревянные шкафчики, в которых раньше игроки хранили одежду.

Голова у Хадамахи закружилась…

Он стоял на том же самом месте – в игровой комнате. По самые уши в шкафчике. Его руки и плечи торчали сквозь деревянные стенки, а ноги наполовину ушли в сырой пол. Под сапогами захлюпало. Прямо сквозь комнату игроков – выныривая из-под закрытой двери и вновь исчезая за противоположной стеной – текла Великая река. Сам домик казался призрачным, нереальным, как слепленным из ошметков клубящейся по берегам Реки серой мглы. Только расставленные шаманом курильницы светились яркими цветными пятнами. Хадамаха готов был поставить собственную шкуру против гнилого клыка – любой, кто войдет, увидит комнату игроков абсолютно пустой! В лучшей засаде ему еще сидеть не доводилось!

Хадамаха принялся стаскивать с себя куртку и сапоги – золотокосая чинила, не годится снова рвать-то! Торчащая из соседнего призрачного шкафчика голова Аякчан повернулась к нему. Подозрительно косясь на черного шамана, девчонка прошептала:

– Хадамаха! Ты ведь нас раньше не знал, значит, можешь честно сказать… – Она замялась и, наконец решившись, выпалила: – Я что, и правда похожа на артель лесорубов?

Нашла о чем думать, когда загонщик вот-вот приведет в их засаду непростую, опасную добычу!

– Нет, – сквозь зубы раздраженно процедил Хадамаха и, увидев, как торжество проступает на лице Аякчан, мстительно добавил: – Фигурой – совершенно не похожа!

– Да я тебя не о том спрашиваю! – разозлилась маленькая жрица.

– Знаю я, о чем ты меня спрашиваешь! – не дослушав, перебил он – все-таки не всегда на пользу, когда тебя считают чурбаном! – Я даже ответил уже – просто тебе мой ответ не нравится!

– Неправильно сейчас болтать-то! – строго одернул их Черный. – Дело надо делать!

Проступающая сквозь непрозрачные черные воды Реки дверь отворилась – и в комнату шагнул переодетый храмовым стражником Хакмар.

– Не понимаю, что за спешка! – Содани встал перед распахнутой дверью, но входить не спешил. – Вытащили меня из храма, не дали собраться…

– Я вас столько дожидался, что за это время можно было и собраться, и отобедать, – властно оборвал его Хакмар. Голос его звучал совсем как у взрослого, да и выглядел мальчишка не на свои тринадцать, а скорей как собственный старший брат.