– Покорнейше благодарим достославных жриц за заботу! За то, что они это… ну, развивают… и еще сохраняют… это… наше наследие… древнее боевое искусство сивирских богатырей… – мучительно вспоминая обрывки речи их тойона перед городскими богатеями, пробормотал Хадамаха.

– Кому оно надо, ваше боевое искусство, в эпоху Огненных шаров! – фыркнула жрица. – Нам просто нравится смотреть игру! Жрицы Голубого огня получают все, что им нравится – пока в один прекрасный и очень яркий День Голубой огонь не получает их самих! – с горькой усмешкой закончила она. – Слыхал небось – для жриц кладбищ не бывает! – Она вдруг остановилась и уставилась на Хадамаху недобрыми глазами, в которых отчетливо вспыхивали сапфировые искры. – Поэтому если ты испортишь мне удовольствие отыскать нового игрока… – на каждом слове тыча ему в грудь тоненьким пальчиком, отчеканила она. – Если окажется, что ты не так хорош, как прикидываешься… я тебя испепелю, понял? Пошел! – резко распахивая маленькую, почти невидимую на фоне ледяной стены дверцу, скомандовала жрица.

Низко пригнув голову, Хадамаха переступил невысокий порожек – и тихо охнул, не сумев сдержать изумленный возглас. Он стоял на краю самой настоящей медной игровой площадки, разве что маленькой, да еще вместо обычного темного Ночного неба над ней смыкался молочно-белый ледяной купол зала.

– Так это вот большое, которое в дверь не пролазит, – и есть ваша находка, госпожа жрица? – раздался насмешливый голос, и, оглянувшись, Хадамаха увидел Содани.

Свиток 10,

где мужчины меряются силой и ловкостью владения каменным мячом и разносят все вдребезги

– Я тоже в эту дверь не пролезаю, – гулко, как каменная осыпь по горному склону, пророкотал Богдапки. Прислонившийся к краю медной площадки Кремень-старик вблизи еще больше походил на старый утес, каким-то шаманством научившийся двигаться и говорить. – А мальчика я в игре видел – хороший мальчик! Умненький – меня, старика, надул. – Богдапки усмехнулся в седые усы. – Эй, я тебя тогда не сильно придавил?

– Не-е, – расплываясь в дурацкой улыбке, протянул Хадамаха. – Это ж честь какая – когда сам Богдапки валится! – и после недолгой паузы добавил: – На тебя…

– А когда сам Содани вылетает – еще большая? – недобро выдохнул Содани, продолжая размашисто перебрасывать с руки на руку каменную гирю. Руки его равномерно сгибались и разгибались, пот катил по лицу, капая на голую мускулистую грудь под распахнутым меховым халатом.

Гирька не велика, прикинул Хадамаха, ему самому таких надо штуки четыре – если жонглировать. А если качаться – так полную авоську. На фоне могучего Богдапки Содани выглядел хрупким, как мальчишка. Только вот лучшим игроком Дня был именно он…

Содани натужно опустил гирю на пол и выпрямился, двигаясь легко и изящно, как танцор. В его движениях не было ничего общего ни с грозной медлительностью Богдапки, ни с неуклюжей стремительностью самого Хадамахи. Скользящий шаг – и лучший игрок в каменный мяч очутился перед Хадамахой, утирая лицо шитым полотенцем и без стеснения разглядывая мальчишку в упор. Хадамаха восторженно уставился на Содани в ответ.

– Умненький, говоришь, – тихонько фыркая, повторил Содани.

– Тойон городской команды его очень хвалит, – торопливо сказала жрица, невольным жестом кладя Хадамахе руку на плечо. Словно стараясь защитить мальчишку от презрительно-недобрых глаз великого игрока.

Содани скользнул по ней равнодушным взглядом, как по пустому месту, и отвернулся. Жрица потерянно уставилась ему в спину, не веря, что это именно ее только что так высокомерно проигнорировали.

– Ты всерьез хочешь доказать мне, что успехи этого таежного дурня на прошлой игре не случайны? – вальяжно усевшись на единственную зрительскую скамью и беря ожидающую его на столике чашу с кумысом, спросил Содани. Обращался он только к Богдапки, будто никого другого тут и не было.

– Мелковат ты, Содани, для моих доказательств, – разглядывая собственные кулаки – каждый размером с хороший валун, – добродушно рокотнул Богдапки. – Попробуем – узнаем, на что мальчик способен.

– Попробуем? – глядя на возвышающегося над ним Богдапки так же недобро, как недавно на Хадамаху, процедил Содани и слизнул с верхней губы кумысные усы. – А давай попробуем! – неожиданно согласился он и, насмешливо прищурившись, поглядел на Хадамаху. – Ну что, хороший игрок из лесу, умный мальчик из тайги, не забоишься со мной один на один? Как древние богатыри?

– Нет-нет! – тут же запротестовала жрица. – Мальчик совсем неопытный, у него была только одна игра, он не сможет…

– А кто не может, тем в храмовой команде не место, – даже не удостоив жрицу взглядом, безучастно обронил Содани. – И нечего сюда таскаться – только время отнимать! – Тон великого игрока недвусмысленно намекал, что в число «таскающихся» входит не только Хадамаха, но и сама жрица.

Наверное, впервые за всю ее жизнь к жрице обращались подобным образом! Она покраснела, пятна на щеках заполыхали, как валящийся с небес Алый огонь. Потом разом побледнела до голубизны, почти сравнявшись с цветом собственных волос. Хадамаха невольно попятился от Содани – гореть сейчас гордецу Синим пламенем!

– Но я думала… Его попробует кто-нибудь другой… – растерянно пролепетала жрица. – А вы же… – она преданно заглянула в лицо игроку и восторженным полушепотом выдохнула: – Сам Содани! Против вас у мальчика ни единого шанса…

Содани высокомерно усмехнулся, будто жрицы, прыгающие вокруг него, как соскучившиеся псы вокруг хозяина, были для него делом привычным.

– Я сказал! – королевским тоном отчеканил он, горделиво встряхивая короткой стильной косой.

– Вы не нервничайте, госпожа жрица! – стягивая стражницкую куртку с плеч, расплылся в ухмылке Хадамаха. – Не обидит меня господин Содани!

– Ты так уверен, парень? – издевательски протянул Содани.

– Да как башкой об сосну! – восторженно заверил его Хадамаха и полез на площадку, оставив Содани мучительно выискивать смысл этой загадочной фразы.

Медь под ногами тихо загудела. Хадамаха долго и счастливо вздохнул – от звука поющей меди ему всегда становилось весело и в груди появлялось что-то вроде легкого сверкающего комочка, брызжущего азартными колючими искорками. Хадамаха повернулся, привычно сгибая колени для устойчивости, и принялся терпеливо ждать, пока Содани закончит выпендриваться.

А Содани не торопился. Отхлебнул кумыс, изучая торчащего на площадке Хадамаху поверх края чаши, как придирчивый покупатель не слишком глянувшегося ему пса: дрянь животинка, но на пару ездок сгодится. Наконец с усталым вздохом – как же все достало! – поставил чашу. Медленно поднялся, небрежным движением плеча скинув меховой халат. Лениво выбрал один из горки каменных мячей и, стремительным прыжком взвившись над площадкой, со звонким медным гулом приземлился на край. Замер в картинной позе, перекатывая мяч с руки на руку.

Хадамаха невольно вздохнул. Действует же, особенно на девчонок! Вон, даже жрица – вроде бы она Хадамаху привела и ему должна победы желать, а все равно глядит на Содани, как обшаманенная. А ведь наверняка не дура, раз живая до сих пор, дуры при Голубом огне дольше одного-двух Дней не живут! И что особенно обидно, выпендриваться так могут только некрупные красавчики, вроде Содани, или… или того скуластого парня, что Пыу серебрушку у ворот кинул. Хадамаха печально оглядел свои похожие на столбы ноги и здоровенные ручищи, представил, как он вроде Содани… и чуть не застонал от стыда. Обсмеют, как есть обсмеют!

– Что, мальчик, жалеешь уже, что вылез? – насмешливо спросил Содани. – Может, сбежишь, пока не поздно?

– Да куда ж? – наивно оглядывая небольшую тренировочную площадку, удивился Хадамаха. – Тут и не разбежишься!

– Тогда лови! – не повышая голоса, сказал Содани и запустил камень в голову Хадамахе.

Парень увернулся, подставляя ладони. Рывок влетевшего ему в руки мяча едва не сорвал его с площадки. Ого! – балансируя на краю, с трудом перевел дух Хадамаха. Содани как-то слишком легко управлялся с мячом!