— Я? Я… товарищ… по работе… У меня к нему важный разговор. Деловое предложение. Срочное… На миллион долларов…
— Ему уже некуда торопиться. И деньги не нужны. А вы, наверное, не в курсе?
— Не в курсе чего? — произнес я, прикидывая возможный расклад развития событий. В тюрьму посадили? Инфаркт? Авария? — С ним что-то случилось?
— Да… Он умер и уже давно. Еще в ноябре прошлого года. Странно, что коллега по работе об этом не знает.
— Меня не было в России. Затяжная командировка, — оправдывался я. — А что с ним произошло?
— Подставили партнеры. Разорили до нитки. Самоубийство. Напился… и повесился. На бельевой веревке. У нас на даче. Вы извините… Мне тяжело об этом говорить. Не знаю, зачем я сегодня включила его телефон… — всхлипывая, говорила женщина.
— Соболезную… — выдавил я и нажал на кнопку завершения вызова. Беспардонно пытать дальше жену Евгения Петровича не хотелось.
Ничего не понимаю! Он же подвозил меня в аэропорт. Тогда, когда мы с Леной летали в первый раз в Париж. Я не мог ошибиться… Мистика… Неужели что-то происходит не так, как было в прошлый раз? Хотя… Пора бы привыкнуть и ничему не удивляться.
Дурацких идей в голове больше не появлялось. Я вызвал первое попавшееся в телефоне такси.
Створки с мерзейшим скрежетом сомкнулись, и лифт ухнул вниз в бетонную пропасть. Он оживил заскучавший вестибулярный аппарат и даровал легкое головокружение. Уши заложило. Двигался лифт быстрее, чем теоретически должен был. Но, несмотря ни на что, он все равно остановился в положенном месте. «Железный монстр» разверзнул пасть на уровне первого этажа и выкатив склизкий рулон языка.
Расслабленные внутренности подкатились к горлу. Так ведь когда-то может и не успеть затормозить… Хорошо если буфера установлены и исправны, а если…
Слегка пошатывающейся походкой я выбрался из лифта и отправился на морозную снежную улицу. Там меня ждала новая неприятная нежданность.
Подъездная площадка была забита людьми в черной одежде. На серых лицах — печаль, уныние и скорбь…
Молчаливая толпа стояла вокруг стоящего на двух табуретках гроба, как каменные изваяния. Крышка его была наглухо заколочена гвоздями. Лишь изредка тишину разрывали надрывный плач и нервные стоны пожилой женщины. Она роняла «сухие» слезы на ярко-красную ткань, припав на колени к гробу. Ох и не люблю я эти мероприятия!
Я озадаченно осмотрелся вокруг и скоро обнаружил человека, который мог мне хоть что-то рассказать. Бородатый, статный мужчина… Он переминался с ноги на ногу и посматривал на стрелки наручных часов. Видимо, мужик, как, собственно, и я, оказался в ловушке похорон. Прервать процесс проходом сквозь убитую горем толпу он не рискнул.
— Кого хоронят? — спросил я мужчины. Он обернулся, и я его узнал. Добродушный сосед Леня из квартиры напротив.
— Здорово, Ветров! — тут же откликнулся он, протягивая крепкую раскрасневшуюся от мороза руку. — Девчонка с пятого… Ее вроде звали… Надя… Симпатичная такая… Да. Точно Надя…
Вот ведь хрень! Это же Наденька, которая заходила ко мне за солью… Как же несправедлива жизнь…
— Вот черт! Она же еще юная… А гроб почему закрытый? Что случилось?
— Не думаю, что кому-то это зрелище будет по душе… — печально произнес бородатый, взглянув на «деревянный тулуп» девушки. — От ее тела ничего не осталось… Сначала «дикий» металл» с лицом покуражился. Затем пламя. Ты что новости не смотришь? Битва титанов… Авария на пересечении Куйбышева с Московской. С недельку назад где-то…
— Авария, где «КамАЗ» с «Мерседесом» столкнулся? — уточнил я, расширив глаза. — Она пассажирка? Жесть…
— Да. Нелепая смерть… Ей бы еще жить да жить… Они с прокурором вроде как к свадьбе готовились. Он даже с женой вроде развелся. А тут такое…
— М-да… У судьбы явно были другие планы…
— И ведь не поспоришь с ней Ветров… С судьбой-то… Не отмотаешь время назад… — пугающе проникновенно произнес сосед, вглядываясь мне зачем-то в глаза.
Странный у меня сосед. Какими-то загадками заговорил…
Автомобиль долетел до пункта назначения почти мгновенно. Каких-то два с половиной часа беззаботного безделья с разглядыванием зимних пейзажей, чередующихся с вековой черной грязью промышленных агломераций. И вот мы уже на месте. Держать машину с включенным счетчиком не было никакого смысла. Загадывать наперед о продолжительности беседы я не стал. Слишком уж глупая это была затея!
Я рассчитался с водителем. Пожелал удачной дороги и вышел навстречу полузабытым воспоминаниям.
До боли знакомое здание… Все тот же мрачный вид. Угрюмый и навевающий тоску цвет плитки на стенах, ассоциирующийся с закисшим болотом. Все тот же отвратительный запах медицинских препаратов, смешанный со зловонием страхов пациентов и тонким привкусом безумия. Та же выцветшая и потрескавшаяся вывеска, пугающая не внешним видом, а внутренним кричащим содержимым. Пляшущие буквы, выстраивающиеся в сознании в стройный ряд… «Психиатрическая больница?7 города Нижнего Тагила»… Ничего не изменилось. Как будто время здесь остановило свой ход. Точно это было вчера. Ну, максимум позавчера…
Стены с облупившейся краской и проплешинами штукатурки, зияющие, словно рубцы от сибирской язвы. Разбитые деревянные лавки в приемном покое с искривившимися тонкими ножками, как у жертв концлагерей. Устрашающие лохмотья паутины, свисающие с хрустальной люстры с одинокой лампочкой. Она горела в полнакала на последнем издыхании. Мутные стекла окон, через которые даже солнечный свет проникать не желал. Хмурые неприветливые медсестры пенсионного возраста. В серых застиранных халатах, которые явно были ровесниками их владелиц. Заповедник концентрированной грусти и тоски…
Даже отпечаток ботинка на входной двери главврача так и не оттерли. Достопримечательность в микромасштабе…
— Добрый день! Можно войти? — спросил я, постучав несколько раз в дверь и приотворив ее на ширину ладони.
— Входите-входите! — послышался грубый властный голос мужчины с акцентом жителя высокогорий.
Нехороший кабинет. И воздух затхлый…
— Здравствуйте, Сергей Борисович! — поприветствовал я хозяина. — Я к вам по одному щепетильному вопросу.
Главврач сидел в кожаном кресле за современным столом. В кабинете чувствовалась атмосфера рабочего беспорядка: кипа бумаг, всевозможных банок-склянок и прочей ерунды.
Сергей Борисович — личность яркая и многогранная. Широкоплечий, в меру низкорослый, но с правильно и грамотно сложенной фигурой. Тело его, вероятно, повидало за свою жизнь десятки сотен тонн металла тренажеров и тысячи километров беговых дорожек. В белоснежном халате и медицинском колпаке на голове. В руках он перебирал четки. Нос с горбинкой. Густые брови. Крошечные глаза почти черного цвета, бегающие из стороны в сторону. Глупые овальные очки. И фамилия для внешности вполне соответствующая — Джавахишвили. Кого-то он мне напоминал, но вот кого?
За ним вроде даже ученая степень доктора наук числилась. Темы его трудов, а особенно их содержимое не были постижимы ни тогда, ни сейчас. Разобраться в докторской с пугающим названием: «Клинико-биологические корреляции в системе оценки прогредиентности этнического шизофренизма европеоидов нордической расы» — для меня нереально. Я вот только название запомнить осилил…
— Слушаю вас внимательно, товарищ, — произнес доктор-мозгоправ, наливая темную жидкость из бутылки с надписью «Hennessy» в дымящуюся кофейную кружку. — К сожалению, не знаю, как вас по имени-отчеству… Кофе с коньяком изволите?
Вернее, уж коньяк с кофе, подумал я, оценивая заполняемый объем кружки по количеству смачных бульков. Соотношение никак не меньше чем один к трем. А он не изменил своим привычкам, несмотря на больную печень.
— Спасибо, конечно, но я воздержусь, пожалуй.
— Ну, как скажете. Было бы предложено, — сказал он и сделал большой глоток. — Тогда давайте не будем тянуть кота за хвост. Присаживайтесь и переходите к целям вашего визита. Вы же ко мне не как к «старому незнакомому другу» пришли на встречу?
