Юноша сразу же узнал этот пугающий взгляд. Совсем недавно он был спрятан за тонированными стеклами автомобиля. Теперь он видел его вживую, в полуметре от себя.
— Ты любишь фрукты?
— Да…
— А родителей и бабушку?
— Да…
— А себя?
— Да…
— Ты можешь мне верить или не верить… — прикасаясь руками к волосам паренька, бормотал он, задавая странные вопросы.
Окружающее Максима пространство теперь стекалось ручьями перемешанных красок в большие немигающие глаза мужчины, словно в воронку водоворота. Объекты превращались в бесцветных призраков и постепенно исчезали.
Движения безжизненных губ полковника то ускорялись, то замедлялись. Они подчинялись импульсам сопротивляющегося времени. Ведь оно сжималось, словно в тисках, под гнетом слов темного человека.
— Когда будет полная луна…
Парень видел теперь только глаза, разрисованные жирными кровавыми капиллярами. Он почти перестал различать сумбурную речь, хватая лишь обрывки бессмысленных фраз…
— … без жалости… последний… детей… тридцать… себе…
— Один, два, три…
— Зачем ты считаешь, Максим? — ворвалась фраза в непроглядный туман обреченного сознания юноши.
— Вы просили тридцать, я считаю…
— Прекрати и запоминай! Ты можешь доверять мне или не доверять… Должен…
Время умерло… Еще совсем молодым… Мир ограничивался теперь контуром пульсирующего черного зрачка, сжимающегося в точку.
Душераздирающий крик с неимоверным усилием вырвался из окаменевших губ Максима, разломив их на кусочки… Пульс времени дернулся, и реальность развернулась вновь…
Эта была другая реальность… Холодная… Бездушная…
Все в этом неправильном безумном мире состояло изо льда. Автомобили, квадратные коробки домов, даже идеально ровная мебель в одинаковых комнатах, виднеющаяся через прозрачную толщу стен. На ледяных столах лежали мерзлые столовые приборы, в застывших вазах стояли холодные букеты роз. На стенах висели ледышки в виде картин, а в детских кроватках спали безразличные ледяные игрушки. Хрустальные деревья подпирали небесный купол гладкими стволами и тоскливо звенели стеклянными листочками. Этот мир — воплощение вселенской гармонии, совершенство… Он не обладал недостатками нашей действительности. В нем не было избытка, и ничего не хотелось к нему прибавить или отнять…
Но именно этим он все больше устрашал Максима. Он видел мертвый мир… Без эмоций… Без живых существ… Без людей…
Юноша уже тоже в полной мере не человек. Холод пронзил насквозь и добрался до самого сердца, превращая его в кусок льда, такой же, как и все вокруг. Перед ним стоял прозрачный человек — проекция полковника из привычного мира. И он по-прежнему шевелил губами, выбрасывая хитросплетения неразборчивых слов.
Но существовало и важное отличие, которое нельзя было не заметить. Крупный орел восседал на его согнутой в локте руке, терзая ее острыми когтями. Он сверлил парня взглядом, убивая непокорную волю.
Только небо не подчинялось законам гармонии этого мира и не стало кристальным, как лед. Оно было мрачным от дикой печали. Затянутое черными, словно печная сажа, тучами, насыщенными всплесками электрических разрядов. Такое знакомое, бесконечно родное…
Максим смотрел в беспредельные небеса и чувствовал их нестерпимую боль. Горячая слеза скользнула по ледяному лицу и сиганула вниз. Упала на землю замороженной каплей, ударившись со звоном хрустальных бокалов. Это были не его слезы. Каплями концентрированной грусти рыдало небо. И еще одна горячая слеза… И еще… Но до земли долетали лишь куски бесчувственного льда.
Ему нестерпимо захотелось освободиться от всего. Сжать пушистую и несовершенную свободу в руках, прижать к сердцу. Хотелось воспарить в небеса и тоже одарить их свободой. Всепоглощающей свободой…
И еще одна слеза… И еще…
Неукротимый огонь в его сердце вспыхнул с новой силой, разрушая корку льда и растапливая все вокруг. Потекшее лицо стеклянного человека исказилось гримасой ужаса и непонимания, а орел метнулся в неправильное для него небо.
«Я снова живой… Теперь это будет мой мир… — с воодушевлением подумал Максим. — Нужно разрушить царство мертвого льда».
И юноша понесся, словно огненное торнадо, сметая все на пути. Он падал и поднимался, отламывая ледяные куски промерзшей кожи на руках и ногах. Кровавый след тянулся за его спиной, раскрашивая согретую землю в цвет, противоречащий совершенству. Слишком много для одного человека, и слишком мало для целой планеты.
… Взлетевшая птица с быстротой, сравнимой со скоростью болида на треке, упала камнем вниз и вонзила когти в спину Максима. Острые, словно стальные клинки. Орел бил размашистыми крыльями и отрывал твердым клювом куски окровавленной плоти. С каждым ударом он все ближе подбирался к огненному сердцу…
Сил у парня не хватало даже для того, чтобы ползти. Еще один удар, и сердце затрепетало в ненасытной глотке орла. Мгновенье — и оно стало куском льда…
«Не подавился… А так хотелось… Все…»
Максим перевернулся на спину. Он лежал в луже рубиновой крови и смотрел на небосвод, прекрасней которого не было ничего на свете. Стеклянный человек с птицей на руке приблизился к нему, вновь пронзая холодом.
«Они же ухмыляются… И орел, и полковник… Презрительно… Довольно…»
Беспощадный удар стеклянным ботинком по замороженной голове, и она разлетелась в клочья, вместе с остатками мыслей.
Теперь уже точно все… Вакуум…
Юноша снова стоял в темной подворотне. Не было ни холодного льда, ни ужасной стеклянной птицы, ни темного человека. Над головой простиралось приветливое голубое поднебесье.
«Может, мне все привиделось? — размышлял паренек, озираясь. — Что говорил полковник? Я не помню ни одного его слова. Наверняка у меня солнечный удар. Или нервное потрясение. Ведь такое возможно?»
Максим решил поскорее все забыть и никому не рассказывать. Он искренне верил в то, что это был лишь сон, и он больше не повторится.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОЕЗД ЯРОСТИ
Чудные видения мелькают перед глазами, словно некто включил потрескивающий проектор с затертой черно-белой хроникой военных лет. Прошлое, настоящее или будущее. Невозможно понять… Кажется, что все это длится вечность и одновременно ни мгновения. Как будто время кануло в небытие.
Немного мысленных усилий, кинопленка замедляется, и мешанина картинок превращается в осмысленный сюжет. Но то, что вижу перед собой, мне не нравится. Оно пробуждает страх.
Повсюду руины города призрака. Обломки бетона, обгорелые доски, осколки стекла, ржавые клыки арматуры и прочий хлам. Воздух до отказа заполнен смрадом разлагающейся плоти. Каждый вдох дается с трудом. Чувствую: еще немного, и меня вывернет наизнанку.
К своду небес, на котором проглядывается огрызок луны, устремляется черный дым от искореженных скелетов машин. Непобедимые танки, грозные вертолеты, сверхбыстрые самолеты и что-то еще… Гигантское и величественное, как скала. Оно валяется вдалеке, вонзившись носом в тело планеты. В сверкающем хромированным блеском корпусе зияет здоровенная дыра. Из нее, словно кишки из вспоротого брюха, свисают кабеля, трубы и струи расплавленного металла.
Странник Млечного Пути. Вроде бы так это «что-то» именуют… Скудные обрывки информации о названии — все, что выплюнуло подсознание. Щедрость, к сожалению, это ни к нему…
Откуда она появилась? Кто ее создал? Для чего? Что уничтожило эту кажущуюся неубиваемой махину? Даже представить сложно… И вообще, куда я, мать вашу, попал?
В ответ на мой немой вопрос — лишь стук…
Тук-тук… Тук-тук…
Оборачиваюсь на звук и… Меня охватывает ужас… Жуть… Вижу мерзких демонов, покрытых густой шерстью пепельного цвета. Бесы в экстазе отбивают копытами чечетку под звуки шаманского бубна. Прямо на полированных до блеска человеческих черепах, сваленных возле ярко пылающего в ночи кострища. Мне даже померещилось, что в прожорливых языках пламени горят души грешников.