Пахло дымом и разлитым соусом. Громко, с обидой в голосе постанывал юбиляр. Невидимый пожар опалил ему кисть. За неимением медикаментов ограничились тем, что смазали ожог сливочным маслом и перебинтовали разорванной на полосы оконной занавеской. С огнем так или иначе справились, хотя последствия оказались более чем плачевные. Под ногами и на столе хлюпала вода, очутившиеся на полу остатки трапезы, размокнув, образовали подобие болотистой кашицы. В эту самую кашицу кто-то постоянно вставал или того гаже садился. Впрочем, худшее было позади. Огонь потушили, и Марковский строго-настрого запретил дальнейшее использование зажигалок со спичками. С его же почина все население вагона добровольно освободило карманы от курева.

– Все будет возвращено, – убеждал он. – Тотчас по прибытии.

– Куда, извиняюсь, прибытии?

– На тот свет, приятель. Куда же еще?

– Ну и шуточки у вас!..

– Но насчет сигарет это, конечно, перебор. Хоть какое развлечение в этой темени.

– А потом снова будем наощупь тушить? Нет, уж спасибо! Я больше бегать с чайниками и кружками не буду. Итак не вагон, а свинарник уже!

– Вам-то какая разница? Все равно ничего не видно.

– Сейчас не видно, потом увидим.

– Оптимист… Надо же!..

– Послушайте, у меня предложение. Скажем, раз в несколько часов выдавать по сигаретке и организованно выходить в тамбур. Там все-таки железо кругом, ну и поможем друг другу, если что.

– Поддерживаю! Любые запреты – не от ума. Тут, может, всех радостей и осталось, как выкурить по последней…

– Начальству, мужики, виднее, – гудел Семен.

Обернувшись туда, где по его мнению находился Марковский, Федор Фомич проникновенно произнес:

– Мне кажется, есть более насущные вопросы. Кто-то предлагал разведать ближайшие, так сказать, окрестности. Так, может, обсудим предложение?

– Верно, а не разводить сигаретный треп!

– Кому треп, а кому нет…

– Все! Проехали! Поговорим о другом, – инициативу взял в руки Марковский. – Итак, задача простецкая: двое мужчин пробуют добраться до головы поезда, двое отправятся к хвосту. По дороге будем расспрашивать о случившемся всех, кого встретим.

– Кто-то еще собирался открыть окна…

– С этим пока воздержимся. Конец света, возможно, еще не наступил, но рисковать не будем.

– Надо бы проверить съестные запасы.

– И воду!..

– Вполне разумно. Просьба к нашим милым официантам заняться этим. Дима, ты слышишь?

– Слышу-то слышу, только как я потом буду отчитываться?

– Ты что, сбрендил?

– Люди, можно сказать, на краю гибели, а он тут копейки считает!..

– Дима, не зли народ! – прогнусавил Семен.

– Ладно, ладно, раскудахтались. Надо заняться – займусь.

– Вот и отлично! А теперь о разведчиках. Нас тут одиннадцать человек. Четверо отправятся в путь, семеро, таким образом, останутся в ресторане. Пять женщин и двое мужчин.

– Не двое, а один. Юбиляр – не в счет, так как раньше завтрашнего утра он не проснется.

– Вероятно. В таком случае, Дмитрий, останешься за старшего. Все наши дамы переходят под твое начало. Попробуйте навести здесь порядок, ну и проведите учет продуктов. Может статься, что едоков прибавится.

– Это еще с какой стати?

– А с такой, что вагон-ресторан обслуживает целый состав. Или ты забыл, где работаешь?

– Почему же, помню. Но чего ради разыгрывать героев? Никто не знает, сколько все это продлиться. В таких ситуациях – каждый сам за себя.

– Что ж, если ты такой умный-разумный, посоветуй своим буфетчицам высвистнуть всех нас из ресторана.

– Зачем же так сразу? Вы-то здесь с самого начала – и за обед праздничный вперед уплатили. Все законно!

– Нет, не законно, милый мой! Потому что кому-то всегда может быть хуже, и прежде всего мы – люди, соображаешь? Вот и постараемся вести себя по-людски.

Кто-то, отыскав во мгле руку Федора Фомича, с чувством пожал. Должно быть, его спутали с оратором.

– Словом, вопрос решен, – Марковский глухо прокашлялся. – Я, если не возражаете, отправлюсь с вами, Федор Фомич.

– Конечно, конечно…

– Пройдем к голове поезда, попытаемся разыскать кого-нибудь из машинистов. Наверняка они знают больше.

– Минуточку! А с кем же идти мне?

– С кем, с кем?… Со мной, – в сипотце пришлого Семена звучало довольство.

– Но надо, вероятно, решить вопрос о старшинстве?

– Так ли это необходимо? Вас всего двое.

– Командуй, Альберт, чего там!

– Дело в том, что я, некоторым образом, не Альберт, а Павел Константинович…

– Ну вот, а я Семен!

Федор Фомич расслышал, как Марковский усмехнулся.

– Значит, договорились?

– Вроде да…

– Когда вас ждать обратно?

Это интересовалась Аллочка. Со слезами она уже справилась, и молодой голосок ее почти не дрожал.

– Разумный вопрос, – Марковский машинально взглянул на кисть и чертыхнулся. – Думаю, в полчаса уложимся. Если не произойдет нечто непредвиденное.

– Вот-вот! Может, имеет смысл забаррикадироваться?

– Пожалуй, не стоит. Закройтесь. Этого будет достаточно. Нас узнаете по голосу.

– Ну, а если подойдут чужие?

– Смотря кто чужие!

– Верно, чужие чужим рознь. Если кто-то нуждается в помощи, мы не в праве отказывать. Мда… В общем дело у вас здесь есть, занимайтесь им и не думайте о пустяках.

– Пустяки-то пустяки, но если встретите вдруг бригадира, не мешало бы у него проконсультироваться. Насчет питания и так далее. Все-таки он у нас бригадир, и директор, и профсоюзный вожак.

– Это ради бога! Если встретим, обязательно спросим. А, возможно, и сюда приведем.

С барабанным грохотом поезд пронзал тьму. Длинная металлическая змея, проглотившая сотни людей, тонны пестрого багажа, уложенного в сумки, рюкзаки, портфели и кейсы. В одном из вагонов многосуставчатого содрогающегося тела лежали в объятиях двое.

Женщина забылась в коротком сне, мужчина бодрствовал. Глядя прямо перед собой, он рассеяно улыбался и время от времени прикасался к собственному носу, как бы убеждаясь в реальности происходящего. Ни мгла, ни стрелки любимых ручных часов не светились, но это его ничуть не смущало. Незачем видеть то, что видеть неприятно. Тем более, что примерное местоположение поезда он себе представлял. Скоро могли начаться ужасные места, а посему выглядывать в окна простым смертным настоятельно не рекомендовалось. Не всякую реальность можно переварить. Для пассажиров рокового поезда проще было НЕ ВИДЕТЬ. Да и сам он не слишком возражал против всеобщей слепоты. Как ни крути, скуку заточения удалось развеять, и темнота превратила его в принца, явившись естественным обрамлением царственного образа. По-настоящему ВЗРОСЛЫМИ взрослые ощущают себя только рядом с детьми. Так было сейчас и с ним. Затюканный на съезде коллегами, он вновь возвращал себе утраченную уверенность. Слова произносились с силой, убеждавшей его самого, голос, суховатый и скучный, приоделся в бархат, в рокочущее благородство. Верно говорят, что люди не довольствуются одной логикой. Явь – это день, и, как правило, – суховата. Поэтому лучшие из сказок рассказываются всегда ночью. Звездное безъязыкое небо готово аплодировать любой фантазии. Да и сами люди, лишенные угрозы дневного разоблачения, меняются, уподобляясь детям. Поддатливыми лепестками разум и слух раскрываются, впитывая то, что не усваивается в светлое время суток…

В дверь осторожно постучали. Носатый принц приподнялся. Не было никаких сомнений, что в коридоре кто-то находится. Он чуть прищурился. Нет, это всего-навсего люди. Не Варгумы и не Лападанды, страна которых простиралась за окном. Двое блуждающих по вагонам мужчин… Опасаясь, что женщина может проснуться, носатый принц описал рукой в воздухе призрачный полукруг. Идиллии тем и славятся, что хрупки и не вечны. Их следует опекать. От шума и вторжения. Паутина, протянувшаяся над спальной полкой, оградила их от стука посторонних. Точнее сказать, ЕЕ оградила, – «Гамлет», разумеется, продолжал слышать все.